Развод. Он влюбился (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 6

Муж метнул на нее осуждающий взгляд и тоже покраснел до кончиков волос:

— Послушай…

— Еще слово, и я за себя не ручаюсь, Леш. Мне хватило твоего в край охреневшего «дверь закройте».

Он дернулся так, будто я его ударила:

— Я просто не хотел, чтобы дочь не увидела…

— Поздно, Жданов. Даша все видела. Каждую подробность вашей убогой случки. И твой вяло трепыхающийся зад, и свою «подругу», извивающуюся под тобой.

Наверное, что-то такое было в мое взгляде, потому что муж окончательно смутился и отступил:

— Идем, — буркнул Марине, которая уже кое-как напялила платье, — на адекватный разговор сегодня тут рассчитывать не стоит.

Ах ты, гад. Адекватности захотел, после того как я своими собственными глазами видела его потуги на любовном поприще.

— Но мне нужны вещи, — снова заблеяла эта овца.

— Оставь. Потом заберешь.

— Но…

— Послушай дядю Лешу, девочка. Он человек умный, фигни не посоветует.

Да, я разговаривала некрасиво. И нет, мне не было стыдно.

В этом помещении далеко не мне должно было быть стыдно.

— Завтра поговорим, — сказал он, поравнявшись со мной.

— Мы поговорим, когда у меня закончатся рвотные позывы от твоего присутствия. А теперь проваливайте. Живо!

Алексей досадливо сморщился и пошел к машине, которую в темноте и на нервах я и не заметила под навесом. Надо же, как знал, козлик, что придется снова садиться за руль, и не стал загонять ее в гараж.

За ним ломанулась Марина. Проскочила мимо меня как глиста через сливное отверстие и, цокая каблуками, побежала за моим мужем.

Надо же, и температура прошла у бедолажки, и тошнота с перегревом. Вот что животворящий секс с чужим мужиком делает.

Я храбрилась, накручивала себя, подбирала гадкие эпитеты и хлесткие слова, не позволяя себе остановиться. Потом что стоило только замолчать, и я начинала сползать в зловонную яму.

Когда заходила в дом, меня попросту колотило. Зубы отбивали такую громкую дробь, что казалось – еще немного и я прикушу себе язык.

Надо успокоиться. Взять себя в руки…

— Мам, — позади надломленный, испуганный голос, — они уехали?

Я прикрыла глаза.

Даша… Дашенька… Дарья, мать твою… Как же ты могла притащить к нам это…

— Да, — просипела я, — я их прогнала.

Она всхлипнула:

— Отец ушел с ней?

— Да.

— Он вернется? — в голосе нарастающая истерика.

Я молчала. Потому что единственный ответ, который сейчас крутился на языке это –«через мой труп».

Я слишком брезглива, чтобы принять обратно мужика, после того как своими глазами увидела измену.

— Мам, он вернется?

— Даш, иди спать… — устало выдохнула я.

Дочь всхлипнула еще раз, а потом, зажав себе рот рукой, чтобы не разрыдаться в голос, бросилась наверх.

А я выдохлась. Меня хватило только на то, чтобы уйти в самую дальнюю гостевую комнату и там медленно сползти по стенке на пол. По щекам бежали первые, обжигающе горячие слезы, боль душила. Я цеплялась пальцами за горло, пытаясь нащупать ту удавку, что стягивалась все сильнее и не давала нормально дышать. Царапала себя, но легче не становилось.

Что ты наделал, сволочь! Как ты мог?!

Первое, что я увидела, едва открыв глаза, — это резная ножка кресла прямо перед моим носом. Я уставилась на нее озадаченно и хмуро, пытаясь понять, где я и как я тут оказалась.

Внутри было странно — какая-то пустота, холодная и безысходная.

Я не понимала откуда она взялась, но потом вспомнила… Лучше бы не вспоминала, честное слово.

Потому что все то, что было пустым в одно мгновение наполнилось болью.

Мне муж изменил.

И не просто изменил, а залез на подругу нашей дочери в нашем же доме. А на полу я, потому что заснула там, где проревела полночи.

Тело затекло. Кое-как опираясь на ладони, я сначала села потом, ухватившись за подлокотник кресла, встала.

Штормило. Пока шла в ванную, – моталась словно пьяная, хотя ни капли алкоголя во мне не было. Тело одновременно казалось невесомым и в тоже время на каждой ноге по пудовой гире.

