Мрачная фуга - Лавряшина Юлия - Страница 3

Но ответ разочаровал ее и опечалил:

– Ну, само собой! Как же без Ваньки? Он обожает детективы!

Кто-то за ней следит…

Она поняла это, когда, оглянувшись в проулке, услышала, как внезапно затихли чужие шаги. А ведь обернулась машинально, еще ничего не подозревая, – инстинктивное движение… Удивление (страх в тот момент еще не родился) возникло, когда Полина никого не увидела позади, словно человек, идущий следом, накинул непроницаемую завесу. А невесомым не стал, и она слышала его движения, которые вечерняя тишина усиливала в несколько раз.

«Почему здесь так тихо?!» – у нее вдруг заложило уши, словно отсутствие звуков просочилось внутрь и закупорило слуховые проходы.

Лет в десять Полине вымывали серные пробки, мешавшие воспринимать звуки. Пробившись, они нахлынули живым потоком, вернув привычный мир… До сих пор помнилось, как радость, заставив ее подскочить на стуле, вырвалась громким смехом, не совсем уместным в кабинете врача. Мама сделала страшные глаза, ей такое поведение всегда казалось недопустимым. И Полина обычно помнила об этом, но в тот момент не удержалась, ведь уже вообразила, будто начала глохнуть, и это необратимо. Было страшно до того, что девочка тайком царапала ноготками стену в своей спальне. Почему сразу не пожаловалась маме?

Нет, она точно знала почему…

Мгновенье постояв в замешательстве, Полина не спеша пошла вперед: «Не бежать, только не бежать…» А под коленями подрагивало трусливое: «Скорей! Спасайся!» Так и хотелось свести лопатки, усеянные колкими мурашками, точно за ней следовал измученный жизнью крупный пес, готовый порвать в клочки без особой надобности, просто чтобы выместить накопившуюся злобу.

Ее мучительно тянуло повернуться… До того, что шея заныла, хоть рукой держи голову! И это самой казалось совершенно нелепым, даже подумалось: «Может, никого и нет позади? А звук чужих шагов был эхом моих собственных?»

Только они слышались и сейчас: осторожные, почти скользящие, не шаги, а шепот… Кто-то явно шел за ней. Следил.

«А говорила мама: носи с собой баллончик! – пронеслось в мыслях со злорадным отчаянием. От себя добавила: – Еще лучше – кирпич…»

Ее взгляд заметался вдоль стен старых двухэтажных домов, может, какой вывалился? Очень выручил бы… Воображение тут же развернуло перед ней несуществующий холст: она с кирпичом во вспотевшей от страха руке, с горящим взглядом и подогнувшимися коленями. О нет… Разве она может позволить себе предстать такой перед кем-то другим? Мама так хлестнула бы за такое – ремешком сумки, шарфом, что под руку попадется…

Повернувшись на ходу, Полина требовательно выкрикнула:

– Кто здесь?

Могло последовать что угодно… Тот, кто шел за ней по пятам, бросился бы наутек, слился с тьмой навечно или… до следующего вечера, что куда хуже. Или, напротив, рванулся бы к ней, если б его подстегнул риск быть пойманным. Схватил бы за горло, чтобы придушить крик, заставить замолчать, может, даже навсегда…

Кулаки уже сжались, хотя разве ей справиться с маньяком (если это он!), даже при ее немаленьком росте? Но двадцатилетняя девушка имеет преимущество только в беге, если убийца немолод, в поединке без специальной подготовки не выстоять… В надежде на будущие съемки Полина брала уроки сценического боя, но – как и все в кино! – это были не настоящие навыки, только их имитация. Она могла бы сыграть, как отбивается от убийцы, но, если тот сейчас вышагнет из уличного мрака, у нее попросту откажут ноги. Они уже слабеют с каждым шагом, в коленях возникает пустота, будто чашечки размякают…

Ненадолго усилившись, звук шагов опять затих, и внезапно Полина увидела его… Совсем не в той стороне, откуда ждала появления незнакомца, – так в ушах шумело, что перестала ориентироваться? Быстро повернулась к нему и чуть не вскрикнула от обиды: «Такой симпатичный! Зачем ему нападать в переулках? Он может очаровать любую…» Темные волнистые волосы, чуть удлиненные, лицо тонкое, интеллигентное, небольшие очки в тонкой металлической оправе… Может ли чудовище выглядеть так?

