Кандинский и я - Кандинская Нина Николаевна - Страница 10

В начале профессиональной карьеры неприятности подстерегали его не в работе, а в личной жизни. Брак с женой Аней дал трещину и разрыва избежать было невозможно. С первых дней совместной жизни с Аней Кандинский понимал, что она не будет ему поддержкой на пути творчества, поскольку у нее отсутствовало какое-либо понимание искусства. В сущности, даже в личном плане искусство разделяло их. Кандинский ни в коем случае не был готов изменить своему призванию и продолжить академическую бюргерскую карьеру лишь для того, чтобы соответствовать ожиданиям супруги. Искусство было его страстью, и ничто не могло свернуть его с пути.

Кандинский расстался с Аней по обоюдному согласию. То, что болезненное расставание не привело к вражде, я приписываю исключительно внутреннему благородству обоих. Они остались друзьями. Аня не вернулась в Россию, а осталась в Мюнхене, съехав в пансион. Я не припомню, чтобы Кандинский говорил о каких-либо трудностях со своей первой женой.

Кандинский не считал себя неотъемлемой частью мюнхенской художественной сцены 1900-х, хотя имел с ней точки соприкосновения, а некоторые контакты поддерживал и позднее. Мюнхенцам казалось, что в его работах бесспорно узнаваемы черты русской живописной культуры, а соотечественники, в свою очередь, упрекали его в том, что он-де подвергся насильственному немецкому влиянию. Вероятно они имели в виду югендстиль. Я сомневаюсь, можно ли в данном случае говорить о насильственном влиянии. Югендстиль был в творчестве Кандинского мимолетным эпизодом.

Стремясь постичь будущее, он искал новые формы художественной выразительности и способы раскрепощения творческой энергии. С целью создания нового искусства он в 1901 году основал группу «Фаланга»^{26}. Лучшим средством достичь этой цели была выставочная деятельность. «Фаланга» устраивала выставки, приглашая к участию местных и иностранных художников, показывала картины Моне и неоимпрессионистов^{27}. В общей сложности группа организовала двенадцать выставок, однако широкого общественного резонанса добиться не удалось. Кандинский был разочарован в «Фаланге» и в 1904 году распустил группу. Казалось, что для искусства этих художников время еще не пришло.

К «Фаланге» относилась и одноименная художественная студия, в которой Кандинский преподавал. Но и она развивалась не более успешно, чем сама группа. Ученики пропускали занятия, и уже через год небольшая школа живописи и рисунка была закрыта. Остался только класс Кандинского, который он вел до 1903 года.

Методы преподавания Кандинского отличались своеобразием и не вписывались ни в какие стандарты. Он рассказывал мне, как, оседлав велосипед, колесил с учениками по баварской земле. Эти поездки открывали перед учителем и учениками бескрайние просторы, приводя их в Кохель, Верхнюю Франконию или к знаменитым баварским кирхам. Кандинский говорил, что это было не просто сменой обстановки. Во время таких путешествий ученики получали впечатления, которые затем претворялись в творчестве. «Я взял на себя этот труд, потому что юношей многое почерпнул из путешествий по Москве, по ее церквам, и верил, что моим ученикам тоже надо предоставить возможность путешествовать».

Преподавательская деятельность была очень нервной, трудоемкой, отнимала много времени в ущерб творчеству самого Кандинского, которое все еще находилось на стадии эксперимента. Как только он осознал эту проблему, пришлось распустить класс.

Одной из его учениц в «Фаланге» была Габриэла Мюнтер, к которой он испытывал большую симпатию. Вскоре между ними возникла интимная связь, позволившая ему забыть одиночество, испытанное в предыдущем браке. Все, чего так болезненно не хватало ему в отношениях с Аней — отзывчивость и интерес к его искусству, — привело его в объятия Габриэлы Мюнтер. В 1909 году они купили дом в Мурнау, а осенью того же года поселились в удобной квартире в Швабинге на Айнмиллерштрассе, 36. Всего два дома отделяли их от Пауля Клее.

