Мятежник (СИ) - Марли Вита - Страница 16

Близкое соседство Гвилисс походило на горько-сладкую пытку. Увлекаться ею было нельзя, прикасаться — тоже. Но он не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться. Её алебастровой кожей, сияющим золотом волос, чуть вздёрнутым носом, тонкой шеей и угловатыми от худобы линиями. Меховые шкуры вобрали в себя аромат её кожи и, едва касаясь лежанки, Эолис предавался фантазиям.

Не мог удержаться и от личных вопросов. Эльф не позволял себе касаться её лица, но беспрепятственно трогал душу. Узнал о её детстве, проведенном в благоухающих садах Ливенора, о строгих правилах, которые она соблюдала, и о мечтах, которые так и не смогла осуществить. Она рассказывала о муже, о его увлечении политикой и о равнодушии к ней самой. Дроу слушал, кивал и чувствовал, как сильно опьяняло её очарование.

Как быто ни было, Эолис не забывал, что он — мятежник. Сегодня жив, завтра — казнён.

— Что за книгу ты читала? Ту… непристойную, — нарочито расслабленно спросил командир.

Пошуршав мехами, Гвилисс повернулась к нему, подложила под голову ладошку и без прежней робости, глядя прямо в глаза, заявила:

— Тебе бы не понравилось её содержание.

— Это ещё почему? — крякнул дроу, не ожидав нападения от этой трепетной пташки.

— Потому что её писала вольмондская женщина для своих… читательниц.

— Ах, вот как… — с хитрой ухмылкой протянул командир. — В таком случае, если она не заканчивается зверской гибелью главного героя, ты меня ничем не удивишь.

Эльфийка мило хихикнула.

— Нет. Всё заканчивается хорошо. Её непристойность в теме, которую она затрагивает и подробно изложенных сценах. Книги ливенорских авторов никогда не повествуют об отношениях мужчины и женщины. Там всё до боли просто — увидел, явился к родителям, сделал предложение. Или сперва совершил подвиг, затем сделал предложение. В той книге был показан жуткий мезальянс, герои мучились, почти выворачивали нутро, чтобы быть вместе. Главный герой страдал и очень старался угодить своей… хозяйке.

— Хозяйке, — повторил Эолис, поиграв бровями. — Уже интригует.

— Подожди смеяться, — Гвилисс отмахнулась. — В этой книге были описаны сцены близости. Так… детально, но в тоже время литературно и изысканно. Не пошло. Слова мастерски переплетались, не вызывая отторжения.

— А что вызывали? — дроу аж дыхание затаил.

— Трепет. Интерес. Любопытство. Недоверие.

— Недоверие? — командир удивился. — В чём может быть недоверие?

— Ох, ты спрашиваешь меня об очень личном, — изумрудные глаза хитро сощурились. — Но я отведу от себя твой вопрос. В одной из сцен герой очень стеснялся и мучился из-за своей… неопытности. От него почему-то ждали каких-то невероятных умений, а он буквально трясся от страха. Ждал и в тоже время ненавидел свой… первый раз. Мне показалось это странным. Мужчины относятся к близости с большим энтузиазмом, им нечего бояться, другое дело женщины…

Эолис беспокойно поёрзал и сглотнул слюну от остроты темы, в которую вылился их разговор.

Что там за варвары живут в этом их Ливеноре? Что значит «нечего бояться»? Да это же страшно до ужаса. До трясущихся поджилок. Когда ты неоперившийся птенец, а тебя оценивают, насмехаются, сравнивают с другими. Это же как первое выступление на сцене. Только вместо зрителей — ты и… ее ожидания.

— Очень понимаю этого парня, — отозвался дроу. — Лично я в свой первый раз качественно… облажался.

Два ошарашенных глаза уставились на него в немом испуге. В глубине изумрудной топи плескалось желание знать подробности, замурованное в саркофаге приличий. От собственного признания Эолис почувствовал лёгкий румянец, но в озорстве охватившего его куража решил всё-таки рассказать…

Эолис

Гвилисс молчала. Разглядывала его лицо в слабом свете и не проронила ни слова. Следом за искрой любопытства в её глазах вспыхнуло сочувствие. Нет, конечно, она не станет расспрашивать. Тактично переведёт тему, но дроу не желал менять направление их беседы. В щепетильных вопросах, которые они обсуждали после отбоя, всякий раз повышался градус.

