Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 11

На плане, начертить который еще утром казалось отличной идеей, рассыпалась мешанина значков, которыми я отмечал различные происшествия. Площадь, которую занимали эти значки, нисколько не напоминала круг, а больше походила на рыбу. Даже с хвостом. Три жирные точки, которыми я отметил самые серьезные происшествия, больную свинью профессора Низякина, плов дедушки Мансура и бревно Митрича (только по этим случаям люди отмечали явную неестественность произошедшего), выстроились в ровный ряд, хоть линейку прикладывай.

Кажется, свое первое самостоятельное расследование я запорол…

16

Я сидел в кабинете ОБН, тупо рассматривая свой чертеж. Точки-происшествия уже начинали тихонько вращаться перед моими глазами, но подсказывать, где произошло преступление, отказывались наотрез. Пальцы машинально гуляли по трости, обводя вырезанные на ней узоры: мне так легче думалось. Обычно. Не сейчас.

В кабинет заскочил Балаболкин, хлопнул меня по плечу и ускакал куда-то по своим делам. Приходил Слава, оставивший Трефа. Кот тяжело запрыгнул ко мне на стол, фыркнул «Мря», прошагал по бумагам и устроился на подоконнике, свернувшись клубком. Пришел Хороненко, спросил, чего я такой задумчивый и, не слушая моих слов, углубился в перебирание бумаг из толстой папки.

Я смотрел на чертеж. В глазах рябило.

Хлопнула дверь и в помещение, как жизнерадостный вихрь, ворвался, мой начальник.

Чеглок был доволен жизнью, его лицо светилось, как у обожравшегося сметаной кота. Несмотря на то, что и от пиджака и от галифе и от кепки начальника ОБН отчаянно несло керосином.

— Ну что, Степан, как успехи? — Чеглок одним прыжком уселся на мой стол и выхватил прямо у меня из-под пальцев стопку протоколов опросов свидетелей, — Та-ак… ну и почерк у тебя, Кречетов…

Ну что ж, чего тянуть, нужно признаваться сразу.

— Нет у меня успехов, — выдохнул я.

Хороненко выглянул из-за своих бумаг, хмыкнул и спрятался обратно.

— Как нет успехов? — сделал круглые глаза Чеглок, — Совсем? Прошел целый день, а тебя никаких успехов? Ай-я-яй.

Наверное, лицо у меня было очень потерянное, потому что начальник не стал дальше издеваться.

— Степан, — хлопнул он меня по плечу, — Не бери до головы. Чтобы колдуна за день найти — нужно опыта мешок. А опыта у тебя, извини, конечно… Так что, рой, ищи, набирайся опыта…

Говоря это, Чеглок быстро, острым глазом, просматривал мои записи. Все ж таки смертная кровь — это вам не кокаин, с ее помощью можно таких нехороших дел натворить… Вот только почему тогда начальник это дело самому малоопытному отдал?

В глубине души меня терзала червячком мыслишка, что дело это на самом деле очень простое и Чеглок, возможно, уже точно знает, кто убил цыгана. Просто он хочет натаскать меня, как волк волчонка.

— Так, а это что? — он поднес к глазам мой чертеж с пометками, — Это что за минное поле? Та-ак…

Он требовательно посмотрел на меня. Я замялся. Идея уже начала казаться мне предельно глупой и мальчишеской.

— Это… Происшествия на территории выставки… Я думал… Что они вокруг места колдовства будут… Кругом…

Мои оправдания даже мне самому казались овечьи блеянием, но Чеглок смотрел на меня серьезно и внимательно.

— Правильно думал, — неожиданно сказал он, — Так можно вычислить, где колдовали. Правда, — тут же уронил он меня обратно, — уже давным-давно в каждом колдовском ритуале включаются элементы сокрытия последствий. Так что, вычислить так можно разве что совсем неумелого колдуна…

Неожиданно глаза Чеглока сощурились.

— Как сейчас. Смотри.

Он спрыгнул со стола и прихлопнул мой чертеж к столешнице:

— Видишь? — его палец обвел россыпь моих пометок, — Видишь?

— Вижу.

— Что ты видишь?

— Пометки.

— Что они означают?

— Происшествия какие-нибудь.

— А как отличить обычные происшествия от последствий колдовства?

Я задумался.

