Воронцов. Перезагрузка. Книга 2 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 39

Махнул рукой, подзывая его:

— Иди сюда, да говори, чего хотел.

Тот ещё больше замялся, переминаясь с ноги на ногу и теребя шапку в руках.

— Барин, супружнице скоро рожать, — наконец выдавил он, глядя куда-то в сторону. — Мне бы дом себе поставить. Илюха сказал, поможет.

Я чуть не рассмеялся — так серьезно и торжественно прозвучала эта просьба, будто он о какой-то немыслимой милости просил.

— Петь, да вообще не вопрос, — я хлопнул его по плечу. — Говори мужикам — пусть брёвна везут да делайте. Только сразу два делайте. — Поднял я палец, указывая на важность момента.

— Два? — он удивленно поднял брови.

— Для тебя с семьей да для Фомы, — пояснил я. — Ему тоже своё жильё нужно.

Петр почесал затылок, явно о чем-то размышляя.

— Так я думал, что он весь таунхаус займет, — наконец произнес он, используя мое словечко, которое всё-таки прижилось в деревне.

— А вот неправильно ты думал, — я усмехнулся, — Охрана где жить будет?

Тот снова почесал затылок, явно не сразу поняв, о чем я. А потом кивнул, наконец осознав мою мысль.

— То-то же, — говорю ему.

Осмотрели ангар. В общем-то, он был готов, чтоб заполнять досками. Солнце било сквозь щели между досками, прорезая пыльный воздух золотистыми лучами. Я прошёлся вдоль стен, проверяя крепость каждого угла, каждой опоры. Работа была сделана на совесть — крышу положили в нахлест, чтоб не протекала, стены стояли крепко, земля на полу была ровной и утоптанной. Место для складирования досок выбрали с умом — на возвышенности, чтоб вода не подтапливала, и при этом недалеко от дороги, чтоб удобно было грузить.

— Петь, — окликнул я, принимая решение, — сходи в соседнюю деревню, где уже раз брали лошадь с усиленным возом. Договорись ещё на пару дней и сразу дай десяток медяков.

— Сделаю, Егор Андреевич. К вечеру обернусь, — он поправил пояс, взял деньги и, не теряя времени, отправился за лошадью.

Я ещё раз оглядел ангар, прикидывая, сколько досок сможем сюда уместить. Работа шла полным ходом, и это радовало. Время — деньги, как говорят в будущем, и этот принцип я твёрдо намеревался внедрить здесь, в начале девятнадцатого века.

Петр вернулся, когда уже стемнело. Вечер выдался тихий, далеко над рекой стелился туман, а на небе высыпали первые звёзды. Мы сидели с Ильёй возле дома, обсуждая завтрашний день, когда скрипнула калитка.

— Договорился, — сообщил Петр, подходя к нам. Он выглядел уставшим, но довольным. — Староста только просил не загонять сильно.

— Хорошо, — кивнул я. — Завтра с рассветом начнём доски свозить, так, чтоб с запасом под пять-семь телег загрузить.

— А теперь отдыхать. Завтра тяжёлый день.

В итоге два следующих дня возили доски в ангар и брёвна под срубы для Петра и Фомы. Работа шла споро, но не без трудностей. В первый день сломалась люшня у воза, и пришлось делать новую и менять.

Илюха со Степаном параллельно уже начали обрабатывать брёвна и сразу укладывать их в сруб. Работали они слаженно, без лишних слов понимая друг друга. Илюха, топором владел мастерски — щепа летела во все стороны, а брёвна выходили ровные, словно по линейке вытесанные.

На исходе второго дня, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багрянец, ко мне подошёл Петр.

— Егор Андреевич, мало навезли брёвен, — сказал он, глядя на недостроенный сруб. — Может, ещё на день лошадку бы задержать? А то без материала работа встанет.

Я задумался, пересчитывая в уме оставшиеся медяки. Запас ещё был, и дело действительно нельзя было оставлять на полпути.

— Ладно, — решил я. — Пошлём Гришку к старосте той деревни ещё с пятью медяками, чтоб тот не подумал чего неладного. А сами продолжим возить материал.

Гришка только того и ждал. Он любил такие поручения — можно было и деревню чужую посмотреть, и себя показать.

— Мигом обернусь, Егор Андреевич! — пообещал он, и через минуту только пыль стояла на дороге от его быстрых ног.

