Прекрасная месть (ЛП) - Райт Кения - Страница 34

Отец прервал мои мысли:

– Как там Моник? Она поняла, почему я отправил ее отца на небеса?

– Мы как-то не успели обсудить твою работу на Господа, – процедил я, – учитывая, что она тонула в горе и ее сердце разрывалось от боли.

– Передай ей: в саду сердца любовь – это вечный цветок, разбитое сердце – зимний мороз, а смерть – часть круговорота сезонов. Все это нужно, чтобы расти.

– Я не собираюсь передавать Моник ни одно твое долбаное послание.

– Потому что ты уже чувствуешь себя ее защитником?

Я напрягся:

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, и у тебя это не получится.

– И что же я, по-твоему, делаю, сынок? – тихо спросил отец.

– Пытаешься оправдать убийство Шанель, еще и сватая меня с другой.

– И ты одновременно и прав, и нет.

– Что?

– Позволь объяснить...

– Я не хочу ничего слушать. Я приехал в Глори только затем, чтобы видеть, как ты сдохнешь. Все. Умри. Это единственное, что ты можешь для меня сделать.

Его голос стал ниже:

– Так нетерпелив увидеть мою смерть?

– Ты забрал у меня лучшего друга, Ромео, безо всякой причины. Потом убил любовь всей моей жизни...

– Твоя любовь к Шанель сделала тебя слабым. Запад снова и снова манипулировал твоими чувствами – включая Ромео.

– Это неправда...

– Все сделки, которые ты заключал с Западом, были только им на пользу. Востоку от них не было никакого толку. Все твои решения слепо служили интересам Запада. Какой друг воспользуется твоими чувствами? Пока Шанель была жива, ты не видел правды. Ромео это понимал. Она – тоже.

– Ты все выдумываешь. Они любили меня как семью...

– Конечно. Когда вы были детьми, они действительно заботились о тебе и любили тебя.

– Не смей о них говорить...

– Но когда вы все стали взрослыми и заняли свои троны, началась игра за власть...

– Хватит!

– И все знали, включая Шанель, что если держать тебя вечно жаждущим ее любви и подконтрольным, Восток останется в руках Запада.

– Это не так! – скрежетал я зубами.

– Запад всегда держал Шанель перед тобой, как кусок сыра перед мышью, заставляя тебя бегать туда-сюда по их указке.

– Ты не обязан был их убивать! Мне плевать на все это! – Я дрожал. – И-их больше нет... навсегда.

– Она была твоей самой большой слабостью, Лэй. Я пытался говорить с тобой об этом много раз. Я делал все, чтобы предложить тебе другой путь...

– Другой путь? Да ты не имеешь права решать, как мне жить!

– Имею право. Когда ты управляешь Востоком, когда за тобой тысячи жизней – отцы, матери, дети... Ты должен был отпустить свою одержимость Шанель и встать на путь Господа...

– Хватит!

Он замолчал.

– Ты позвонил не для того, чтобы узнать о Моник. И не чтобы объяснить, почему так жестоко убил Ромео и Шанель, – я сжал телефон так, что пальцы затряслись. – Зачем ты на самом деле позвонил?

– Очень умно.

По телу пробежал холодок.

– Давай уже, выкладывай.

Он тяжело выдохнул:

– Я позвонил обсудить планы моей смерти.

Я скривился в злобной усмешке:

– Планы? Ты серьезно думаешь, что я позволю тебе самому выбирать, как сдохнуть?

– Через восемь дней мы встретимся в назначенном месте.

Я нахмурился:

– Что?

– Мы встретимся на закате. Особняк уже готов. Переговоры завершаются прямо сейчас...

– Что за хуйню ты несешь? Почему не встретиться прямо сейчас?

– Потому что ты знаешь, как я люблю цифру восемь. И эти несколько дополнительных дней дадут мне время уладить все последние дела.

– Ты не можешь сам назначать дату своей смерти!

– Почему нет?

– Ромео и Шанель не выбирали!

– Это меня не волнует. А теперь, к условиям: все гости должны быть в традиционной одежде ханьфу, ярких оттенков золота и синего.

– Гости? Ты совсем поехал? – я зажал свободной рукой ноющий висок. – Ты что, устроить вечеринку собрался?

– Гораздо большее, сынок.

