Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр - Страница 8

Мы вернулись в кабинет отца. Пыльный, безмолвный, пропитанный запахом отчаяния. Рассказ Тихона всё ещё звенел у меня в ушах, но одно дело — слышать историю, и совсем другое — видеть сухие, безжалостные факты. Мой разум требовал данных, а не эмоций.

— Книга, Тихон, — сказал я, и мой голос в тишине кабинета прозвучал неожиданно твёрдо. — Ты говорил про долговую книгу. Я должен её увидеть.

Старик вздрогнул, словно я попросил его принести из подвала череп его покойного хозяина. На его лице отразился суеверный ужас.

— Господин, не надо… Ничего, кроме горя, в ней нет. Ваш батюшка над ней ночи напролёт сидел, только чернел лицом. Проклятая она…

— Тем более я должен её видеть, — настойчиво повторил я. — Я должен знать точный масштаб бедствия.

Тихон понял, что спорить бесполезно. Сгорбившись, он подошёл к массивному отцовскому столу. Поколебался секунду, а затем отодвинул тяжёлое кресло, опустился на колени и с кряхтением поднял одну из половиц. Под ней оказалась неглубокая ниша, выложенная камнем. Оттуда он извлёк её.

Книгу.

Он протянул её мне двумя руками, как нечто опасное, радиоактивное. Я взял её. Она была тяжёлой. Кожа на обложке потрескалась от времени и сухости, на углах истёрлась до основания, обнажая деревянную доску. Тиснёный герб рода Волконских — волчья голова и два перекрещенных молота — был почти неразличим. От книги пахло пылью, старой кожей и чем-то неуловимо печальным, как от давно покинутого дома. Это был не просто бухгалтерский журнал. Это был артефакт упадка. Надгробие целого рода.

— Я… я пойду, господин, — прошептал Тихон. — Дела по хозяйству…

Он не мог вынести даже вида этой книги. Он поклонился и тихо вышел, оставив меня наедине с призраками прошлого. Я сел за отцовский стол, положил перед собой этот фолиант и приготовился проводить финансовый аудит нашего семейного апокалипсиса.

Я открыл книгу. Первые страницы были плотными, чуть пожелтевшими, и были исписаны твёрдым, убористым, почти каллиграфическим почерком. Чернила, хоть и выцвели за десятилетия, всё ещё были легко читаемы. Вверху каждой страницы, как заголовок, стояло имя: «Боярин Волкон Волконский». Мой дед.

Я начал читать, и передо мной развернулась история процветающего, успешного предприятия.

Приход:

«Два парадных меча для личной гвардии Великого Князя Святозара — 50 золотых».

«Комплект из трёх охотничьих ножей с рукоятями из оленьего рога для боярина Воронцова — 8 золотых».

«Кованые решётки для окон новой городской ратуши, по чертежам столичного зодчего — 15 золотых».

«Дюжина наконечников для стрел, сталь калёная, для княжеской псарни — 1 золотой».

Записи шли одна за другой. Заказы от высшей знати, от богатых купцов, от городской казны. Мой дед не разменивался на мелочи. Он работал в премиум-сегменте.

Расход:

Расходы тоже говорили о многом.

«Закупка шведского железа, два пуда, у ганзейских купцов — 10 золотых».

«Новая кожа воловья для больших мехов в кузнице — 2 золотых».

«Оплата двух подмастерьев, Ивана и Прохора, за месяц работы — 1 золотой».

«Закупка букового угля, десять мешков — 3 золотых».

Я читал это не как историю. Я читал это как бизнес-отчёт.

«Так, что мы имеем? — размышлял я, листая страницы. — Дед был не просто гениальным мастером. Он был чертовски хорошим генеральным директором. Чётко определил целевую аудиторию и нишу — дорогие, высококачественные изделия для элиты. Инвестировал в лучшие импортные материалы и расширение производственных мощностей. Управлял персоналом. Судя по соотношению доходов и расходов, маржа прибыли была превосходной. Это было не просто ремесло. Это было высокодоходное, вертикально интегрированное предприятие. Браво, дед. Пятёрка по экономике».