— Да никак, — отмахнулся Чеглок, — Как ты поймешь, загнал занозу в палец потому, что колдун рядом или потому, что ты разиня?

— По необычности, — сообразил я.

— Необычных у тебя только три случая. А вот по частоте…

Чеглок достал из кармана тоненький карандаш. Острый грифель нарисовал на моей схеме идеально ровный круг.

— Чтоб мне пусто было! — выругался я.

Нет, ну надо же таким слепым быть. Все утро глядеть на свой же собственный рисунок и ничего не видеть, пока тебя носом не ткнут, как слепого кутенка в сиську.

Точки внутри карандашного круга толпились гуще, чем точки снаружи. Нет, не намного гуще, разница была почти незаметна. Но она была.

Я столько времени смотрел на чертеж и не увидел того самого «ведьмина круга», который искал.

Вот болван!

— Молодец, Степан, — Чеглок хлопнул меня по плечу так, как будто хотел выбить из меня пыль, — Такую работу провернул. Теперь остается только пойти и взять колдунишку. Вот сюда.

Карандаш ткнул в центр круга. Прямо в одну из жирных точек.

Не может быть.

— Ну что, часок свободный у меня есть. Пойдем, Степан, посмотрим на эту свинку.

17

Огромная черная свинья все так же вяло хрюкала в своей загородке. Чеглок посматривал на нее с нескрываемым любопытством, я же ощущал в глубине души неприятный липкий, смешанный с омерзением, страх.

Мне еще никогда не приходилось видеть свинью-вурдалака.

Чеглок, все с той же довольной улыбкой, наблюдал, чуть прищурясь, за происходящим в павильоне свиноводства.

А здесь кипела работа.

Хлопала, распространяя белый дым, магниевая вспышка фотоаппарата, фиксируя черный колдовской круг, обнаруженный под слоем соломы в свинарнике. Смертная кровь несчастного ветеринара глубоко въелась в желтые струганные доски пола, сжигая их и обугливая.

Цюрупа бормотал молитвы, разбрызгивая освященную воду особой кисточкой. Хорошо, если этим и обойдется и не придется сносить павильон…

Чеглок развернулся на каблуках сапог: мимо нас двое красноармейцев провели профессора Низякина, со скрученными за спиной руками.

— Что же вы, гражданин Низякин, — в голосе начальника уже не чувствовалось ни улыбки ни веселья, — чтобы свинью оживить — человека убили?

Профессор резко вскинул голову и произнес убежденно:

— Я никакого человека не убивал. Я убил цыгана.

От такой убежденности мороз пробирал по коже.

18

— Товарищ Чеглок, так он что, и вправду Чернякова убил только, чтобы свою свинью оживить?

Начальник поздно вечером вызвал меня к себе в кабинет, чтобы обсудить ход расследования. За кружкой чаю с баранками.

— Да нет, Степан, тут все похуже завязано. Свинья эта — она не из простых свиней. Такую тушу раскормить из обычной свиньи, это, я тебе скажу, проще бегемота завести. Профессор, он давно колдовством баловался, еще с царских времен. Способ гигантских свиней выращивать он тогда же и придумал. Что за способ — он пока не сказал, только чует мое сердце, что без других жертв дело не обошлось. Свинья колдовством прямо пропитана.

— Так что же он, сумасшедший? — я отпил из жестяной кружки и откусил баранку. Вообще-то я любил чай сладкий пить и при этом от кольца колбасы откусывать. Вот только чувствую я, что еще долго мне на колбасу даже смотреть противно будет…

— Сумасшедший. Свихнулся на своих свиньях. Ему даже в голову не приходило, что людей нельзя колдовской свининой кормить. Он вообще, по моему, людей за людей не считал, только о своих свиньях беспокоился. А тут случись оказия…

Чеглок подцепил баранку ногтем большого пальца и щелчком забросил ее в рот.

— Заболела его свинья, — проговорил он, запив баранку чаем, — А все зелья остались под Рязанью. Ну, профессор ничего лучше не придумал, как позвать кого-нибудь из московских ветеринаров, кто жил поблизости от Нескучного. Ему кто-то Якова Чернякова и посоветовал. А цыган наш и вправду животину любил, вот и пошел ночью на больную свинью смотреть. Вот и посмотрел…