Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 12

Чеглок опять отхлебнул чай. Я покивал головой. Все было понятно.

Обычный человек ничего бы не понял. Вот только цыган обычным не был. Его болезнь — вспомнил я, как она называлась, люцидопия — в конце концов его убила.

Увидев ауру околдованной свиньи — я не знаю, КАК она выглядела и не хочу этого знать, ветеринар как-то отреагировал, может быть, вскрикнул «Боже мой» или просто вздрогнул… Короче говоря, Низякин понял, что его тайна раскрыта. Он скрутил Чернякова — тот ни ростом ни силой не отличался, а все сумасшедшие невероятно сильные — связал и принес его в жертву.

В жертву своей свинье.

По очень простой причине: пока профессор возился с ветеринаром, свинья сдохла. И Низякин не придумал ничего лучшего, как поднять ее труп в виде вурдалака.

— Повезло нам, — побарабанил по столу пальцами Чеглок — очень повезло. Вурдалака, хоть человека, хоть свинью, вареной картошкой и зерном не прокормишь. Не сегодня-завтра она из свинарника бы выбралась и отправилась поискать себе человечинки…

У меня снова поползли по спине мурашки, крупные как моржи и ледяные… как моржи.

— Так что, Кречетов, считай, что если бы не ты — и жертв было бы… Вот капиталисты порадовались бы: в Совдепии хотели похвастаться своими достижениями, да прохлопали вурдалака!

Мурашки на спине начали приплясывать и водить хороводы.

— Да я… — забормотал я. Всегда смущаюсь, когда меня хвалят, краснею, прямо как дурак, — Это вы… И вообще проще можно было…

— Ты на меня свои медали не вешай, — шутливо погрозил пальцем Чеглок, — Проще, сложнее — это ТЫ способ придумал, как место найти, где смертную кровь пролили. Еще бы немного подумал и сам до всего допетрил.

— Да ну. Если бы профессор не забыл следы колдовства замаскировать…

Глаза начальника сощурились в улыбке:

— Так он не забыл. Ритуал проведен четко, как по книге, все маскировочные узлы вычерчены…

Я со стуком захлопнул рот, аж зубы щелкнули.

— Как, не забыл? А как же…

— А просто. Маскировочные узлы работали для ритуала поднятия вурдалака-человека. На вурдалака-свинью они не сработали.

1

От счастья ль незримого таешь,

Мутит ли бессловесная ложь,

Пока не перестрадаешь,

В любви ничего не поймешь.

Сорвешь ее цветик плакучий…

Бррр. Ну что это за стихи, а⁈ «Цветики-конфетики, любовь-морковь». Тьфу. Аж во рту приторно. Декаденты дореволюционные, засели в редакциях и размазывают свои стишки, как повидло по тарелке. В наше время стих должен не сюсюкать, а греметь! Звать вперед, на строительство нового мира, а не под сень тенистых струй, лежать пузом кверху и ждать, пока для тебя построят пряничный домик.

Не люблю такую поэзию.

То ли дело — Маяковский! Вот уж тот загремит, как загремит! Был я у него на выступлениях — наш человек, огромный, голова бритая, чисто хулиган. Тоже до революции всякими футуризмами баловался, но сейчас — ша! Как там у него, например…

Комсомолец —

К ноге нога!

Плечо к плечу!

Марш!

Товарищ,

Тверже шагай!

Марш греми наш!

Это вам не «люли-люли, все уснули». И хотя и поэт, а рекламой не гнушается, не цедит через губу «Высокое искусство не для низменных вещей». Сам видел плакаты «Нам оставляются от старого мира только — папиросы "Ира». Или «Сказками не расскажешь, не опишешь пером травы от эфирников "Моссельпром».

На завтрашнее утро я договорился встретиться и погулять по городу с Марусей. Кажется, я ей понравился… Хотя что хорошего можно найти в хромом солдате, а нынче — агенте угрозыска, ловящем домовых и выслеживающем свиней-вурдалаков? Я втайне надеялся найти и прочитать ей какой-нибудь стих, но Маяковский для свидания — это явно не то, а эти слащавые стишки мне самому читать противно. Что же делать?…

Я опять поднял брошенный в раздражении номер «Красной нивы». Утащил его, чтобы не так скучно было на ночном дежурстве по отделу, а там, вместо ожидаемых новостей — дурацкие рассказы, вроде истории про трактирщика и яйцо, и стишки. Хотя на первой странице — про освобожденных из тюрьмы французских товарищей. Я полистал немного. Ну, фотографии есть. Товарищ Калинин на Кавказе, неделя воздушного флота в Петрограде, открытие трамвайной линии в Москве… Вроде и можно почитать…

От последней страницы кто-то оторвал кусок на самокрутку. Вот же дьяволы. И кто бы это мог быть? Тэ-эк, Чеглок всегда говорит: «Развивай наблюдательность, Степан!».

Итак, это не я. Не сам Чеглок, потому что он предпочитает отрезать бумагу ножницами, а если и оторвет — то так аккуратно, как будто теми же ножницами пользовался. Хозяйственный Хороненко унес бы страницу целиком, пресвитер Цюрупа после перенесенной чахотки не курит. Кто остается? Балаболкин. Вот я завтра этой балаболке руки и пообрываю. Чтобы не портил новые журналы!

Дверь в мой кабинет открылась. И закрылась. К моему столу подошли шаги. И никого не видно.

В невидимок я не верю. Товарищ Перельман в своей «Занимательной физике» убедительно доказал, что их не бывает. А призраки в ОБН не сунутся.

— Отдел по борьбе с нечистью? — произнес голосок.

Я опустил «Ниву» и наконец увидел ночного посетителя.

Маленький толстенький человечек, ростом мне по пояс, не выше. Круглое лицо, светлые волосы, светлые глаза, маленький аккуратный носик. Подпоясанная рубашка, расшитая бисером и желто-зелено-красно-синими треугольничками. Мягкие короткие сапожки.

Чакли.

Маленький народец, живущий под землей на севере Мурманской губернии. Маленький в обеих смыслах — и по росту и по численности. Под землей они жили не потому, что это им как-то нравилось — просто людьми они, как и прочие представители Дивного народа не являлись, отчего в Темные века были признаны слугами Дьявола и жестоко преследовались. Удивительно еще, что они не озлобились, как дивы или альвы. Где-то веке в восемнадцатом — или девятнадцатом, не помню — все-таки пришли к выводу, что нечеловеческие народы к Дьяволу имеют отношения не больше, чем черные коты и рыжие девушки, и записали их в инородцы, однако они уже привыкли не ждать от людей ничего хорошего и особо не показывались на глаза.

Впрочем, чакли народом были веселым, жизнерадостным, хотя и, на мой вкус, чересчур шкодным. Недавно мы искали их нору в парке — кому-то показалось, что там видели маленьких человечков и поднял панику, пророча глад, мор и падеж скота. Глад и мор — навряд ли, но что-нибудь вроде мелких краж они могли устроить.

Кстати, кто пустил его в МУР без присмотра?

— Отдел по борьбе с нечистью? — терпеливо повторил чакли.

— Да. ОБН, агент угрозыска Кречетов. Что случилось?

— Случилось что? Равк у вас в городе.

Исчерпывающее объяснение. Кто такой равк? Хотя… Что-то знакомое…

Тут прибежал дежурный, мимо которого просочился чакли — я ж говорю, шпана — и минут десять мы шумно выясняли, кто виноват и что делать. В конце концов выяснилось, что человечек пришел не просто так, а для подачи заявления о совершении преступления по направлению ОБН, а охранник на входе его упустил, потому что чакли неправильно принял широко раскрытые глаза и ошарашенное молчание за разрешение пройти.

Ну, в конце концов все успокоилось и мы с чакли вернулись к тому, с чего начали.

— Что, вы говорите, произошло?

— Произошло? Равк в городе.

— Равк?

— Равк? Да. Кровь сосет.

От неожиданности я выразился обозными словами. Упырь в городе — это серьезно. Очень, мать его, серьезно! В особенности, когда в Москве открывается сельскохозяйственная выставка. Только недавно мы приняли за след упыря убитого цыгана, но потом выяснилось, что виной всему сумасшедший профессор и его свинья-вурдалак и все успокоились. И вот в МУР приходит чакли и уверяет, что в Москве появился упырь!

Может, он так шутит?