Матренины сказки - Богатикова Ольга Юрьевна - Страница 1

В коридоре слышались звуки музыки. Тихая мелодия парила в воздухе, отталкивалась от стен, струилась по старому потертому линолеуму. Ее источник находился за одной из многочисленных дверей, убегавших к большому прямоугольному окну. Кто-то невидимый играл там на фортепиано.

Сейчас, в сонной ночной тьме, когда единственным источником света был тусклый уличный фонарь, заглядывавший в коридор круглым желтоватым глазом, в этой музыке слышалось что-то печально-мистическое, надрывное, бесконечно личное и сокровенное.

Зоя Павловна поманила меня к себе и указала на дверь с широкой деревянной табличкой. Разобрать, что на ней написано, в темном коридоре было невозможно.

Я приблизилась к двери, и мелодия зазвучала громче.

Перед моими глазами тут же встала картина: рыжеволосая женщина в изумрудно-зеленом платье сидит у открытого окна и устало смотрит на юный клен, нелепо притулившийся у металлического забора. Неожиданно прохладный октябрьский ветер срывает с клена позолоченный пятипалый лист и метко забрасывает его женщине в руки. Усталое лицо озаряется улыбкой, и незнакомка превращается в сказочную царевну – златоволосую Марью-красу, которая ждет у окошка свою судьбу.

Музыка смолка, а потом грянула снова – весело и быстро.

Картина перед моими глазами изменилась. Я снова увидела рыжую незнакомку, только теперь она торопливо бежала по мокрому асфальту. На ее плечи поверх зеленого платья был накинут солнечно-лимонный плащ, а в руках находился большой серый зонт. Со стороны казалось, что женщина сумела изловить облако, и оно вот-вот поднимет ее в воздух и унесет куда-то вдаль…

– Феденька играет, – негромко сказала Зоя Павловна, выводя меня из очарованного оцепенения. – Голубь наш сизокрылый… Слышишь, как выводит? Аж сердце переворачивается…

– Феденька – это кто? – тихонько спросила я.

– Бывший педагог. Федор Сергеевич Птичкин. Красавец был – заглядение! Статный, высокий, глаза – моря-океаны, а уж кудри какие – любая девка обзавидуется. А какой талант – вздохнуть и не дышать. Когда Федя садился за фортепиано, вся школа замирала. Говорили, будто он окончил консерваторию и два года играл в оркестре. Затем с кем-то поссорился, остался без работы, а потому к нам и пришел. Впрочем, по поводу ссоры – это, конечно, брехня. Такой добрый и внимательный парень ни с кем поссориться не мог. Подсидели его, сокола, как пить дать…

Зоя Павловна вздохнула, а потом грустно улыбнулась.

– Директриса в нем души не чаяла. Еще бы, заполучить в коллектив такой бриллиант! Дети на висели нем, как обезьяны. Ни один ученик его занятий не прогуливал, вот как! А учительницы все в Федю были влюблены. Бывало, моем мы с Михайловной полы и слышим, как они о нем перешептываются: шу-шу-шу, Федор Сергеевич то, Федор Сергеевич это. Оно и понятно: он и красивый был, и умный, и холостой – чем не жених?

– Вы все время говорите о нем в прошедшем времени, – заметила я. – Почему?

– Так помер он, Матренушка, – в глазах уборщицы появились слезы. – Два месяца назад. Двадцать шесть годков парню было.

– Отчего же он умер?

– От инсульта.

– От инсульта? В двадцать шесть лет?

– Мы тоже удивились, – кивнула Зоя Павловна. – Он его прямо в школе схватил, в этом самом кабинете. Федор Сергеевич в нем уроки вел и часто оставался после работы. Говорил, что музыку сочиняет. Дома, мол, допоздна по клавишам стучать нельзя – соседи ругаются, а в школе тишь, гладь, да божья благодать. В тот вечер Федя тоже задержался. А утром его Михайловна нашла. Вошла в кабинет, чтобы сделать уборку, а он на полу лежит, рядом с инструментом…

По щеке уборщицы скользнула слезинка.

Эту историю я уже слышала, только в более кратком изложении. Ее рассказывала Татьяна Январина – моя неофициальная свекровь.

Вопреки моим опасением, родители Матвея приняли меня очень сердечно. У нас нашлось немало тем для душевных разговоров, и даже обстоятельство, что я была той самой ведуньей, которая помогла отыскать тело их младшего сына, не вызывало в них тревоги и настороженности. Ну, почти.

