Наследник двух Корон (СИ) - Марков-Бабкин Владимир - Страница 10
- Предыдущая
- 10/47
- Следующая
Я жутко чешусь. Клопы. Приходится шнапсом прижигать места укусов. То ещё счастье. Впрочем, так дальше пойдёт, и я всерьез задумаюсь насчёт рекомендации местных о том, что лучшее средство от клопов — намазаться крысиным дерьмом. Бред, конечно. Впрочем, медицина сейчас и здесь ничем не лучше народных «рецептов». Надеюсь, у тётушки найдётся постельный шёлк. Да и бельё из него против этих тварей не помешало.
Местные прижимисто-радушные. Уважаемому графу даже личную свечу выдали. Одну. У них тут странные представления о статусе. Корфу свечи купить не удалось. Рылом не вышел. Подумаешь — барон. Ездят тут всякие… А вдруг завтра КОРОЛЬ пожалует, а свечей и нет?
Признаться, я посмеялся. Моя «королевская комната» вмещала узкую койку, таз для умывания, ведро с водой сомнительного качества, кувшин на подоконнике с местным вариантом пива и ночную вазу для естественных отходов под койкой. Даже столика не предусматривалось. Да он и не поместился бы в этом клоповнике. Тут уместились только я, узкая кровать, труба и клопы с тараканами.
Порывался написать письмо Лине. Ей, как естествоиспытательнице, полезно будет узнать мои озарения о влиянии шелка на клопов и опасности тараканов. Но после прошлого письма о таком писать пока не стоит. Не буду портить ей, надеюсь, романтическое послевкусие.Можно, конечно, Карлу Линнею написать, но сейчас не хочется писать в Швецию. Да и жуткие каракули в темноте и без столика выходят. Стыдно отправлять. Завтра напишу ещё, даст Бог свет. Вот никак не отвыкну от желания постоянно общаться. Хорошо, что я имею опыт ожидания и понимаю, что письма бывает и месяцами ходят. А не «клик-клик»… Держу себя до финиша, чтобы ничего не отправлять. Пока сочиняю в уме что-то хорошее.
Лину никогда не видел лично. Только маленький портрет. Но, в нынешние времена это уже очень много. Плюс информация, которую я собирал. Не только о ней. В конце концов, что я теряю, кроме гвардейского шарфа на шее?
А она славная. Мы обмениваемся письмами. Я не только из нужды пишу ей. Нравится с ней. Очень разносторонняя очаровательная барышня. Умна не по годам. Хороший слог. Образно пишет. Ярко. Может стране повезёт. И мне заодно.
Фике, кстати, я видел вживую. Она мне троюродной сестрой приходится. У дяди в его замке видел. На сороковинах батюшки. Мне тогда было одиннадцать, а ей десять. Все умилялись нам. «Будущая императрица» (не дай Бог) всячески старалась мне понравиться. Она мила, и чувствуется, что Бог пошутил над ней одев в юбку. Но то ли я был в шоке, то ли говорить с ней было не о чем. Не задалась беседа у нас. Беспокойный ребёнок. Пара писем за год не изменили моего мнения. Ко всему прочему я тогда подслушал как её маман говорила доченьке: «Присмотрись лучше к герцогу. Он — наследник шведской короны. В крайнем случае, он наследник Московии. Страна дикая, но большая». Может и срослось бы у нас что-то, если бы не наставление это. Да и душно как-то шее моей.
Свеча догорает. Пора заканчивать моё эпическое повествование. Не буду портить воздух ещё и удушающим дымом сгоревшего масла. Всё только начинается. Спокойной ночи, Мир. Жизнь — я люблю тебя'.
* * *
КОРОЛЕВСТВО ПРУССИЯ. БРАНДЕНБУРГ. ПОТСДАМ. ПОСТОЯЛЫЙ ДВОР. 6 января 1742 года.
Мы въезжали в Потсдам, когда только-только село за горизонт солнце. Бесполезно я торопил моих попутчиков на обеде в Ретцове. На мои уговоры поспешить никто не повёлся. Все уже изрядно устали от тесных и холодных возков и дорожили каждой минутой относительного тепла и уюта. Да и начавшееся ещё первого числа «поправление здоровья» после праздника требовало поддержания высокого градуса в крови. Только я, да слуги мои, не налегали в проезжих корчмах на пиво. Но и нам пришлось пить хоть немного этого пойла, ибо «кохвию», и, тем более, чаю, нигде в пути нам как-то не подавали, а здешнюю воду пили только нищие и самоубийцы. А я ещё пожить хочу, раз уж сюда сослали.
