Музыка нас связала... (СИ) - Линник Сергей - Страница 1

Я — как Евгений Онегин. Не в том смысле, что молод и завсегдатай светских тусовок. Я тоже попал в деревню не по своей воле. И можно сказать, что тоже из-за наследства. Вернее, живу сейчас в городке небольшом, типичная провинция. А деревня — маленький дачный поселок неподалеку. Но это уже частности. Просто мне сделали предложение, от которого нельзя отказаться. И вовсе не мафиозный босс, а двоюродная сестра. Кстати, не помню, у Пушкина есть кто-то, отправивший молодого повесу в ссылку к дяде? Надо как-нибудь почитать, освежить память.

Но сначала краткое содержание предыдущей жизни. Чтобы потом вопросов не возникало. Базилевич Александр Станиславович. Пятьдесят три, холост, высшее экономическое, трудовой стаж отдан бухгалтерии в разных организациях, нет, папа (которого я никогда не видел) был чистокровным белорусом, не привлекался, бывал, не скажу, жилплощадь имею.

Так случилось, что я потерял работу. Это почти со всеми бывает. Но когда тебе тридцать — это одно: все дороги открыты и шансов найти новый источник пропитания много, надо только приложить минимум усилий. А когда пятьдесят с хвостиком — совсем другое. Оказывается, что ты не очень-то и нужен. Пришлось распотрошить кубышку, буквально спуская в унитаз накопления. Загашник оказался так себе, дно увидел уже через полгода, хотя я даже пытался экономить. Вот тут предложение и поступило.

Любимая сестра отправила меня к нашей тете, восьмидесяти трех лет. В славный город Новоторск. Чем славен? В основном тем, что там родился я, и смог оттуда сбежать. Как оказалось, не навсегда.

Несмотря на почтенный возраст, тетя Женя была еще ого-го, но испытывала две очень серьезные проблемы. Во-первых, из-за больных ног она не в состоянии самостоятельно ходить в магазин. Во-вторых, из-за ухудшающегося зрения эта достойная женщина не могла читать. Первую проблему решить не удалось, так как служба доставки в Новоторске всё еще пребывала в зачаточном состоянии. А вот вторую смогли решить аудиокниги. А мне оставалось попытаться навести порядок в здоровенной четырехкомнатной сталинке, мебель в которой большей частью была приобретена еще при жизни вождя народов или при последующем волюнтаризме, а также в сарае, стоящем во дворе. Такой бонус иногда прилагался к квартирам в провинции при советской власти.

Морковка, висящая в метре от моего носа, выглядела следующим образом: "Когда жизненный путь моей тети закончится, я окажусь хозяином всего её движимого и недвижимого имущества”. И хоть цены на жилье в Новоторске намного меньше, чем на Манхэттене, бонус всё равно светил немалый. Сестра на наследство не претендовала. Как ни странно, я ей верил.

***

Зачем я полез в сарай, уже не помню. Что-то там надо было взять. Вернее, попытаться найти. В этих залежах я еще не разбирался, но уже получил разрешение вынести всё на помойку. Как сейчас помню: поставил я фонарь, чтобы виднее было, на край верстака. Уж что там помешало ему, не знаю. Просто в один прекрасный момент осветительный прибор вдруг решил упасть, сделал это, покатился по полу, и благополучно нырнул в погреб, крышку которого я приоткрыл для проветривания.

Я даже увидел, как он мигнул, ударившись о земляной пол, потом загорелся, и покатился куда-то. Пришлось, самокритично ругнувшись на криворукого обалдуя, полезть вниз, надеясь, что лестница еще не сгнила и выдержит мой вес. Главное, не забыл пошарудить веником перед собой, а то все многолетние залежи паутины собрал бы. Кого там планировали ловить пауки в прохладе и темноте, не знаю. Может, у молодой паучьей поросли здесь тренировки проходили.

В погребе царил пипец. Вряд ли сюда кто заглядывал последние триста лет. На чудом уцелевших полках сиротливо торчали старинные банки с закруточками, покрытые вековой пылью поверх проржавевших крышек. Подумал, что здесь нужно вычищать всё, чтобы в один прекрасный момент вся эта конструкция не сложилась на голове у сунувшегося сюда.

