Император Пограничья 8 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 54

— Да, тяжело, — вздохнул я. — Но ничего, сдюжим как-нибудь. Когда планируете использовать последнюю гранату?

— Завтра на рассвете, — коротко ответил Зарецкий.

— Ясно, — кивнул я. — Придётся на эти шесть часов усилить обычную оборону. Поставьте лучших стрелков на стены, подготовьте горючие смеси и камни.

Борис и Зарецкий кивнули.

— Идите, готовьтесь, — отпустил я их.

Чёрные нити вокруг головы охранника исчезли. Он покачнулся, но устоял на ногах.

Откинувшись в кресле я прикрыл глаза и медленно выдохнул.

Семён Кривцов стоял на северной стене Угрюма, сжимая автомат побелевшими костяшками пальцев. Утренний туман медленно рассеивался, открывая картину, от которой кровь стыла в жилах.

Они шли. Тысячи и тысячи тварей.

Ещё до того, как туман начал редеть, Семён почувствовал их приближение. Воздух стал тяжелее, словно перед грозой, только хуже — в нём появилась какая-то мёртвая тяжесть, давящая на грудь. Металлические части винтовки под пальцами стали ледяными, хотя утро было тёплым. На укреплениях стены выступил иней, расползаясь причудливыми узорами.

А потом наступила тишина. Неестественная, абсолютная тишина. Ни птичьего крика, ни шороха ветра в листве. Даже собаки в остроге перестали лаять, забившись в самые дальние углы.

Первыми из тумана появились Трухляки — иссохшие тела животных и людей в лохмотьях, с пустыми глазницами и чёрными венами, опутавшими серую кожу. Они двигались неровной, дёргающейся походкой, но в их движении была страшная синхронность — словно одна воля управляла всеми этими мёртвыми марионетками. За ними ползли Стриги — чудовищные твари размером с лошадь, покрытые прочнейшей шкурой.

— Матерь Божья… — выдохнул кто-то справа от Семёна.

Но худшее было впереди. За спинами вражеской армии возвышались кошманые Жнецы.

Армия Бездушных растянулась от горизонта до горизонта. Земля дрожала под их поступью. Воздух наполнился затхлым запахом разложения и чем-то ещё — холодом небытия, от которого першило в горле.

— Где маги-то? — сдавленно прохрипел сосед Семёна, пожилой охотник Архип.

Семён знал ответ — он стоял в карауле у дома воеводы вчера вечером и слышал разговор. Все маги острога сейчас беспомощны, их дар подавлен последней гранатой алхимика. Шесть часов они будут обычными людьми.

Ревун протрубил сигнал тревоги. Защитники заняли позиции, но Семён видел тревогу в их глазах. Без магов, без колдовства — только обычное оружие против орды, которой неведома усталость, боль или страх.

Семён понял — это конец. Без магов им не продержаться и часа.

Лорд Бездушных или Кощей, как называли его глупые крестьяне, наблюдал за началом штурма с холма в трёх километрах от Угрюма. Его форма едва напоминала то, чем он был когда-то. Воздух вокруг него становился тяжёлым, на траве появлялся иней, а редкие деревья поблизости покрывались чёрными прожилками увядания.

Через сознание подчинённых он видел, как его армия катится к стенам неудержимой волной. Тысячи глаз показывали одну и ту же картину — укрепления острога, защитники на стенах, вспышки выстрелов. И пустоту там, где должны были мерцать ауры магов.

Маги исчезли. Все разом, словно их никогда и не существовало. В прошлые разы это настораживало — слишком похоже на ловушку. Однако вчера он смог проникнуть в сознание одного из вражеских бойцов и уловил обрывки беседы. Воевода говорил с помощниками о шести часах беспомощности. О том, что патроны на исходе, а продовольствия хватит на неделю при урезанных пайках.

Подслушанные слова подтверждали то, что он начал подозревать после нескольких исчезновений вражеских магов — защитники нашли способ временно скрывать чародеев от его восприятия.

