Император Пограничья 8 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич - Страница 10

Его боевое безумие было не просто яростью — это было освобождение. Освобождение от боли, от вины, от воспоминаний о погибших товарищах. Здесь, среди врагов, он наконец обрел то, ради чего стоило существовать.

Поток Бездушных начал редеть. Те, кто еще мог двигаться, бросались в отчаянную атаку, но Крестовский не давал им шанса. Он преследовал каждую тварь, каждого противника, превращая организованную атаку врага в мясорубку. Вскоре его фигура скрылась, выиграв нам несколько минут драгоценного времени.

Пока Крестовский превращал площадь в месиво из разорванных тел, я оценивал общую картину боя. Ситуация была критической, но не безнадежной. Стены бастиона захвачены Бездушными, но основная масса тварей сосредоточилась в центре, где их перемалывал берсерк. Если действовать быстро и грамотно, можно переломить ход боя.

В этот момент ко мне подбежал запыхавшийся сержант. Я узнал Евдокима Соколова — бывшего десятника Стрельцов, нынешнего командира Валькирий.

— Боярин! — Соколов вытянулся по струнке даже в такой обстановке. — Докладываю, Бориса унесли в лазарет. Я принял командование сектором, это… — тут эмоции возобладали над выучкой и опытом, — мы искупим свой позор и своё бегство… это было…

— Ты ни в чём не виноват, — отрезал я, — это магия Бездушных, подлая и злая. Соберись сам, десятник и собери вместе всех уцелевших бойцов. Сколько у тебя осталось в строю?

— Около двух десятков, из тех, кого удалось найти и кто способен выполнять приказы.

Я окинул взглядом бастион, просчитывая тактику. Лобовая атака в центр, где кипела каша из Бездушных была бы самоубийством. Но можно использовать другой подход — восстановить контроль над стенами, зажав противника.

— Соколов, собирай всех выживших и готовься к наступлению вдоль правой стены. Твоя задача — выбить тварей с укреплений и закрепиться там. Можешь справиться?

— Есть, воевода! Только… — сержант колебался.

— Говори.

— У нас мало боеприпасов. В панике многие побросали амуницию.

— Понял. Действуй осторожно, береги людей. Продвигайтесь по верху стены, не подпускайте никого к себе, если что, берите Бздыхов на холодняк, как на обычной охоте.

Соколов кивнул и исчез, собирая своих людей.

Ярославу я отправил по левому флангу с тем же приказом. Шансов у неё было куда больше, двадцать элитных свежих бойцов должны были легко справиться с задачей.

Засекина посмотрела в указанном направлении, быстро оценивая обстановку.

— Сделаем, — княжна поняла мой план, едва я его озвучил. — Берём Бздыхов в кольцо?

— Именно, — кивнул я. — Задача — зажать Бездушных в центре между двумя группами, отрезать им пути отступления. Крестовский будет продолжать крушить их посередине, а вы очистите фланги.

Засекина развернулась к своим бойцам ставя перед ними задачи. Напоследок, она вдруг оглянулась.

— Воевода, — в её глазах мелькнуло волнение и понимание, — А что вы собираетесь делать?

— А у меня назначена одна неотложная встреча. Было бы невежливо заставлять дорогого гостя ждать.

Отец Макарий стоял в центре переполненной цитадели, где сотни людей сбились в тесный круг, словно овцы перед бурей. Его богатырская фигура возвышалась над толпой, но священник не чувствовал себя великаном — скорее пастырем, которому предстояло успокоить паству перед лицом смертельной опасности.

Первыми весть о прорыве восточного бастиона подхватили беженцы из Сергиева Посада — те самые, кто совсем недавно нашёл приют в Угрюме. Женский крик прорезал воздух цитадели:

— Всё пропало! Твари прорвались! Мы все умрём!

Паника распространилась быстрее лесного пожара. Матери прижимали к себе детей, старики крестились дрожащими руками, подростки метались между взрослыми, пытаясь понять, что происходит. Священник видел, как страх охватывает людей, превращая их в обезумевшую толпу.

— Тише, чада мои, — его мелодичный голос, казалось, не мог пробиться сквозь нарастающий гул паники. — Не поддавайтесь унынию раньше времени.

