Прекрасная месть (ЛП) - Райт Кения - Страница 35

В его голосе зазвучала смертельная угроза:

– Ты не посмеешь опозорить меня таким образом. Будь осторожен, сынок.

– Ты не имеешь права решать, как тебе умереть!

– Разрешены приемы из любых стилей ушу – тайцзи, шаолинь, вин-чун и прочих.

– Ты тратишь слова впустую...

– Броски, заломы суставов, приемы на удержание – все допустимо. Но удары по противнику, лежащему на земле, запрещены. Разумеется... бой закончится, когда один из нас умрет.

Я с трудом сглотнул.

– Надеюсь, умру я. С тех пор как умерла твоя мать, я давно ищу для себя такую смерть...

– Тогда просто приди ко мне и умри!

– Как и во всем в жизни, ты должен это заслужить. Я ведь не просто так отдал тебе свой трон, и смерть свою тоже не подарю. Понимаешь?

– Понимаю, – я кивнул. – А теперь позволь мне объяснить кое-что тебе.

– И что же?

– Я этого не сделаю, – я склонил голову набок. – Помни: я сын своего отца. Психопат и упрямый до безумия.

– Лэй, не пытайся идти против меня.

– Ты сдохнешь задолго до того, как пройдет восемь дней. И это будет не после пышного пира и не от какого-то легендарного меча. Это будет посреди грязной улицы или в какой-нибудь паршивой гостинице, где ты сейчас прячешься. И убью тебя не мистическим клинком, а пулями. Не будет никаких торжественных историй для Востока, никаких великих сказаний о твоем наследии. Все будет тихо, убого и никому не запомнится.

– Не испытывай меня, Лэй.

– А что ты сделаешь? Убьешь любовь всей моей жизни?

– Есть и другие, кого ты любишь. Они тоже могут умереть.

– Ты не тронешь Дака или Чена...

– Конечно нет. Они моя кровь. А вот Дима – нет. Кстати, у меня уже готов прекрасный парик и желтое платьице, чтобы нарядить его мертвое тело.

На этих словах он бросил трубку.

Что? Дима?

Меня прошиб холодный пот.

Ты не посмеешь...

Размышляя о следующих ходах отца, я уставился на открывавшийся передо мной вид.

Солнце медленно заливало теплым золотым светом город Глори. Скоро оно должно было сесть.

Только не Дима. Я больше не могу никого потерять...

Подо мной раскинулся настоящий лабиринт узких улиц. Дороги, сплетенные в яркую мозаику, гудели непрерывным потоком машин и прохожих. До меня доносился хаотичный оркестр из автомобильных сигналов, перемешанный со смехом и разговорами людей.

С этого роскошного балкона я был не просто сторонним наблюдателем, я чувствовал себя частью живой, бурлящей энергии Глори.

Но... все это больше не имело значения.

Блядь.

Вздохнув, я сунул телефон Моник в карман, достал свой и набрал номер Димы.

Он ответил еще до того, как звонок успел прозвучать до конца:

– Ты закончил...

– Утрой охрану и добавь еще людей к той журналистке, с которой ты трахаешься.

Дима тяжело вздохнул:

– Ее зовут Роуз, и мы делаем гораздо больше, чем просто трахаемся.

– Ты вообще понял, что я тебе сказал, Дима?

– Понял. Я даже записал это в блокнот.

– Отлично. Теперь запиши туда, что мой отец угрожает тебе смертью.

– Окей, – он замолчал. На другом конце послышался звук скрипящего карандаша.

Я поднял брови:

– Дима?

– Подожди, я все еще записываю.

Я закатил глаза:

– Без шуток. Мне нужно, чтобы ты отнесся к этому очень серьезно.

– Да я серьезно. Сказал же: я все записал.

Я вздохнул:

– Он хочет показать мне, что его нельзя недооценивать. И он может использовать тебя, чтобы заставить меня сделать то, что ему нужно.

– И что ему нужно?

– Званый ужин и битва при лунном свете между ним и мной.

– А меня на вечеринку пригласят?

– Что? Нет! Он хочет тебя убить, Дима. Я не хочу, чтобы ты приближался к этому.

– А кто приглашен?

– А что? Завидуешь списку гостей?

– Я просто пытаюсь понять, зачем Лео вообще нужна эта вечеринка.