Обычно он чувствовал всех людей в обширном радиусе — даже простолюдины, лишённые полноценного дара, несли в себе искру жизненной силы, крохотное эхо магии, мерцающее в ментальной проекции мира. Маги же горели как факелы. Но когда применялось это средство, они исчезали полностью — не приглушались, не тускнели, а пропадали, словно умерли. Никакой искры, никакого следа. А через несколько часов возвращались в поле его восприятия, как ни в чём не бывало. Эффективно. Достойно уважения, но в конечном счёте бесполезно. И теперь, когда этот ресурс исчерпан, острог остался без своей главной силы.

Воевода Угрюма проявил себя как грамотный тактик. Использовал ограниченные ресурсы с максимальной эффективностью, выматывал противника, искал слабые места. Такое поведение было… знакомым. Словно эхо чего-то давнего, почти забытого.

Память пришла не из его собственного прошлого, а через роевую связь — последние мгновения одного из Жнецов, павшего при первом штурме. Золотисто-русый воин с холодными зелёными глазами, в руках массивный боевой молот, движения отточены сотнями сражений, но дело было не в мастерстве владения оружием. В этом человеке чувствовалось нечто большее — аура абсолютной власти, перед которой даже Древние испытывали… не страх, нет. Признание превосходства.

Коллективная память Бездушных хранила лишь обрывки — не место, не время, лишь ощущение. Это противостояние началось не здесь и не сейчас. Где-то в глубине веков, в местах, о которых даже Бездушные помнили смутно, этот воин уже стоял против них. Хродрик. Хродрик… И тогда, как и сейчас, он был препятствием на пути к окончательной победе.

Любопытно. Кощей не испытывал эмоций в человеческом понимании, но логика подсказывала — такие совпадения редки. Воитель из прошлого, способный противостоять их планам, и воевода Угрюма, демонстрирующий схожие качества. Связь? Реинкарнация? Или просто повторяющийся паттерн — всегда находится тот, кто встаёт на пути неизбежного?..

Коллективное сознание резонировало с этим знанием, передавая его каждой твари в армии. Древний враг. Тот, кто когда-то остановил их экспансию. Тот, чья кровь до сих пор несла в себе угрозу их существованию. Игнорировать такого противника было невозможно — сама природа Бездушных требовала уничтожить эту угрозу, стереть последний след сопротивления из прошлого. Даже если бы в Угрюме не было магов, даже если бы крепость не стояла на пути к Владимиру, присутствие Хродрика делало штурм неизбежным.

Размышления о природе противника привели к мыслям о собственной трансформации. Кощей помнил мало — лицо женщины с тёмными волосами, запах хлеба, детский смех. Всё это было лишено эмоциональной окраски, словно выцветшие картинки. Он знал, что был человеком, знал даже, что у него было имя. Но какое значение это имело теперь?

Превращение освободило его. Больше никакого страха смерти, никакой боли потерь, никаких терзаний совести. Только ясность цели и абсолютный покой. Человечество страдало от своей природы — смертность порождала страх, эмоции создавали хаос, привязанности приносили боль. Бездушные были решением. Следующей ступенью. Освобождением.

Мир после победы будет совершенен в своей простоте. Единая воля, единая цель, вечный покой. Никаких войн, потому что некому будет воевать. Никакой боли, потому что нечем будет чувствовать. Только бесконечная гармония коллективного разума.

И Угрюм стоял на пути к этому будущему. Сначала острог казался лишь досадной помехой — небольшая крепость на пути к Владимиру, истинной цели этого похода. Но потом расчёт изменился. Два десятка магов высокого ранга в одном месте — невероятная концентрация силы. Каждый поглощённый маг превратит Низшего в Усиленного. Трое создадут нового Древнего. А сам воевода… его поглощение может дать достаточно силы для четвёртой трансформации.

Кроме того, базовая военная логика диктовала — нельзя оставлять укреплённую крепость в тылу. Любой стратег это знал. И Кощей, сохранивший и отточивший за века тактическое мышление, не мог игнорировать эту истину.

Но Угрюм был лишь одной из целей. Через общее сознание текла информация о десятках других битв. Гон шёл по всему Пограничью — десятки тысяч Бездушных атаковали человеческие поселения от Новгорода до Рязани. Не все отряды возглавляли Лорды — их было слишком мало. Но там, где командовали такие, как он, успех был практически гарантирован.