«Наверняка», – ответила она себе мысленно. Если покопаться в истории, легко выяснить: известные человечеству серийные убийцы ни у кого из знакомых не вызывали страх до того, как их поймали… В темноте его глаза кажутся черными – нехороший признак? Или на свету они перестанут вызывать страх?

– Простите, я напугал вас. Не хотел, честное слово.

– А чего же хотели? – Ее голос проскрежетал незнакомо, будто был присыпан песком.

– Чего? Сам не знаю. Просто увидел вас в зале, и вы меня… примагнитили! – У него вырвался смешок. – Так и пошел за вами.

Она не поверила:

– От самого зала Чайковского?

Когда он кивнул, волосы беспорядочно рассыпались, закрыли высокий лоб. Полине захотелось собрать их и пригладить, и она поспешно сунула руки в карманы пальто.

– Вы музыкант?

– Нет-нет! Там мой двоюродный брат выступал. Пианист Илья Стариков. Такой красавец-блондин…

– Да, вроде был такой…

– Не запомнили? – обрадовался он. – Это хорошо. Потому что в него все влюбляются с первого взгляда.

– Очевидно, я не как все.

– Я так и подумал… Можно мне проводить вас?

Не ответив, Полина медленно пошла вперед, не сомневаясь, что он последует за ней. Спросила, не повернув головы:

– Вы маньяк? Мне уже начинать бояться?

Он рассмеялся без голоса:

– Я историк. Точнее, еще учусь на историческом… Вы ведь тоже студентка? МГУ? Филология? Или Литинститут?

Он не угадал, и это отчего-то задело Полину. Никто не видел в ней актрису…

– Почему?

– У вас такие умные глаза.

– Как у собаки. Только серые.

– Что?

– Нет, ничего, это я про себя. Я учусь в «Щуке». Разочарованы?

Он помолчал, точно осваивался с этим новым знанием о ней.

– Будущая актриса?

– Может быть…

– То есть? Вы на актерском учитесь?

Кивнув, Полина задержала дыхание: «С какой стати я собираюсь делиться этим с незнакомым человеком?!» И тут же призналась:

– Мои способности, похоже, оказались довольно скромными. Они не впечатляют наших мастеров…

– В смысле преподавателей?

– Не думаю, что буду блистать на сцене. Скорее всего, меня просто не возьмут ни в один театр. Разве что на Крайнем Севере…

– Они вас не ценят. – Это прозвучало так искренне, что у нее внезапно защипало в носу, словно из темноты выплыло признание в любви.

А он продолжил, произнося слова плавно и чуть запрокинув голову, будто собирался запеть:

– Знаете, как я описал бы вас? – По его губам скользнула улыбка, будто он только что увидел Полину заново. – Примерно так… У нее удивительно спокойное лицо, созданное природой столь гармонично, что трудно отвести взгляд. Прямые волосы каштанового оттенка в этот вечер она гладко зачесала, собрала пучком на макушке, и они не закрывали высокого выпуклого лба. Большие глаза ее смотрели до того серьезно, что тянуло выпрямить спину. Нос у нее правильной формы, его почему-то хочется назвать породистым… А вот в линии губ таится некая лукавинка, будто эта девушка постоянно удерживает улыбку. В каждом ее движении сквозит завидная свобода, но далекая от вальяжной раскованности, часто граничащей с вульгарностью. Она идет по Москве так, словно дарит себя этому миру, но при этом остается недоступной, как радуга, коснувшаяся земли.

Забыв, как сделать следующий шаг, Полина замерла, впитывая его слова, судорожно пытаясь понять, что нужно сейчас сделать – пуститься бежать или броситься ему на шею? Отвергнув и то, и другое, она выдавила:

– Вы не историк. Хотя… Может, как раз поэтому вы… так не современны!

Он разочарованно выдавил:

– О…

– И это чудесно!

– Правда? Обычно это звучит… упреком.

– Но не от меня. Вы занялись этим потому, что тоже порой чувствуете себя не в своей эпохе?

– Тоже? Значит, и вы?

– К сожалению. Людям, совпадающим со своим временем, живется куда проще.

Его улыбка скользнула светлым ночным мотыльком: