Музыка нас связала... (СИ) - Линник Сергей - Страница 2
- Предыдущая
- 2/28
- Следующая
— Ладно, жди.
Неужели голос разума в кои-то веки победил? Или местный сторож позарился на обещанный гонорар за освобождение? Нет, это дело святое, вот доберусь до куртки, сбегаю в магаз, и принесу бакшиш, что скажет, мне нетрудно.
Минут через пять снова проскрипел гравий под подошвами, звякнул ключ. Впрочем, звука, издаваемого открытым замком, я не услышал.
— Отойди-ка к задней стенке и отзовись оттуда, — велел голос спасителя.
Я включил фонарик, который, естественно, давно потушил для экономии заряда, и шагнул назад.
— Всё, дальше некуда, — объявил я.
— Доску брось.
— Так она вон, возле двери лежит.
— Вернись и забери, а потом бросишь.
— Готов! — крикнул я, выполнив вполне разумные требования из-за двери.
— Открываю. Смотри у меня, не вздумай дурковать!
Звякнул еще раз ключ, потом рявкнул засов, и дверь открылась. Наконец-то! Я шагнул к свету, и тот самый голос вдруг удивленно произнес:
— Стас? Ты откуда здесь взялся?
***
В первый момент я подумал, что это сын дяди Феди, который в нашей горбольнице работал за сторожа, дворника, слесаря и электрика. И вообще, старшим куда пошлют. Жил он как раз в том же доме, что и моя тетка, только во втором подъезде, где квартиры были, как политкорректно называли, «с общей кухней». А потом вспомнил, что никаких детей у вредного мужика не имелось. И жены тоже. Он племя младое и хорошо ему знакомое на дух не переваривал. Так нам казалось в детстве.
— А вы Федору э-э-э, запамятовал отчество, родней приходитесь? — спросил я, чтобы по возможности уйти от ответа на заданный вопрос.
Тема моего портретного сходства с умотавшим в эмиграцию из родной семьи моим папашей в детстве, отрочестве и юности иногда возникала. Время от времени находилась какая-то звезда, которая, картинно вздыхая, говорила: «А на отца-то похож! Две капли воды! Ой, Верочка, прости, не подумала!». И даже мне, сопляку с мозгами размером с булавочную головку, становилось понятно, что твари эти специально подкатывают, чтобы маме было плохо.
Последние лет тридцать про две капли никто не вспоминал. Да и маму я забрал к себе, как только заработал немного денег даже не на покупку, а на съем пристойного жилья. Но это совсем другая история.
— Какая нафиг родня? Я и есть Федор. Других не знаю.
Я шагнул на улицу. Освободитель мой и вправду выглядел именно как дядя Федя — худой как щепка, со сморщенным лицом, напоминавшим старую картофелину, чудом пролежавшую год в укромном месте. Вот и кепку-восьмиклинку точно такую он постоянно таскал, и зимой и летом, как артист Боярский свою шляпу. И куртка болоньевая, в пропалинах и лоснящаяся от старости и грязи.
— Спасибо, что выручили, — сказал я. — Мне вас где сейчас найти можно будет? Здесь? Я мигом, только в «Пятерку» сбегаю. Вам пиво? Полторашку? Две? Или водку?
— Не, не Стас. Но похож...
— Да убили вашего Стаса. В девяносто втором, в Иркутске. Нам извещение зачем-то прислали. Наверное, вместо алиментов за всю жизнь.
— В каком девяносто втором? Доме, что ли? — удивился Федор.
— Году, конечно. Уж тридцать лет как прошло.
— А ты тогда кто?
***
Восемьдесят четвертый год! Охренеть и не встать! Как такое может быть? Сорок, блин, лет, год к году. Они где? А я что?
Первым, как ни странно, пришел в себя абориген. Мы с ним долго вели разговор глухого со слепым, но в конце концов пришлось поверить. Странный он, этот Федя. Фаталист до мозга костей. Будущее? Ладно, хрен с ним. Рассказать, что дальше случится? А зачем? Жизнь, она ведь от этого не изменится. А будешь кричать на каждом углу, так хорошим это не кончится. И даже возможность выиграть в «Спортлото» отверг. Сказал, что от шальных денег добра не бывает. Удивительно рациональный человек.