– А, – я замолчал на секунду. – Он хочет, чтобы там были мои тети, дяди и, скорее всего, все наши люди.

– Интересно. А бой между вами будет как-то зафиксирован?

– Он хочет пригласить фотографа.

– Очень интересно.

– Почему?

– Это станет великой легендой для Востока. Если ты победишь, это еще сильнее закрепит твою власть.

– Почему ты так думаешь?

– Вместо того чтобы просто притащить тело Лео обратно на Восток без объяснений, легенда будет гласить, что Лэй так сильно любил свой народ, что, когда его отец сошел с ума и погряз во тьме, он пролил кровь...

– Я не собираюсь сражаться с ним по его правилам. Но даже если бы и сразился, его смерть была бы не ради людей и не ради Востока. Она была бы ради Шанель и Ромео.

– Но Восток увидит это совсем иначе. И, возможно, это принесет покой душе Лео, – снова послышался скрип пера на его конце. – Может, он считает, что одно из незавершенных дел в его жизни, оставить тебя в наилучшем и почетнейшем положении на Востоке.

– Ничего у него не выйдет.

– Нет?

– Я просто убью его.

– Как?

– Любым способом.

– И тебе нужна моя помощь?

– Нужна.

– Что я должен сделать, Лэй?

– Останься в живых.

Я отключил телефон и пошел обратно.

Когда я вошел в номер, меня накрыло ощущение пустоты. Я опустил взгляд на лежащие на полу наручники.

Нет.

Нервы заиграли.

Где Моник?

Я сжал кулаки у боков, борясь с желанием закричать ее имя. Из ванной донесся характерный скрип,кто-то поворачивал кран.

Ааа.

Я поднял брови, подошел к наручникам, поднял их с пола и направился к ванной.

Следом раздался гул, поток воды ударил о дно душевой кабины, как ливень по жестяной крыше.

Она моется?

Я остановился у двери.

Она в порядке? Может, ей что-то нужно?

Я знал, что должен был просто подождать, пока она сама выйдет. Но... мне нужно было убедиться, что с ней все хорошо. Только так я мог унять свой страх.

После потери Ромео и Шанель весь мир казался перекошенным.

Я не мог допустить, чтобы еще кто-то умер.

Я повернул ручку.

Дверь скрипнула и приоткрылась.

Я сразу заметил валяющуюся на полу кофту с Печенькой, залитую кровью. Под ней лежали ее джинсы.

Разумеется. Она не захотела больше носить одежду, испачканную кровью отца.

Эхо капель усилилось, превратившись в ровный барабанный гул.

Я должен уйти.

Но вместо этого я остался стоять в дверях и, дюйм за дюймом, поднял взгляд к душевой.

Стекло душа окутал густой туман, размыв четкие очертания Моник. И все же... я различал изгибы ее тела, соблазнительный силуэт, растворенный в пару.

В груди кольнула вина, когда я вторгся в ее личное пространство.

Но тело кричало другое – снять одежду, зайти к ней в душ и на ощупь изучить каждую обнаженную линию ее тела.

Что ты творишь? Уходи.

Но я так и не смог заставить себя оторваться.

А что меня ждало в номере? Только сидеть и снова тонуть в горе по Шанель. Или еще хуже, сидеть и ломать голову, как выследить и убить отца.

Ни один из вариантов не заставил меня уйти.

Сглотнув, я еще немного задержал взгляд на Моник, ее тело расплывалось в клубах пара. Я видел, как намыленная вода стекала по изгибам ее груди, по тонкой линии бедер.

У меня сорвался глухой стон.

Хватит. Уходи.

С усилием оторвавшись, я тихо прикрыл дверь, отступил назад и уставился на нее.

Зачем я это сделал?

Вздохнув, я покачал головой, будто мог таким образом стереть этот момент из памяти.

Может быть, Моник оказала на меня более глубокое влияние, чем я думал?

Или же я просто схожу с ума от горя по Шанель?

Больше всего… Оставляя Моник рядом, насколько сильно я играл на руку отцу?

Если бы я был умнее, я бы ее прогнал.

Но, к несчастью, она была единственной, кто принес мне хоть какое-то утешение после потери Ромео и Шанель.

Пошел ты, отец. Я держу Моник рядом не из-за тебя. Я держу ее рядом потому что... потому что должен.