Кандинский и я - Кандинская Нина Николаевна - Страница 2

После смерти мастера во многих музеях мира было организовано большое число выставок, различных по тематике и демонстрировавших ту или иную грань его творчества. Ни одна выставка, посвященная искусству XX века и авангардному движению в частности, не обходится без участия картин Кандинского. Его основной теоретический труд «О духовном в искусстве» неоднократно издавался и был переведен на многие языки мира.

Нину Николаевну очень беспокоила ситуация с наследием мужа в СССР. После получения Кандинскими немецкого гражданства в 1928 году картины, оставленные на временное хранение во II Музее новой западной живописи, были национализированы и распределены между советскими музеями. В 1950-е годы, посещая своих родных в Москве, Нина одновременно вела переговоры с представителями советского правительства с целью проведения выставки Кандинского на родине и включения его произведений в постоянную экспозицию музеев. Процесс этот был затяжным, но Нина Николаевна все же добилась участия произведений Кандинского из собраний отечественных музеев в выставках, организованных во Франции и Италии. В 1979 году, незадолго до ее смерти, выставки состоялись в Париже в Национальном музее современного искусства (Центр Жоржа Помпиду), а в 1980 — в залах Музея Капитолия в Риме. К сожалению, Нине не довелось увидеть выставку «Москва — Париж», проходившую в ГМИИ им. А.С. Пушкина в 1980 году, где экспонировались две знаменитые картины Кандинского 1913 года — «Композиция VI» (ГЭ) и «Композиция VII» (ГТГ). Не довелось ей увидеть и персональные выставки мужа в Государственной Третьяковской галерее и Русском музее в 1989 году, о которых она так мечтала. После трагической смерти Нины Кандинской три картины Василия Кандинского — «Угловая структура» («Структура из углов»), 1930; «Пестро-голубой цвет» («Синее на многоцветном»), 1925; «Движение I», 1935, согласно ее завещанию, были в 1990 году переданы в дар российским музеям (ныне — в собрании ГМИИ).

О Нине Кандинской на Западе бытует много легенд и мифов. Часто можно услышать негативные отзывы о ее образе жизни, о любви к драгоценностям и тому подобное. Слухи усилились в связи с загадочным убийством Нины в ее швейцарском шале осенью 1980 года и распродажей драгоценностей после ее смерти. Упоминалось даже о каком-то «русском следе» и «руке Москвы». Опровергать эти домыслы не имеет смысла. Важно отметить, что без книги Нины Кандинской было бы труднее разобраться во всех аспектах творчества художника, представить и понять глубины и тайны его сложного образа. Многие западные исследователи анализируют жизнь и творчество Кандинского, опираясь на эти воспоминания, часто цитируют целые страницы из книги «Кандинский и я», фактически моделируя с ее помощью образ художника и его творческий процесс.

Мы надеемся, что издание книги Нины Кандинской в России будет важным событием как для исследователей жизни и творчества мастера, так и для широкого круга почитателей его искусства.

Наталия Автономова

В царской России существовал старинный новогодний обычай. Он был очень популярен у девушек на выданье: накануне Нового года они выбегали на улицу, с трепетом ожидая, какого мужчину встретят первым. Предание сулило, что его имя окажется именем суженого.

К этому обряду возвращались ежегодно, и я, как большинство суеверных русских девушек, в свой последний школьный год тоже присоединилась к старинной игре в имена. Я прекрасно помню, что первым на пути мне повстречался очень симпатичный молодой человек, почтительно ответивший на мой вопрос — «Меня зовут Василий».

Какое горькое разочарование! Имя Василий совершенно не нравилось мне. Ведь в то время для меня не было имени красивее, чем Георгий, я страстно желала выйти замуж за мужчину с этим старинным русским именем. Но судьба распорядилась иначе: вскоре я познакомилась с Василием Кандинским, вышла за него замуж и была очень с ним счастлива.

