Колокол по Хэму - Симмонс Дэн - Страница 23

Попутной волной идти было легче. Когда мы бросили якорь в широкой бухте, солнце проглянуло опять, и мы на время перестали думать о шторме. Сидя в тени рубки, мы ели приправленные хреном сэндвичи с ростбифом. Гест и Патчи выпили еще пива, но Фуэнтес сварил крепкий, черный кубинский кофе, и мы с ним и Хемингуэем пили его из белых щербатых кружек.

– Смотри, Эрнесто, – сказал Фуэнтес и встал. – Вон, на камне. Здоровая.

Мы стояли в ста двадцати примерно ярдах от берега, и я не сразу понял, о чем он.

– Дай-ка бинокль, Грегорио, – сказал Хемингуэй.

Мы вчетвером поочередно посмотрели в бинокль. Игуана и правда была здоровая. Она медленно моргала, греясь на черном камне.

Вслед за Хемингуэем мы поднялись на мостик. Он достал винтовку, обмотал ремень вокруг левой руки, как заправский пехотинец, упер приклад в плечо.

– Наводи, Лукас.

Я кивнул, глядя на игуану в бинокль. Грохнул выстрел.

– Цельте выше на добрый ярд, – сказал я. – Она даже не шелохнулась.

Второй выстрел прошел выше цели. На третьем игуана взвилась в воздух и скрылась за камнем. Ибарлусиа и Гест вскричали «ура!».

– Будет мисс Марте сумочка? – сказал Фуэнтес.

– Си, дружище. Будет мисс Марте сумочка.

– Жалко, что «Жестянку» не взяли, – сказал Гест. Маленькую шлюпку оставили в гавани, чтобы не тащить на буксире по бурному морю.

– Черт, Вулфер, тут уже до дна достать можно. Акул боишься? – Хемингуэй снял фуфайку и шорты, оставшись в сильно поношенных трусах. Он сильно загорел, был мускулистей, чем мне казалось, – и ни одного седого волоса на груди.

Ибарлусиа тоже разделся, явив нам узкие плавки и мышцы профессионального спортсмена.

– Зачем тебе лезть в воду, Эрнесто? Я сплаваю и прикончу рептилию, а ты доедай свой ланч.

Хемингуэй соскользнул за борт и протянул руку.

– Dame aca, coño que a los mios los mato yo!

«Дай сюда, мать твою, я сам добиваю свою добычу». Я впервые ощутил некое внутреннее родство с Эрнестом Хемингуэем.

Высоко подняв винтовку правой рукой, он поплыл к берегу, загребая левой. Патчи прыгнул в воду без единого всплеска и обогнал его. Я скинул рубашку, туфли и шорты. Солнце, несмотря на близкий шторм, так и жгло.

– Я тут побуду, с Грегорио, – сказал Гест.

Я поплыл. Прибой в бухте почти не чувствовался. Хемингуэй и Патчи уже шли по песку к куче камней, где недавно грелась игуана.

– Нет ее тут, Эрнесто. Ты, наверно, просто спугнул ее. Шторм идет, пора уходить.

– Нет. – Хемингуэй ощупал камень, ища следы крови. Минут двадцать мы втроем бродили по берегу, осматривая каждый камень и каждую впадину. Черные тучи надвигались все ближе. – Вот, – сказал он наконец ярдах в двадцати пяти от места, где мы видели рептилию. Воткнул щепку в песок рядом с капелькой крови и пополз вверх по пляжу, как идущая по следу ищейка. – И вот, – сказал он еще через десять ярдов.

След оборвался у береговых утесов, у черной щели, ведущей в грот.

– Тут она. – Хемингуэй снял винтовку с плеча и прицелился в щель.

– Смотри, Эрнесто, как бы в живот тебе не срикошетило. Зачем так рисковать из-за сумочки?

Хемингуэй пробурчал что-то и выстрелил. В пещере что-то заколотилось.

– Готово. Найдите мне длинную палку.

Мы нашли ветку длиной фута в четыре, но игуану в пещере нам нашарить не удалось.

– Может, поглубже заползла, – сказал Патчи.

– Нет. Я подарил ей смерть. – Хемингуэй разглядывал щель, куда явно не мог протиснуться.

– Я могу слазить, Папа, – предложил Патчи.

Хемингуэй положил руку на его коричневое плечо и посмотрел на меня.

– Ты точно пролезешь, Лукас. Хочешь подарить Марте сумочку?