Примерно на середине книги всё изменилось. Изменился почерк. На смену чёткому и уверенному письму деда пришёл другой — размашистый, с щегольскими завитушками, но какой-то нервный, неровный почерк моего отца, Демьяна. И вместе с почерком изменилось всё остальное.

Я начал методично, страница за страницей, отслеживать это медленное пике в пропасть.

Сначала изменились расходы. Статьи «закупка материалов» и «оплата подмастерьев» стали появляться всё реже. Зато появились новые.

«Пир в честь именин боярыни Елены, моей супруги — 15 золотых».

«Покупка нового жеребца арабских кровей у заезжих купцов — 20 золотых».

«Новое шёлковое платье для супруги из столицы — 5 золотых».

«Неэффективное расходование средств, — диагностировал я. — Резкий рост непроизводственных, имиджевых затрат. Он пытался казаться богатым, а не быть им. Он тратил прибыль на поддержание статуса, а не на реинвестирование в бизнес. Классическая ошибка стартапа, который слишком рано поверил в свой успех».

Одновременно менялась и графа «Приход». Премиальные заказы исчезли. Видимо, качество изделий отца не дотягивало до уровня деда. Их место заняли мелкие, случайные подработки.

«Починка лемеха для старосты деревни — 5 серебряных».

«Заточка трёх кухонных ножей для трактирщика „Кривая кобыла“ — 2 серебряных».

«Новый засов на ворота соседу — 10 медяков».

Бизнес стремительно деградировал от элитного производства до дешёвой ремонтной мастерской.

А потом появилась она. Первая запись, сделанная дрожащей рукой: «Взял в долг у боярина Игната Медведева десять золотых до весны под „божеский“ процент».

Я увидел, как этот маленький, мутный ручеёк долга превращается в полноводную, грязную реку. Суммы росли. Появлялись новые записи, одна отчаяннее другой. «Взял ещё двадцать золотых у Медведева, чтобы отдать старый долг».

«Долговая спираль, — констатировал я. — Он пытался заткнуть дыру в бюджете новыми кредитами. Гасил проценты по старым займам, беря новые. Финансовая пирамида, построенная на одном человеке. Фатальная ошибка управления».

Затем началось самое печальное. Распродажа наследия.

«Продана серебряная посуда из приданого Елены — 10 золотых».

«Продана библиотека деда, все книги в кожаных переплётах — 25 золотых».

«Проданы драгоценности боярыни Елены — 15 золотых».

Я буквально видел, как пустеют комнаты нашего дома. Это уже не было похоже на бизнес-отчёт. Это была история медленной, мучительной агонии, задокументированная в цифрах. И, несмотря на весь мой цинизм, я почувствовал укол жалости к этому человеку, моему новому отцу. К человеку, которого раздавило наследие его гениального родителя.

Я дошёл до последних страниц. Здесь почерк снова сменился. Он стал холодным, бездушным, юридически выверенным. Это уже не были записи. Это был официальный документ, договор, переписанный в книгу. Договор займа между «боярином Демьяном, сыном Волкона, из рода Волконских» и «боярином Игнатом, сыном Микулы, из рода Медведевых».

Сумма, указанная в договоре, заставила меня присвистнуть. Она объединяла все предыдущие долги и добавляла к ним новые, с какими-то совершенно драконовскими, ростовщическими процентами. Цель займа: «на закупку материалов и обеспечение работ для создания шедеврального меча для представления на Великом Княжеском турнире».

Я читал дальше, и волосы на моей голове, которой я пока не обзавёлся, начали шевелиться. Пункт о залоге. Он был прописан чётко и безжалостно.

«В случае невозврата полной суммы долга в указанный срок, в полную и безраздельную собственность боярина Медведева переходит всё движимое и недвижимое имущество рода Волконских, включая боярскую усадьбу со всеми постройками, прилегающие земли и кузницу».

Всё. Подчистую.

И последняя строка. Дата окончательного возврата долга. Она была назначена ровно через месяц после дня семнадцатилетия наследника, Всеволода Волконского. То есть, на следующий день после того самого Испытания Совершеннолетия.

В этот момент вся картина сложилась в моей голове. Это была не просто серия неудач и плохих решений. Это была гениально разыгранная, многолетняя партия. Медведев не просто давал в долг. Он инвестировал в банкротство. Долг был лишь юридическим основанием.