Фонарь манил тусклым светом из темного угла. Я с помощью всё того же веника осуществил профилактику налипания пыли на голову, встал на четвереньки, и полез за ним. Плюнь я на изделие безымянных китайских ремесленников, всё сложилось бы иначе. Но слюны не хватило, и я нарушил правила безопасности при работе в старом подвале. Правило номер один, написанное большими буквами, гласит: "Не лезь под стеллажи, какими бы крепкими они не казались!".

Фонарь, стоило мне протянуть к нему руку, покатился дальше. Работай у меня головной мозг, могла бы прийти мысль, что фонарь уже давно за пределами периметра погреба, но я только крякнул и продолжил ролевую игру «вьетнамский партизан в подземных лазах». Тут сзади заскрипело, весьма противно и протяжно, и гнилая доска пребольно ударила по нижней трети спины, потом добавился треск раздавленного стекла, и на ушибленное место полилась какая-то холодная жижа. Инстинктивно я дернулся вперед, протянув руку... и вывалился из дыры.

***

И снова я в подвале, только побольше. Треклятый фонарик еще раз мигнул, потом снова начал работать, разве что свет стал чуть тусклее. Так как тетиженин сарай упирался в больничную стену, то похоже я как раз в больничке и оказался. Сзади завалы, поэтому туда лучше не соваться. Вот когда выберусь отсюда, вернусь, и постараюсь навести порядок. Стеллажи доломаю, вытащу наверх, выброшу. А потом уже и пролом этот заделаю. Какие-то деятели, конечно, там работали, в полкирпича наляпали.

Больничный подвал, судя по всему, популярностью не пользовался, и ничего тут путного не хранили. Так, какие-то ящики в углу, немного досок разной длины там же свалено. Мусорка, короче. С другой стороны, площадь здесь не очень большая, вообще непонятно, на кой ляд тут всё городили. Фигня. Правда, наверх вполне пристойные ступеньки ведут...

Увы, как и в любом нормальном учреждении, дверь оказалась закрыта. Я на всякий случай постучал изнутри, но никто не пришел. Место тут глухое, сюда даже бухать никогда не ходили. В детстве я слышал страшилку, что здесь есть специальная труба, в которую бросают органы после операций. Мне даже показывали ее, но я не поверил — слишком уж узкой она была.

Лезть назад не очень хотелось: разгребать отсюда завалы казалось затеей малоперспективной. А ну как в процессе мне на голову обвалится кирпичная стена? Если она от древности держится на честном слове и одном крыле, то ну его в болото, рисковать. Куртка, в кармане которой лежал телефон, висела на гвоздике в сарае. Так что оставалось надеяться только на внезапно выглянувшее солнышко, потому что начало апреля в Новоторске традиционно отличается довольно прохладной погодой.

***

Помощь пришла относительно скоро. Часа через два, в течение которых я лупил по двери сначала ногами, а потом обломком доски. Жаль, мысли в моей голове появляются редко, а то сразу сообразил бы, что от кроссовок звук глухой, и к тому мне попалась не самовосстанавливающаяся модель.

— И чего шумим? — раздался чей-то сиплый баритон вскоре после очередного сеанса стука в дверь. — Кто там?

— Откройте, пожалуйста, — попросил я в меру сил уверенно и вежливо. — Я в сарае из погреба сюда провалился, а там внутри стеллаж упал, назад лезть боюсь.

— Чей сарай? — продолжил допрос обладатель баритона, не торопясь выпускать меня на волю.

— Евгении Максимовны.

— Женьки, что ли? Из четвертой квартиры?

— Да, я племянник ее.

— Чтой-то сдается мне, ты брешешь. Всех племяшей ее знаю — Дашку, Сашку и Лёньку. Твой голос на мамин совсем не похож, — фальшиво и издевательски пропел мой потенциальный спаситель. — Вызову-ка я ментов, пусть они разбираются.

— И что бы я украл в том сарае? Обломки раскладушки? Или банку варенья тридцатилетней давности? Да и у вас здесь особо не поживишься. А с милицией придется время терять, ждать, пока протокол составят, в отделение потащат. А меня выпустят, потому что документы лежат у тетки в квартире. Зато вам от моей свободы прямая выгода. Благодарность с закуской.