Это я бегал курицей с отрубленной головой, и выдавал идеи, одна глупее другой. Начал с лотерейных билетов, а закончил поиском кладов. Долго я не мог свернуть с пути внезапного обогащения. И только потом пришла та самая мысль. Лёнька, братик мой. Ведь ему осталось...
Спасибо Федору, он-то как раз голову на месте крепко держал. И задал самый рациональный в этой ситуации вопрос:
— А назад к себе теперь сможешь? Или насовсем сюда?
Второго варианта мне только и не хватало. Без средств к существованию, без документов, без ничего! Даже если и получится убедить свою родню, что я тот, за кого себя выдаю, то дальше-то как? Без трудовой книжки при советской-то власти... Наверное, можно, но очень трудно...
Пока я предавался рефлексии и устраивал похороны себя, любимого, Федор на месте не сидел. Отобрав фонарь, он полез смотреть, что там творится у той дыры, через которую меня сюда занесло.
Светодиодное освещение его ни грамма не смутило. Похоже, достижения цивилизации Федора вообще мало трогали. Отношение к вещам у него было утилитарным. Светит — и ладно, хуже, если наоборот. Сначала он ногами отбросил в сторону вывалившиеся кирпичи, потом стал на четвереньки и посветил в пролом.
— Говно вопрос, сейчас очистим, будет тебе торная дорога.
Мне показалось, наверное, но это он произнес несколько чересчур уверенно?
— Может, попытаться с той стороны?
— Чудак-человек. Ты же сам отсюда появился? Это как в анекдоте про пьяного, который ключи под фонарем искал, потому что только там светло. Но если хочешь, пойдем, проверим.
И я как телок поплелся за ним к больничным воротам, потом во двор дома. Сарай стоял закрытый на навесной замок, совсем не тот, который открывал я. И дверь была не такой рассохшейся. Ну да, сорок лет. Происходящее казалось мне сном, и я совершенно равнодушно смотрел, как Федор достает из секретного места в щели над косяком тетиженин ключ и отпирает замок.
— Ну давай, Саня, полезай, — картинно распахнул он дверь. — Но смотри, если сейчас ты на сорок лет из своего времени попал, вдруг в сорок четвертом окажешься? — и засмеялся, закончив похохатывание кашлем. — Да лезь, не бойся, покурю тут пока, присмотрю. На крайний случай, немцев уже не было у нас тогда.
Он достал из кармана куртки мятую пачку «Примы», вытащил сигарету, из которой тут же просыпался на землю тонкой струйкой табак. Федор даже не расстроился, закрутил папиросную бумагу, чтобы сберечь остатки, и закурил. А я уже и забыл про такую фигню.
В погребе было чисто. Целый и крепкий с виду стеллаж выкрашен кузбаслаком, а доски на полках местами даже не потемнели. И закруточки стояли ровными рядами: помидоры в трехлитровых банках отдельно, маленькие огурчики, еще не получившие красивое название «корнишоны» — отдельно. И варенье тоже не смешано. Я помнил, как лазил сюда по заданию тети Жени и приносил заказанное ей в квартиру.
Полез под стеллаж, на то самое место, и увидел довольно ровную кладку. Ни один кирпич даже не шатался.
***
Вернулся я быстро — Федор не успел досмолить тот куцый огрызок.
— Я же говорил, искать надо, где потерял, — он хмыкнул, сделал большую затяжку, и бросил окурок на землю, притоптав его каблуком кирзового сапога. — Пойдем назад. Сарай только закрою.
Мы побрели к месту старта. Ощущение сна усиливалось. Мимо нас проехала «скорая» на базе «рафика». Их же сто лет назад выпускать перестали, а этот почти новый. Встреченная по дороге дама в белом халате и накинутом на плечи ватнике посмотрела на меня и поспешно отвернулась. Теперь точно пойдет слушок, что папаша объявился.
Деваться было некуда, и мы с помощью обломка доски и принесенного Федором лома проход расчистили. Будь мое телосложение не таким субтильным, не пролез бы, но вроде бы теперь должен протиснуться.
— Ну не стой столбом, пробуй. Один хрен лезть придется. Неприятное надо делать быстро, — сказал Федор, и грубовато толкнул меня в плечо. — Пошёл!
— Погоди. Если получится...
— Да я постою, посмотрю. Надо будет, я тут замок врежу и ключ дам. Иди уже. Хотя... слушай, а когда... да хрен с ним, не надо.
Я встал на четвереньки и полез в дыру.
- Предыдущая
- 2/28
- Следующая