Но слова тонули в общем шуме. Тогда отец Макарий сделал то, что умел лучше всего — он начал петь. Низкий, глубокий голос священника полился над толпой, как мёд из сот:

— «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…»

Псалом девяностый, молитва воинов и защитников. Макарий помнил, как пел его двадцать лет назад, когда сам стоял на стенах с ружьём в руках, отражая натиск Бездушных. Тогда он ещё не носил рясу, а был простым Стрельцом, но уже тогда знал — вера сильнее страха.

Постепенно крики стихали, люди начали прислушиваться. Старики подхватили знакомые слова, за ними потянулись женщины. Священник поднял массивную руку, благословляя собравшихся:

— Братья и сёстры! Я знаю ваш страх. Двадцать лет назад я стоял на стенах Рязани, когда Гон обрушился на наши земли. Тогда я ещё не носил этой рясы, был молодым Стрельцом, полным гордыни и полагался только на силу оружия. Видел, как твари рвутся сквозь огонь и сталь, слышал предсмертные крики товарищей…

Толпа затихла окончательно. Даже плачущие дети умолкли, заворожённые спокойным голосом великана в рясе.

— И знаете, что меня спасло тогда? Не моя сила, не меткость — а то, что рядом оказался старый сержант, который в самый страшный момент сказал: «Держись, сынок. Мы не одни». И правда — откуда-то нашлись силы стоять, когда другие бежали. Откуда-то пришла помощь, когда её не ждали. Может, это просто люди друг друга поддержали. А может, и впрямь Господь через них действовал. Я тогда не понимал, а теперь знаю — чудеса случаются через простые вещи.

Среди стариков кто-то кивнул — седобородый мужчина с обрубком вместо левой руки:

— Правду батюшка говорит! Я в прошлый Гон в Ростове Великом был. Думали — всё, конец. А соседи из Ярославля подмогу прислали, хотя никто не просил. Сами решили помочь.

Другой старик, опираясь на костыль, добавил:

— А у нас в деревне случай был. Бездушные окружили, а тут туман такой плотный поднялся — шага не видно. Мы по домам попрятались, а твари в тумане заблудились и мимо прошли. Повезло? Может быть. А может, и не просто так туман-то был.

Отец Макарий улыбнулся в густую бороду:

— Вот видите? А вы — «всё пропало». Стыдно должно быть! Воевода Прохор не зря столько сил вложил в оборону. Стены у нас крепкие, оружия хватает, бойцы обучены. Да и не простые мы люди — Угрюм своих не бросает!

— Но что там происходит? — выкрикнула молодая женщина из беженцев. — Почему Бздыхи прорвались?

Священник развёл руками:

— А что там сейчас творится — мы не знаем и знать не должны. Наше дело — держаться вместе, друг друга поддерживать. Паника — враг похуже Бездушных. Она изнутри разъедает, лишает сил тех, кто за нас сражается. А вера и спокойствие — они как невидимая броня. Может, кто-то из воинов сейчас думает о том, что здесь его семья, и от этой мысли сил прибавляется. Разве это не чудо?

По толпе прошёл шёпот. Люди вспоминали странности их воеводы — его невероятную силу воли, умение появляться там, где нужнее всего, способность вдохновлять людей одним словом.

Священник достал из кармана свою заветную баночку мёда:

— А теперь давайте помолимся. И не просто помолимся — вложим в молитву всю душу. За воинов на стенах, за воеводу нашего, за всех защитников. И вот что я вам скажу…

Он открыл баночку, и сладкий аромат мёда поплыл над толпой:

— После победы — а она будет, не сомневайтесь! — всех угощу мёдом с моей пасеки. Они ведь тоже Божьи создания, трудятся не покладая крыльев. Как и мы должны трудиться — молитвой и верой поддерживать наших защитников.

Старики улыбнулись, женщины утёрли слёзы, даже дети притихли, заворожённые рассказом о пчёлах. Паника отступала, уступая место решимости.

— И запомните, — отец Макарий возвысил голос, — мы не овцы на заклание! Мы — община Угрюма, семья, которая стоит друг за друга. Наши мужья и жёны, братья и сёстры, сыновья и дочери сейчас там, на стенах, защищают нас. А мы здесь будем их тылом, их опорой. Молитвой, верой и спокойствием. Ибо сказано: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго»!