Я встал на четвереньки и полез, ободрав себе плечи и загородив собой свет. Пещера шла вниз под крутым углом, так что досталось и черепу. Лезть слишком глубоко, где меня не смогли бы вытащить, я не собирался, но футов через восемь нащупал чешуйчатый живот игуаны. Она не шевелилась, пальцы стали липкими от ее крови. Держа ее за зубчатый спинной гребень, я допятился до выхода и крикнул:

– Нашел! Вытаскивайте меня, только медленно.

Сильные руки ухватили меня за лодыжки и вытащили, ободрав заодно колени и спину.

Хемингуэй, счастливый как мальчишка, передал винтовку Патчи и потряс меня за руки выше локтей, чтобы не бередить спину и плечи.

Мы поплыли обратно. Патчи держал над водой винтовку, Хемингуэй, плывя на спине, – игуану, я морщился, купая свои ссадины в соленой воде. Оставшиеся на борту ахнули, дивясь величине ящера. Мы выпили пива в честь удачной охоты, положили игуану в ящик для рыбы, подняли якоря, запустили моторы и пошли назад по сильной волне.

Через три мили нас настиг шторм. Хемингуэй успел намазать мне спину чем-то из аптечки в носовой каюте и достать из шкафа дождевики. Выйдя на палубу, мы попали под первый шквал.

Весь следующий час мы пробивались на северо-запад. Лодку швыряло туда-сюда. Патчи лежал на койке внизу, бледный Гест сидел на верхней ступеньке трапа, мы с Фуэнтесом забились в кокпит, Хемингуэй стоял у руля.

У меня сложилось впечатление, что Эрнест Хемингуэй, игравший до сих пор разнообразные роли, теперь наконец стал собой. Волнение усиливалось, пена застилала ветровое стекло, но он говорил спокойно, не повышая голоса. Дождь барабанил по крыше, палубу заливало.

– Еще час, и мы увидим… – начал он. Мы вышли на освещенный солнцем участок, но дождь висел завесами с трех сторон. Хемингуэй посмотрел в бинокль на северо-восток и прошептал: – А, чтоб тебе…

– Que?[25] – Фуэнтес высунулся наружу – мы как раз поднялись на гребень очередной волны. – Да… вижу.

Сначала я разглядел вспышки – примерно в миле от нас, плохо видные из-за частых молний. Кто-то сигналил, но не морзянкой. В трех милях по правому борту виднелись очертания чего-то большого – сначала я подумал, что это эсминец, но контуры не соответствовали ему. По левому, на фоне серого моря и серых туч, удалялся от нас и большого корабля едва различимый проблеск серого металла.

– Черт-черт-черт. – Взволнованный Хемингуэй передал бинокль Фуэнтесу и открыл оба дросселя на две трети. Мы понеслись вперед так, что Геста чуть не скинуло с трапа, а снизу донесся вопль Патчи. – Ты видишь, Лукас?

Фуэнтес дал мне бинокль. Я попытался сфокусировать окуляры на большом судне.

– Какая-то огромная яхта. Не знал, что бывают частные суда такого размера.

– Я про то, что с левого борта. Смотри на линию шквала.

Я поймал проблеск металла в бинокль, потерял, поймал снова.

– Субмарина, – объявил Хемингуэй. – Нацистская подлодка. Видишь их рубку? Видишь номер на ней? Немецкая. Сигналила этой громадине. Ничего, сейчас я ее…

– К яхте пойдешь? – спросил Гест, войдя в рубку.

– Нет, Вулфер. – Хемингуэй снова прибавил ходу и навел бинокль на рубку подлодки. – Возьмем на абордаж субмарину.

– Зачем тебе этот «Южный Крест»? – спросил Дельгадо. Мы с ним встретились на тупиковом проселке к югу от Сан-Франсиско-де-Паула, у заброшенной фермы. С заросшего поля за нами с легким подозрением наблюдал одинокий осел. Я прислонил велосипед к дырявой изгороди, старый мотоцикл Дельгадо стоял у столба, где больше не было проводов.

– Мистер Гувер сказал, что твое дело – снабжать меня информацией, а не спрашивать, зачем она мне.

Дельгадо, несмотря на жару, надел поверх майки потертую кожаную куртку. Его глаза были примерно такими же выразительными, как пуговицы на ней.

– Когда тебе это требуется?

Хороший вопрос. В Мексике, Колумбии и Аргентине мы дожидались информации из Вашингтона дней десять, а секретные материалы в сильно отредактированном виде могли и через месяц прийти. Приходилось тем временем переключаться на другие дела. В данном случае «Южный Крест» вполне мог уйти к тому времени, как я получу информацию.

– Как можно скорее, – сказал я.

– Завтра. На явке. В семнадцать ноль-ноль.