Смотрю по сторонам.
Потсдам. Город моего детства.
Многое не так. Немецкие города мало меняются, разве что очередная война разрушит город до основания. Но, пример того же Дрездена и других показывает, что немцы упорно восстанавливают всё то же самое. Ну, плюс-минус. Потсдам просто ещё не построили. Пока не зажглись звёзды, успел отметить, что никаких памятных мне дворцов или русских изб в Александровке моего времени, нет и в помине. Фридрих Великий ещё не создал свой город.
Давно я здесь не был. Если, конечно, слово «давно» можно употребить относительно далёкого будущего.
Родился я в Свердловске, за год до Войны, но в шесть лет мы с мамой уехали сюда, в Потсдам, где отец служил в гарнизоне Крампниц в комендатуре. У отца была «бронь» и на войну не мобилизовали. Мобилизовался он сам. Добровольцем. Еле пробил свою «бронь», чтоб отпустили его на фронт. В 1943-м он-таки добился своего. Вернувшись из очередной экспедиции, батя с мамой, фельдшерившей вместе со своими однокурсниками в эвакогоспиталях, сделали мне за неделю брата. И ушел батя на фронт вместе с 10-й гвардейским Уральским добровольческим танковый корпусом. С ним прошел всю войну, с ним и остался в Крампнице, приехав только в 45-м в месячный отпуск. В сорок шестом и семью перевёз к месту службы. Уже в Германии я в школу пошел. Даже успел выездке и скрипке поучиться здесь. Немецкий я освоил легко. Мама была из уральских немцев и шведов, да по отцу и бабушка моя восходила к славному роду Балк. Так что мы с Петей те ещё русские…
В меркнущем закате тянулись типично немецкие улочки с каркасными домами — фахверками. Каменными были даже не все нижние этажи. Только в «голландском квартале» вдоль дороги стояли уже красные кирпичные двухэтажки с мансардами. Сегодня новолуние и я ничего, собственно, не успел рассмотреть, а другого уличного освещения, кроме лунного света тут не предусмотрено. Так что к постоялому двору мы подъехали уже ориентируясь по факелам перед воротами, да звукам людского гомона в таверне внутри и ржанию лошадей в конюшне.
* * *
СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КНЯЖЕСТВО ГАНАУ-ЛИХТЕНБУРГ. АМТ БУКСВИЛЛЕР. 5 января 1742 года.
— О, Лиззи, вот ты где! А я думаю кто это здесь музицирует.
— Доброго дня, Герти, — принцесса Гессен-Дармштадтская оторвалась от клавикорда, — Я вас разбудила?
Невестка была на два года старше Луизы, но они прекрасно сошлись. Даже звали друг друга по второму имени. Всё же первое у них было общее и теперь в княжеском доме надо было различать двух Каролин.
— Нет, что ты. Георг с утра уже умчался «по княжеским делам», а я, проснувшись скучала за книгой.
— Вольтера?
— Не с утра. Я всё «Графа де Варвика» мадам д’Онуа никак с разъездами не дочитаю.
В новогодние праздники брату с невесткой выпало съездить и к отцу в Дармштадт и к тестю в Пфальц. Брат всё рвется повоевать за Пруссию, но родители в связи с отсутствием наследника его придерживают.
— Так что же ты играла?
— «В полях», герцог Готторпский прислал свои ноты мне под Новый год.
— Разносторонний юноша.
Принцесса Гессен-Дармштадская (Лина).
Принцесса Гессен-Дармштадтская печально кивнула. Они находились в переписке с юным Карлом Петером Ульрихом уже второй год. Она, как и младшая сестра Августа, ответила на его поздравление с Рождеством. Потом было ещё письмо на день рождения. У сестры переписка на официальной и остановилась. А вот с Каролиной Елизаветой у герцога Готторпского письма шли уже чуть ли не каждую неделю одно за одним. Нет, ничего амурного. Даже намёков. Просто герцог учился в Кильском университете на медика и им с принцессой нашлось что обсудить. Начали вроде с ботаники, а потом принц оказался весьма сведущ в химии, в математике, в философии… Даже вот на прошедшее Рождество прислал ей собственноручно составленный самоучитель по русскому. Чудной. Но зимняя роза между листами того самоучителя была приятна. И та что пришла сегодня тоже.
- Предыдущая
- 10/47
- Следующая