Это было ещё одной извращённой пыткой, способом притронуться, не касаясь. Если ей вдруг станет некомфортно, Эолис тотчас прекратит, а пока…

Эльф начал издалека. Рассказывая, вспоминал сам далёкие дни, которые к своему облегчению, он оставил позади.

— Как ваши мужчины заявляют о своём желании… к женщине? — спросил он эльфийку. — Что они говорят? Как просят позволения?

Нахмурившись, Гвилисс закусила губу.

— Они… — сощурившись, старалась подобрать слова. — Говорят об обладании. Заявляют что-то вроде «позволь сделать тебя своей».

Ответная откровенность щекотала нервы. Гарцевала по телу уколами сотни невидимых игл.

— Сделать своей… — повторил он, пробуя слово на вкус. — Звучит… безапелляционно. Светлые эльфы не очень дипломатичны в этом вопросе, верно?

Гвилисс усмехнулась без тени смущения или робости. Дроу явно давал понять — рядом с ним ей не требовалось облачаться в доспех благочестия.

— Что же тогда у вас? — поинтересовалась Гвилисс. — Как тёмный эльф выражает свои… чувства?

— О, мы говорим о преклонении, — ответил Эолис с ноткой самодовольства. — Обычно это звучит как «позволь поклоняться у алтаря твоего совершенства».

— Действительно, — хихикнув, эльфийка закрыла рот ладошкой. — Весьма дипломатично и… поэтично. Пожалуй, нашим мужчинам стоит поучиться у вас искусству любовной риторики.

Лёжа на мехах, Эолис изобразил шутовской поклон.

— Добро пожаловать в Вольмонд. Вашему владыке впору задуматься над… обменом знаниями.

Гвилисс тихо рассмеялась.

— Хотела бы я видеть лицо Эрлиона Ливенорского, услышь он твоё экстраординарное предложение.

— У Эрлиона Ливенорского восемь сыновей, младшего из которых он отдал в мужья весьма экстравагантной даме, — о правителе Ливенора командир кое-что слышал. Грех было теперь не блеснуть знаниями. — Что-то мне подсказывает, вашего владыку не напугать щепетильными предложениями. Что касается меня, — напомнил дроу. — Мне юному, едва вышедшему из-под родительского крыла, рассказали о необходимости будущего… преклонения. Но не объяснили, как именно это положено делать. Разумеется, я знал что-то об этом в двух словах, но не более.

— Удивительно, — тихо произнесла эльфийка. — Мне всегда казалось, что мужчины буквально рождаются с этим… знанием. Нет, правда, не смотри на меня так, — едва эльф открыл рот, чтобы возразить, Гвилисс строго зыркнула на него. — Действительно, мужчинам известно больше даже если у них нет опыта.

— Всё может быть, — Эолис поднял руки в капитулирующем жесте, — но мне, знаешь ли, не хватило врождённых данных.

— Не могу не спросить, как ты пережил это? — Гвилисс повернулась на живот и подперла щёку ладонью, выразив готовность внимать повествованию.

— Когда перед… свиданием старшие мужья красили мне глаза, — командир повернулся на спину, заложив руки за голову, и, рассказывая, смотрел на эльфийку снизу вверх. С этого ракурса её молочная шея и чёткие линии подбородка были видны особенно хорошо. — Они, представь себе, мне сочувствовали.

— Сочувствовали?

Дроу ухмыльнулся.

— О, да! Они говорили, что это сложно. Что "богиня" капризна, а алтарь требователен. Что мало кто выходит из этого испытания без шрамов. В прямом и переносном смысле.

В памяти всплывали обрывки фраз, запахи благовоний, насмешливая физиономия со слегка приподнятой бровью и атмосфера опасности. Гвилисс ждала, не торопила.

— Их напутствия ещё больше усилили волнение. Когда меня, дрожащего как лист, подвели к жене, она посмотрела с таким снисхождением, словно я — жалкий птенец, потерявшийся в огромном лесу. Она спросила властно и требовательно «Ну? Чего ждешь, мальчик?», и я окончательно потерял дар речи. Вместо заученных слов, из меня вырвалось невнятное мычание, вместо плавных движений — судорожное подергивание плечами.

Эолис закрыл ладонью глаза и покачал головой.