Кажется, где-то в доме раздавались звуки, но мне было не до них. Все, чего хотелось – это залезть в душ.

Скинув одежду, провонявшую чужим предательством, я забралась в кабину и включила теплую воду. Потом прибавила почти до кипятка, потом наоборот пустила холодную. И так несколько раз, то шипя от горячего, то взвизгивая от ледяного.

Контрастный душ помог – туман в голове начал рассеиваться. Легче, конечно, не стало, но по крайней мере я начала соображать.

Как жить дальше? Что теперь будет?

Я понятия не имела, как буду выгребать и лишь одно знала наверняка — надо найти адвоката, который будет защищать мои интересы при разводе.

Развод…

Вот уж не думала, что когда-нибудь буду пробовать это слово на вкус. Казалось, что все у нас с Лешей прекрасно, что, прожив хорошую, насыщенную жизнь мы вместе встретим старость, будем ходить за ручку, как те трогательные бабульки с дедульками, над которыми все умиляются. Внуков будем растить…

Все казалось таким реальным, предопределенным и сломалось за один день. Да какое за день! За одну секунду! В тот самый момент, когда я распахнула дверь гостевого домика и увидела их.

В груди спазм такой силы, что пришлось прижать ладонь к сердцу, а спиной привалиться к холодной стене.

— Тише, тише, — шептала, обращаясь к самой себе, — не надо. Тише… Они того не стоят.

Ладно хоть слез больше не было. За эту ночь я потратила их столько, сколько не тратила за все предыдущие годы брака. Гордилась, что муж у меня золотой, сокровище с которым жизнь проживешь и ни слезинки не прольешь. И на тебе. Отыгрался! Компенсировал годы безмятежного счастья, коварным ударом в спину.

Глянув на свое отражение в зеркале, я горько усмехнулась. Утро китайского пчеловода во всей красе — под глазами мешки, кожа блеклая, и все лицо какое-то одутловатое, будто сразу стала старше на десяток лет. Так дело не пойдет…

Я достала из шкафчика косметичку и принялась приводить себя в порядок. Не для кого-то. Для себя. Я так хочу. Мне так нужно.

Только после этого я вышла на кухню, где вовсю колдовала дочка.

— Даш? — настороженно позвала я, наблюдая за ее нервными, суетливыми движениями.

— Мамуль, садись. Сейчас будем завтракать, — голос неестественно веселый, как и весь ее внешний вид, — я блинчиков по твоему рецепту напекла. Правда сахара, кажется, многовато положила, но все равно вкусно.

— Даша, посмотри на меня.

Дочь замерла, как будто испугавшись моих слов, втянула голову в плечи и медленно обернулась.

Утро китайского пчеловода номер два…

Тоже ревела, а теперь пыталась спрятаться за напускной веселостью. Это пугало еще больше, чем слезы, потому что в каждом жесте, в каждом взмахе ресниц был надрыв и агония.

— Ты хоть немного поспала? — тихо спросила я.

Она сникла:

— Не знаю. Вроде засыпала, но потом вскакивала. Сны снились…плохие… А еще я много думала.

— О чем?

— О том, что ты… — она замялась, потом вдохнула побольше воздуха и выпалила, — ты должна простить папу!

Глядя на то, как в ее глазах разгорался фанатичный блеск, я растерялась.

— Что? — даже переспросила, не в силах переварить услышанное.

— Ты должна простить отца! — твердо и в то же время капризно повторила дочь.

Ну вот и приплыли. Сначала муж потоптался, теперь добивала родная дочь. Кто следующий? Кому еще хочется отщипнуть кусок от моего разбитого сердца?

— Даша, ты понимаешь, о чем вообще меня просишь?

— Да, мам, понимаю.

Я начала заводиться:

— Может, мне еще Мариночку принять? Завести с ней дружбу? Пустить к нам жить? А по утрам будем собираться за одним столом, как большая дружная семья. Этого ты от меня хочешь? Или может, скажешь, что я уже не котируюсь на рынке невест и твоему обожаемому папочке нужна женщина помоложе?

— Что?! Нет! Марина…она… Она тварь, конченая! Я ненавижу ее! Она и в подметки тебе не годится! — Дашу затрясло, — ты…ты самая красивая и прекрасная женщина на свете! Самая лучшая.