– Я тебе не сын.

– Сначала будет пир в банкетном зале. Пусть тети займутся организацией. Они знают, что нужно: длинный стол из розового дерева, золотая сервировка, нефритовые миски и палочки из слоновой кости.

– Я не собираюсь этого делать.

– Фонари.

– Что?

– Я хочу, чтобы с потолка свисали фонари с красными кисточками и узорами драконов, чтобы их теплый, мерцающий свет наполнил весь зал. Сьюзи и Мин обязательно будут спорить из-за цвета. Мне плевать...

– И мне тоже плевать. Поэтому я не буду...

– Ужин начнется с традиционной чайной церемонии.

– Хватит! Ты умрешь, когда я тебя найду!

– Но ты никогда меня не поймаешь, сынок. Забыл, кто тебя всему научил?

Я опустил руку и сжал ее в кулак у бедра.

– Найти меня – для тебя невыполнимая задача...

– Это не так!

– Я знал тебя раньше, чем ты сам себя узнал, Лэй. Я вытирал тебе задницу, когда ты был младенцем. Любое твое движение я предугадаю. Не испытывай судьбу. Иначе прольется еще больше крови. Проведи эти дни с умом: тренируйся. Отправляйся на Гору Утопии. Постись. Медитируй.

Я закрыл глаза.

Он сумасшедший. Не слушай его.

Отец продолжал:

– После чайной церемонии блюда должны быть поданы к столу. Хрустящая золотистая утка по-пекински, курица гунбао с огненными перцами чили, свинина в кисло-сладком соусе...

– Это что, праздник в твою честь? – спросил я, не открывая глаз, пытаясь хоть как-то унять нарастающую головную боль.

– Там будет фотограф. Востоку нужна будет история этой ночи в картинках, иначе тебе будет сложнее править после моей смерти. Это тебе в помощь...

– Мне плевать на Восток и на...

– После ужина – мы сразимся.

Я открыл глаза:

– Что?

– Мы будем драться. Ты и я.

Я напрягся.

– Никакого оружия. Ты должен будешь сражаться мечом Парящая Драгоценность. Сегодня вечером его доставят к тебе, – голос отца стал тише. – Я всегда мечтал, чтобы именно этот меч положил мне конец.

У меня скрутило желудок.

– Ты знаешь легенду, Лэй?

Я даже не смог ответить. Чувство почтительной окончательности от его слов впивалось в сознание когтями.

– Говорят, этот великолепный меч обладает тонким сознанием, способным распознать честь тех, против кого его направляют.

Горло саднило.

– Если Парящая Драгоценность сочтет свою цель достойной, наделенной добродетелью и честью, клинок, рассекший плоть, издаст скорбный, протяжный свист.

Я с трудом сглотнул.

– Я часто думаю... – его голос стал почти задумчивым.

Я распахнул глаза.

– Думаю, какой будет последний приговор Парящей Драгоценности, когда ты перережешь мне горло.

Перед глазами поплыли тени.

– Возвращаясь к нашему бою, – отец откашлялся, – это будет поединок в стиле ушу, под тусклым светом луны, в окружении наших гостей.

Я покачал головой:

– Никто не позволит этого. Ты правда думаешь, что тети, дядя Сонг и...

– Я сам с ними поговорю.

– Это безумие.

– Моник тоже должна быть там.

Я приоткрыл рот:

– П-почему?

– Она должна понять наши обычаи.

– Ей незачем их понимать...

– Ты не видишь возможностей, которые открываются перед вами, но я вижу.

– Моник – потрясающая женщина, но для меня больше никогда никого не будет. Когда умерла Шанель, вместе с ней умерло и мое будущее в любви.

– Нет, Лэй. После смерти Шанель твоя новая любовь к Моник станет маяком.

Ее свет усилится на фоне сгущающихся теней и покажет, насколько глубока и широка твоя истинная потребность в жизни.

– Моник хорошая, но она никогда не заменит Шанель...

– В этом ты прав.

Я моргнул:

– Правда?

– Моник создаст для себя совсем другое место – особенное, свое.

Я нахмурился.

– Когда начнется наш бой, мы поклонимся друг другу в знак уважения и только потом сразимся...

– Или я достану пистолеты и разнесу твое тело в клочья, – процедил я.