В отличие от Матвея, особенностями моего дара Татьяна Максимовна и Алексей Федорович не интересовались и старательно вели себя так, будто я самая обычная девушка и никаких чудесных способностей у меня нет. При этом время от времени они с нарочитой беспечностью спрашивали, не имеют ли мистической подоплеки те или иные события, происходившие в нашем городе. На их вопросы я всегда отвечала честно. Обычно ответ был отрицательный, и материалистов Январиных это очень радовало.

Между тем, бывали случаи, когда родители Матвея рассказывали о действительно незаурядных происшествиях. Как в этот раз.

Два месяца назад свекровь одолжила у меня траурный черный платок. В музыкальной школе, что находилась по соседству с гимназией, в которой они с мужем преподавали, умер педагог, и в последний путь его провожали сразу двумя коллективами. Вчера же Татьяна Максимовна пришла ко мне в гости и сообщила: в музыкальной школе появилось привидение.

– Там по ночам играет фортепиано, – сказала она. – Сторож слышал его каждую ночь. Сначала все думали, будто кто-то оставляет включенным радио или аудиоколонку, но уборщицы уверяли, что в это время все приборы обесточены. Два дня назад директор лично осталась в школе допоздна, чтобы вычислить музыканта. Они со сторожем обошли все кабинеты и выяснили: звуки раздаются из класса фортепиано на первом этаже. При этом в классе никого не было, понимаешь? Когда они вошли в кабинет, то увидели, что клавиши инструмента опускаются и поднимаются сами собой! Будто на них нажимает кто-то невидимый.

– Директор со сторожем, наверное, испугались, – предположила я.

– Не то слово! Сторож на следующий день взял расчет, а директор теперь живет на успокоительных таблетках и думает, как бы избавить школу от невидимки.

– Я правильно понимаю: музыкант просто играет на фортепиано? Вещи не разбрасывает, стекла не бьет, полки и шкафы людям на головы не роняет?

– Нет, призрак не хулиганит. Тем не менее, его боятся. Сторож, прежде чем уйти, обо всем рассказал учителям, и теперь в этот кабинет никто не хочет заходить. Три педагога пообещали уволиться, если администрация не решит проблему с чертовщиной. Единственный человек, который не боится привидения – это Зоя Павловна, одна из школьных уборщиц и моя соседка по лестничной клетке. Собственно, от тети Зои я об этой истории и узнала. И сразу подумала о тебе, Матрена. Быть может, ты сумеешь прогнать призрака, дочка? Очень уж жалко коллег-музыкантов. Да и призрака тоже. Не знаю, откуда он появился, но подозреваю, что на Земле ему не сладко.

Что верно, то верно. Духам, застрявшем в астральном пограничье, такое состояние обычно не нравится. Однако не факт, что я сумела бы ему помочь. Привидение – не нечисть, к Нави отношения не имеет, а значит, у меня нет перед ним никакого преимущества. Я лишь могла выяснить, что держит его в этом мире, и, по мере возможности, завершить его земные дела.

Поэтому сейчас я стояла возле «неспокойного» кабинета, слушала Зою Павловну и мысленно корила себя, что, в отличие от нее, не связала появление духа со смертью молодого преподавателя. Хотя это было вполне очевидно.

– Как думаете, почему Федор не ушел на небеса? – спросила я. – Надо понять, что его тут удерживает.

– Известно что, – усмехнулась тетя Зоя. – Любовь.

Я вопросительно приподняла бровь. Уборщица печально улыбнулась.

– Помнишь, я говорила, что по Феде вся школа вздыхала? Не только педагоги, но и методисты, и даже бухгалтерша с кадровичкой. А Федя на их вздохи внимания не обращал. Он в Надежду Кирилловну был влюблен. Возможно, ты о ней слышала. Это учительница биологии из соседней гимназии, коллега твоей свекрови. Красивая такая женщина, рыжая, постоянно в зеленых платьях ходит. Гимназия и наша школа стоят рядом, практически окна в окна. Федор как-то сказал, что в окне-то он ее в первый раз и увидел. А через несколько дней она с другими преподавателями пришла к нам на осенний концерт. У здешних учителей есть традиция ходить друг к другу на разные мероприятия. На том концерте они и познакомились. Федя сел рядом с Надей, и они весь концерт о чем-то перешептывались. А потом, когда все ушли, два часа стояли у школьного крыльца и разговаривали. Федя потом два дня ходил натурально одуревший. Глаза сверкают, щеки горят, на губах улыбка – сразу видно, парень влюбился.