Уже в раннем возрасте в Москве я соприкоснулась с современным искусством. Еще школьницей мне довелось впервые увидеть собрание Сергея Щукина. Этот богатый московский купец с самого начала века собирал французское искусство, от импрессионизма до кубизма, и сделал свою коллекцию доступной для публики. Он покупал Пикассо, когда тот еще был абсолютно неизвестен. Тогда почти никто не знал Матисса, но, впервые увидев его картины в Париже, Щукин с 1906 года начал покупать и его произведения. Если и был художник, обладавший безупречным глазом, так это Щукин (хотя он был не художником, а коммерсантом), — он всегда выбирал лучшее. Иногда Матиссу было жаль расставаться со своими картинами и он говорил: «Эта мне не удалась, я сейчас покажу вам что-нибудь еще…» Но уловка не срабатывала. Щукин осматривался и в конце концов говорил: «Я возьму ту, что вы мне отсоветовали».

По заказу Щукина Матисс в 1910 году написал картину «Танец» и парную к ней «Музыку» для оформления бывшего дворца Трубецкого^{1}. В 1911-м картины прибыли в Москву.

В том же 1911 году, когда Кандинский в Мюнхене основал «Синий всадник», Щукин посетил парижскую мастерскую Матисса, где ему довелось познакомиться с Пикассо, которому он отвел в своем особняке целый зал.

Когда я знакомилась с собранием Щукина, оно было уже внушительным и выставлялось в его роскошном московском особняке. В течение дня сокровища этой частной коллекции были доступны каждому желающему^{2}. В собрании Щукина я наконец увидела знаменитый «Танец». Он произвел на меня сильное впечатление, хотя истинная художественная ценность этого произведения была для меня тогда закрыта.

Здесь же я увидела множество других работ, в большинстве своем из Франции. И поскольку Щукин собирал почти исключительно французскую живопись, я впервые у него услышала имена Гогена, Брака, Дерена и, конечно, Пикассо. Современные русские художники, создававшие тогда исключительно самобытные произведения, в собрании Щукина не были представлены.

В те годы в Москве находилось еще одно не менее ценное собрание, принадлежавшее предпринимателю Ивану Морозову. Как и Щукин, Морозов старался регулярно бывать в Париже, где открывал многообещающих, но тогда еще неизвестных художников. В 1908 году он впервые встретил Пикассо.

Однако в отличие от Щукина, Морозов предоставлял выбор картин, которые он покупал для себя, самим художникам. Его было проще, чем Щукина, обвести вокруг пальца, и он приобретал почти все, что художники предлагали ему.

Помимо произведений французских художников, образовавших ядро коллекции, Морозов собирал еще и Ван Гога, необыкновенное искусство которого мне впервые довелось увидеть своими глазами именно у него.

Оба, и Щукин и Морозов, дали первый импульс художественной революции в России: их московские коллекции стали местом встреч и дискуссий о современном французском искусстве.

Благодаря собраниям этих московских коллекционеров Эрмитаж в Ленинграде и Пушкинский музей в Москве нынче обладают первоклассными произведениями французской живописи второй половины XIX — начала XX века.

Во время очередного свободного урока я с подружками пошла на выставку современного русского искусства, открытую в одном из общественных зданий на Большой Дмитровке^{3}. Должна признаться, выставка нам совершенно не понравилась, поскольку представленные картины действовали скорее отталкивающе — за одним исключением.

Мы заметили картину, разительно отличавшуюся от других. Впервые я испытала магию красок и форм, которая впоследствии помогла мне открыть мир Кандинского. Издали картина казалась похожей на пылающий огонь, извивающиеся языки пламени порождали причудливые цветовые эффекты. Я робко, в некоторой нерешительности, приблизилась к удивительной картине — впервые в своей жизни я стояла перед абстрактным произведением искусства. Фантастическое зрелище! Разумеется, я поинтересовалась именем художника и наконец обнаружила его в правом нижнем углу картины. Она была написана Василием Кандинским.