Прекрасная месть (ЛП) - Райт Кения - Страница 5

Я зевнул:

– Что показывает трекер на моем отце?

После смерти матери в прошлом году я волновался за отца. Он выглядел так, будто был на грани самоубийства. Я подарил ему золотой и серебряный медальон-крестик с моей фотографией внутри. Однако на обратной стороне был спрятан крошечный трекер, чтобы следить за его перемещениями.

Чен достал телефон и посмотрел на экран:

– По трекеру дядя Лео засел в старой гостинице рядом с Чайнатауном в Глори. Уже несколько минут там.

– Тогда сначала заедем туда и убьем его.

Чен нервно поерзал на сиденье.

Как и его отец Сон, Чен был моим заместителем – Депутатом Хозяина Горы, и выглядел как классический мужчина Восточного Парадайз: синий костюм, синий галстук.

Он свято чтил старые традиции Востока. Быстрое и чистое убийство. Без показухи. Без крови. Без психопатии. Только мгновенная, окончательная смерть. Никаких пуль, никаких пистолетов, гранат или бомб. Лишь острое лезвие, которое разрубает все конфликты.

Выпить или закурить за компанию он мог, но настоящую, неподдельную радость ему приносили всего две вещи – изучение алхимии и его нелепая одержимость Hello Kitty.

Чен обернулся и посмотрел на меня с беспокойством:

– У нас проблемы.

– Какие?

– Поступили сообщения, что тетя Сьюзи и тетя Мин взяли вертолет.

Я закатил глаза.

– Они летят в Глори.

Я усмехнулся:

– Им бы лучше вернуться к своим основным хобби – дворцовым сплетням и чаю с алкоголем.

– Дядя Лео их брат…

– И все равно они не смогут его спасти.

Чен тяжело вздохнул:

– Ты точно хочешь убить своего отца?

Я сверкнул глазами:

– Он мне больше не отец.

Чен возразил:

– Он все еще твой отец, Лэй.

– Когда он убил Шанель, он отрезал последний кусочек любви, что у меня к нему оставался.

Чен бросил взгляд на Дака, будто надеялся, что тот вмешается.

Умный парень, Дак даже не взглянул в ответ.

Сегодня он собрал свои серебристые волосы в узел на макушке.

Дак был моим Красным Полюсом – военным командиром. Когда начиналась война, он отвечал за оборону и нападение.

Чен прочистил горло:

– Я тоже любил Шанель, но думаю, что дядя Лео верил, будто спасает тебя.

Я зарычал:

– Как он мог так думать?

– После смерти твоей матери дядя Лео ушел из криминального мира. Он нашел религию. Он стал слугой Бога.

Я нахмурился и посмотрел в окно:

– И ты думаешь, что убийство Шанель было его долгом перед Богом?

– Твой отец хотел, чтобы ты покинул Синдикат и завязал с преступной жизнью…

– С жизнью, в которую он сам меня втянул, – я резко повернулся к нему. – С жизнью, что навязали мне еще до того, как я научился, блядь, ходить.

В детстве у меня были другие мечты. Я хотел стать художником. Я любил рисовать.

Однажды, когда мне было десять, я ускользнул с тренировки, спрятался за особняком и нарисовал картину. Я думал, если сумею создать самый красивый, самый лучший портрет мамы и его, он поймет, что я не создан для трона Востока или для участия в церемонии посвящения.

Он же должен был понять. Отец тоже любил искусство. Он был лучшим живым художником, которого я знал.

Но он нашел меня. И, не задумываясь, швырнул картину в сторону, с размаху впечатал меня, десятилетнего, в землю, а потом так сильно наступил на мои руки, что я месяц не мог держать кисть, вилку, карандаш – вообще ничего.

Но уже на следующий день я должен был явиться в зал и продолжить тренировки с переломанными руками. Спарринг и лазанье, стрельба на полигоне за домом, бесконечные часы ударов по деревянному манекену.

Я должен был стать его чемпионом. Я должен был уничтожить Тридцать Шестых и забрать его корону.

Так прошло все мое детство. За несколько часов до школы, еще до рассвета, я обязан был вставать, пробегать пять миль, а потом прыгать через скакалку тридцать минут. И каждый день он стоял рядом, следил, орал, когда я сбавлял темп, и неизменно выражал разочарование.

И что теперь? Зачем ты заставил меня пройти через все это, только чтобы в итоге уничтожить?