До начала войны жизнь Кандинского проходила, в основном, между Мурнау и Мюнхеном. Он даже подумывал жениться на Мюнтер, но воздержался от этого намерения: жить с Мюнтер было непросто, в чем Кандинский не раз уверял меня. Это подтверждают и некоторые письма из опубликованной доктором Й. Айхнером монографии^{28}, посвященной Габриэле Мюнтер. Между ними случались ссоры и недоразумения, что объясняет, почему они так редко жили вместе в своем доме в Мурнау. Кандинский ощущал всю безрадостность ситуации: «Часто бывало, что я оставался в Мюнхене, когда Габриэла Мюнтер ехала в Мурнау, а если я был в Мурнау, она оставалась в нашей мюнхенской квартире».

Такие дисгармоничные отношения не могли продолжаться долго. Разведясь с Анной в 1911 году, Кандинский не сомневался, что на Габриэле Мюнтер жениться не будет. Уже через два года совместной жизни он понял, что ошибся в выборе. Разность их характеров с самого начала исключала возможность брака. После расставания с Габриэлой Кандинский говорил мне, что по характеру она ему совсем не подходила, и он не был готов под нее подстраиваться.

Однако дружба между Кандинским и Мюнтер прекратилась не сразу — связующим звеном было искусство. Общаясь с Кандинским, Габриэла могла извлечь для себя лишь пользу. Как сильно она восхищалась этим художником, чувствуется в ее картинах тех лет, написанных под его очевидным влиянием. Кандинский, видимо, очень страдал от ее недостатков. Он не раз предлагал ей расстаться по обоюдному согласию, но Мюнтер упорно стояла на своем, пытаясь переубедить его. В конце концов это привело к тому, что летом 1907 года Кандинский, как он уверял меня, вынужден был из-за нее отправиться в швейцарский санаторий поправить расшатанные нервы.

Если бы тогда он обрел счастье с Габриэлой Мюнтер, я бы сегодня не звалась Нина Кандинская. Женитьбу художника на мне, а не на ней я не расцениваю как личный триумф, скорее — как счастливое стечение обстоятельств.

С Габриэлой Мюнтер мы никогда не были соперницами и не были знакомы до моего брака с Кандинским. С чего же мне ревновать к ней? Все, что по этому поводу распространяют злые языки, я нахожу просто нелепым и смешным.

То, что Кандинский однажды уже был женат, я знала от его племянника Анатолия Шеймана еще до того, как познакомилась с ним лично. Кандинский сам мне об этом рассказал после первой же нашей встречи. Мы не раз говорили и о Габриэле Мюнтер, и об Анне Чемякиной, и я знаю, почему распался первый брак Кандинского и почему не состоялся брак с Габриэлой.

Кроме того, отношения Кандинского со своей ученицей не были тайной для Ани, которая неплохо разбиралась в людях и сразу разглядела характер Мюнтер. Я уверена, что Кандинский обязан именно ей своим решением не жениться на Габриэле. Он говорил, что Аня дала ему мудрый совет: «Я уверена, ты не найдешь счастья с Мюнтер. Просто поживи с ней для начала вместе, а если не разуверишься в том, что эта женщина тебе подходит, я дам согласие на развод».

И Аня оказалась права.

После распада «Фаланги» и роспуска Кандинским частной живописной школы ему необходимо было на какое-то время удалиться из Мюнхена, дистанцироваться от его художественной жизни. Не то чтобы он испытывал страсть к путешествиям, скорее это была потребность в новых творческих импульсах, необходимость видеть, учиться, чувствовать, 30 сентября 1904 года он оставил квартиру на Фридрихштрассе, I и отправился в долгое путешествие — сначала в Венецию, затем в Одессу и Москву, а потом в Голландию. Несколько месяцев с конца 1904 года до апреля 1905 он провел в Тунисе, потом на три месяца остановился в Дрездене. Осенью он снова направился в Одессу, зимние месяцы с декабря 1905 по апрель 1906 провел в Рапалло. Целый год с июня 1906 по июнь 1907 жил во Франции, в Севре, небольшом городке недалеко от Парижа. Следующими остановками были Берлин и Южный Тироль в августе 1908. В том же году он вернулся в Мюнхен, где до начала войны в 1914 жил и работал, наезжая в Мурнау. Габриэла Мюнтер сопровождала Кандинского, которому не сиделось на месте, во всех путешествиях, кроме поездок в Россию.