Сами же продолжили возить материал. День выдался удачным — успели сделать пять ходок вместо обычных четырех. К вечеру все валились с ног от усталости, но на душе было спокойно — ещё немного, и первый этап работы будет завершён.

Машка как-то вечером принесла маленького чёрного с белой грудкой котёнка — девочку. Я сидел на лавке возле дома, наслаждаясь редкими минутами отдыха, когда она подошла, пряча его в переднике. Глаза её лукаво блестели, а на губах играла загадочная улыбка.

— Егорушка, — начала она нежно, присаживаясь рядом, — посмотри, какой чудесный котёночек у Митричевых народился.

Она осторожно достала из передника крошечный пушистый комочек. Котёнок был чёрный как уголь, только на грудке белело пятнышко, словно манишка на праздничном наряде.

— Ишь ты, — я невольно улыбнулся, глядя на это чудо.

Машка, видя мою реакцию, тут же стала расписывать достоинства кошки в доме, перебирая все возможные аргументы.

— Кошечка-то какая умница будет! И мышей ловить станет, и мурлыкать по вечерам, и счастье в дом принесёт. У нас в деревне говорят, чёрная кошка — к добру.

Она говорила и говорила, то и дело поглаживая котёнка, который доверчиво прижимался к её ладони. Аргументы становились всё изобретательнее, а глаза — всё умоляющее.

— А ещё она такая ласковая! И молочко совсем немножко пьёт, почти не заметишь расхода…

Как же всё-таки отличается лукавство ХХI века от лукавства начала ХIХ. Аж смешно было слушать эти простодушные хитрости, но я стойко не позволял себе улыбаться, а лишь кивал, мол, как же хорошо она мне вешает лапшу на уши. В моё время сказали бы прямо: «Хочу котёнка», и всё. А здесь целый спектакль, с экономическими выкладками и прогнозами на вылов мышей.

В итоге я якобы позволил себя убедить, что без котёнка нам никак. Машка просияла, словно солнышко выглянуло из-за туч, и прижала котёнка к груди.

— Вот увидишь, Егорушка, не пожалеешь! Такая помощница в доме будет!

Честно говоря, котёнок мне самому до чертиков понравился — вот с детства любил чёрных котов. Было в них что-то особенное, мистическое, притягательное. И этот маленький комочек, смотревший на мир огромными любопытными глазами, сразу запал мне в душу.

— Как назовём? — спросил я, протягивая руку и осторожно поглаживая котёнка по маленькой головке.

Машка задумалась, наклонив голову набок.

— Может, Ночка? Или Чернушка?

— А может, Бусинка? — предложил я, заметив, как блестят в сумерках глаза котёнка — словно две маленькие бусинки.

— Бусинка! — восхищённо повторила Машка. — Как хорошо придумал, Егорушка! Ей-богу, словно с рождения ей имя такое предназначалось!

В итоге назвали Бусинкой. И Бусинка стала жить с нами. Она быстро освоилась в доме, облюбовав себе местечко возле печи, где было тепло и уютно. Стоило только погладить — сразу же мурчать начинала, громко, самозабвенно, словно маленький моторчик работал внутри этого пушистого тельца.

На следующее утро я с трудом отвлек Петра от строительства дома — они уже стены почти у одного до половины выгнали. Петр, казалось, врос в эту стройку душой и телом, каждое бревно проверял, каждый паз, видно было, что для себя ставил. Даже когда я подошел, он стоял с топором, прикидывая что-то взглядом, и лишь после третьего оклика повернулся ко мне.

— Петь, надо бы проверить, что там на лесопилке да как мост строится, — сказал я, глядя, как неохотно он опускает топор.

— Может, после обеда, Егор Андреич? — он кивнул на недоделанную стену. — Тут бы к вечеру еще пару рядов положить.

— После обеда дождь обещается, — солгал я, глядя на безоблачное небо. — Лучше сейчас сходим, а к стройке потом вернешься.

Петр кивнул и перечить не стал. Бережно прислонил топор к срубу, что-то сказал Илье, работавшему рядом, и пошел за мной. По дороге все оглядывался на стройку, будто боялся, что без его присмотра дом развалится.

— Хорошо у вас идет, — заметил я, чтобы подбодрить его. — Скоро, глядишь, и крышу поставите.