Смерть Шанель разорвала каждую клетку моего тела. Мне уже никогда не оправиться. Я до сих пор не пережил потерю матери.

А теперь…

Глаза жгло от ужаса и боли.

Я потер их.

Эту неделю я мучился без Шанель. Мне следовало сразу поехать за отцом в Глори, но я не мог покинуть Парадайз… или, скорее, не мог оставить Шанель. Не мог уйти слишком далеко.

Я был уничтожен.

Сломан.

Разбит.

Настолько, что пробрался на Запад, вломился в Serenity Funeral Home и забрал тело Шанель. Это был единственный способ покинуть Парадайз, отправиться на охоту за отцом и отомстить за ее смерть. Теперь ее тело лежало в гробу в фургоне, который ехал позади Эскалада².

По крайней мере, так она все еще со мной.

Перед отъездом я поручил своим кузенам, Фэнгэ и Болину, управлять Востоком, пока меня нет.

Фэнгэ был моим Мастером Курильницы³. Логично оставить его за главного. Он и так управлял операциями Четырех Тузов.

Болин служил мне Авангардом⁴ – личной охраной и помощником. Он проследит, чтобы никто не усомнился в авторитете Фэнгэ и не проявил нелояльность.

Да какая разница? После смерти моего отца Восток погрузится в хаос. Они меня не простят. И мне плевать. Я больше не хочу править. Я даже жить не хочу…

Чен прочистил горло, выдернув меня из мыслей:

– Дак… может, ты хочешь вставить какое-нибудь… полезное замечание для Лэя или, может… духовный совет?

– Не-а. – Дак полировал меч.

Чен тяжело вздохнул:

– Ну хоть что-то добавь, брат.

Дак кивнул:

– Ну… мне вот интересно, сколько еще тело Шанель будет ехать за нами в фургоне?

Чен застонал:

– Давайте разбираться с одной проблемой за раз.

Дак пожал плечами:

– Я все равно считаю, что это приоритет. Запад уже объявил, что через несколько дней состоятся двойные похороны для Ромео и Шанель.

У меня внутри что-то оборвалось.

– Неважно, Дак, – сказал Чен. – Лэй, я думаю, что тебе стоит поручить Димитрию или Марсело разобраться с твоим отцом. Пусть они его убьют. Так будет лучше для всех.

– Ты знаешь, что он значит для Востока. Если его убьет кто-то другой – это война. Им будет плевать на мои слова. Голубые Фонари поднимутся и взбунтуются.

– Ага. – Дак кивнул. – Это чистая правда.

Чен нахмурился:

– А вот теперь ты вдруг заговорил?

Дак пожал плечами:

– Я согласен, что убить дядю Лео может только кто-то с Востока. Иначе начнется война.

– Ладно, хорошо. – Чен махнул рукой. – Тогда пусть это буду я или Дак. Только не ты, Лэй.

– Я не могу. – Дак покачал головой. – Для меня дядя Лео – бог. Я никогда не смогу его убить.

– Мне больше нравилось, когда ты молчал. – Чен развернулся на сиденье и посмотрел на меня с грустной улыбкой. – Дядя Лео любит тебя. Если бы Шанель была жива, ты бы никогда не покинул Синдикат. В ее жилах текла кровь Запада. Она жила по законам оружия. Он убил ее, чтобы ты смог уйти…

– Это не ему было решать.

– И все же, я хочу сделать это за тебя. – Чен протянул руку через сиденье, раскрывая ладонь. – Доставай нож. Я клянусь Кровавой Клятвой, что разберусь с этим.

На Востоке, если мужчина считал, что с кем-то обошлись несправедливо, он давал за него Кровавую Клятву. Он клялся убить любого врага вместо него. Клятву закрепляли тем, что оба рассекали ладони и смешивали кровь. Враг должен был быть мертв к тому моменту, как заживет рана.

В зависимости от глубины пореза на это уходило неделя или две.

Если к этому сроку враг все еще был жив, человек, давший клятву, считался провалившим слово и обязан был покончить с собой прямо перед тем, кому поклялся.

Чен тяжело вздохнул:

– Прошу, Лэй.

Я зарычал:

– Убери руку.

– Серьезно, убери, братан, – покачал головой Дак. – Ты бы не смог убить дядю Лео даже если бы он был пьяным, спал и лежал в кровати со сломанными ребрами.