Предатель. Врачебная ошибка - Петрос Мия - Страница 2

– Все будет хорошо, – прошептала мама. – Я рядом.

Прикрывая глаза, я увидела, как она уходит, унося с собой сумку и документы. Дверь зала тихо закрылась за ней, оставляя меня в пустоте. Ко мне запрыгнул Черныш, его теплая шерстка и знакомое урчание стали моим спасением. Он устроился на пледе, положил голову мне на живот и громко замурлыкал, как будто пытался утешить.

– Хоть кому-то я не безразлична… – прошептала я, поглаживая его. Ладонь согревал мягкий теплый бок, но внутри меня все еще был холод предательства. Слезы закончились, а боль не утихала. Котик дарил мне тепло, которого было слишком мало, чтобы растопить этот лед.

Я уснула, выбившись из сил. Сон был тяжелым и беспокойным, как всегда, когда что-то тревожит душу. Проснувшись, я долго лежала, прислушиваясь к звукам квартиры. Сердце билось часто, как будто я все еще бежала от чего-то.

Дверь в зал была приоткрыта, и я видела, как кот, задрав хвост, уходил, словно чувствуя мое состояние. Мама что-то тихо ему говорила, ее голос был мягким, но в нем звучала нотка грусти. Наверное, она его стыдила, как часто делала, когда он шалил.

Я откинула плед и села, спустив ноги на прохладный ковер. Комната была наполнена мягким светом вечернего солнца, но он не приносил облегчения. Погладила живот, и мой маленький сынок притих, словно почувствовал мою тревогу. Я знала, что он тоже напуган слезами, которые я не могла сдержать.

Они снова тихо катились по щекам, но я не пыталась их вытереть.

Поднялась и пошла на звук маминого голоса, который слышался как будто издалека, тихий и заботливый, но в то же время наполненный тревогой. Увидев меня, она всплеснула руками, ее лицо исказилось от огорчения и боли.

– Тебе надо перестать плакать, – сказала она, ее голос дрожал от волнения. – Слезами горю не поможешь.

Мама усадила меня за стол и налила в тарелку горячего супа. Его аромат обычно действовал на меня успокаивающе, а сейчас я его совершенно не чувствовала.

Она поставила передо мной тарелку, положила ложку на салфетку, подвинула хлебницу и вазочку со сметаной. Ее движения были резкими, как будто она пыталась сделать все быстро, чтобы я не успела отказаться.

Посмотрела на суп, и меня охватила волна отвращения. Как я могла есть, когда все внутри меня сжималось от боли? Набрав в ложку бульона, с трудом заставила себя поднести ее ко рту.

Попыталась проглотить, но в горле встал ком, который невозможно было сдвинуть. Слезы снова подступили к глазам, и я, зажав рот, вскочила и убежала в ванную. Там, в тишине, упала на колени и разрыдалась.

– Если ты не перестанешь убиваться по этому козлу, я вызову скорую и отправлю тебя в больницу! – голос мамы дрожал от волнения.

В груди все еще саднило от боли и разочарования. Я была раздавлена. Казалось, весь мир рухнул в одно мгновение.

– Лучше в клинику «ЭКО», я должна рожать там по договору! – прошептала я, стараясь не расплакаться. Слезы снова начали подступать к глазам.

– Они вернули деньги за операцию, – сказала мама, тяжело вздохнув. Ее голос звучал устало. – Рожать и наблюдаться ты теперь будешь в нашей больнице.

– Почему они это сделали? – я забыла, что плачу. Вскочила с колен. Умылась холодной водой, пытаясь прийти в себя. Сердце все еще колотилось, а в голове царил хаос.

Мама тихо выругалась и, схватив меня за локоть, повела обратно на кухню. Усадила за стол, заботливо убрала еду и поставила передо мной кружку с горячим чаем. Несмотря на ее тепло и поддержку, я все еще не могла успокоиться.

– Выпей, это поможет, – сказала она мягко, но настойчиво.

Я взяла кружку дрожащими руками и сделала глоток. Мелисса немного успокоила желудок, но боль в сердце никуда не делась.

Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь тихим шелестом листьев за окном. Мама продолжала держать меня за руку, словно боялась, что я снова убегу. Я знала, что она любит меня и хочет помочь, но сейчас мне было так больно, что я не могла найти в себе силы ответить ей.

– Мам, где документы, которые мне дал Костя?

– Вот они, – она положила разглаженные листки на стол. – Тут говорится, что клиника очень сожалеет. Они утверждают, что сотрудники допустили ошибку при внедрении чужого материала. В тексте много воды, но они в знак доброй воли возвращают тебе все потраченные деньги. Конечно же, на счет Кости…

– Я ничего не понимаю, мам! – я посмотрела на нее умоляющим взглядом.

– Да как тут не понять? – мама тяжело вздохнула и села напротив меня. – Яйцеклетка твоя, но отец не Костя. В документе четко прописано, что они не могут разглашать имя анонимного донора.

Я молча уставилась на стол, чувствуя, как внутри все переворачивается.

Мама сжала мою руку.

– Все будет хорошо, – сказала она тихо. – Мы справимся. Главное – это здоровье и счастье нашего малыша. А все остальное… мы переживем!

Она обняла меня, и я почувствовала, как тепло ее рук успокаивает меня.

Но в глубине души, я знала, что это будет непросто. Как теперь смотреть в глаза Косте? И как жить с мыслью, что наш ребенок не будет нашим в полном смысле этого слова?

Вопросы без ответов крутились в голове, как бесконечный вихрь.

Утром я еле смогла встать. Голова болела, силы словно покинули меня, и каждое движение давалось с трудом. Дома как будто все вымерло. На часах было около одиннадцати утра.

Я прошла в ванную, умылась холодной водой, надеясь, что это поможет прогнать остатки сна и хоть немного прояснит голову. Потом вернулась в кухню, где меня встретил только кот, уютно устроившийся на подоконнике. Он посмотрел на меня своими большими зелеными глазами и, мурлыча, потерся о мою руку. Я погладила его за ушками и почувствовала, как немного отпустило напряжение.

Есть мне не хотелось, но я решила, что чашка чая поможет мне немного взбодриться. Налила в кружку заварку, добавила немного сахара и поставила ее на стол. Пока ждала, когда закипит чайник, подошла к окну и посмотрела на улицу. Там было тихо, лишь изредка проезжали машины.

Входная дверь хлопнула, и в коридоре послышались шаги. Мама вернулась домой. Она занесла в квартиру несколько больших свертков и пакетов, которые с трудом держала в руках. Бросив их на пол, она устало вздохнула и разулась. Потом пошла в ванную, чтобы помыть руки.

Когда она вернулась на кухню, ее взгляд остановился на мне. Она снова вздохнула, но на этот раз с легкой улыбкой. Подойдя к плите, налила в мою кружку кипятка. Я не сразу заметила, что забыла о ней. Она поставила чашку на стол и села напротив.

– Привет, – сказала мама, слегка наклонив голову. – Как ты себя чувствуешь?

Я слабо улыбнулась в ответ.

– Не очень, – призналась я. – Голова болит, и вообще… будто силы закончились.

Мама кивнула, понимающе глядя на меня.

– Это нормально после вчерашнего. Давай я тебе что-нибудь приготовлю?

– Нет, спасибо, – отказалась я. – Просто чаю будет достаточно, – я втиснулась в узкое пространство стола, придерживая живот рукой.

Она встала, чтобы взять что-то из холодильника. В этот момент я заметила, что под глазами у нее залегли темные круги, а руки слегка дрожали.

– Ты тоже плохо спала? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко.

Мама посмотрела на меня и улыбнулась.

– Можно и так сказать. Работы много, а времени мало. Но ничего, справимся.

Она вернулась к столу, держа в руках тарелку с бутербродами.

– Вот, возьми. Тебе надо немного перекусить.

Нехотя взяла бутерброд и поняла, что действительно голодна. Мама села рядом с кружкой кофе, наблюдая за мной.

– Что в пакетах? – поинтересовалась я.

Мама молча встала и развернула один из них, и я увидела аккуратно сложенные детские вещи: пинетки, погремушки, первые игрушки, маленькие книжки. Все это когда-то было с любовью упаковано в красивые коробочки и подарено на рождение внука. Но сейчас эти милые мелочи выглядели, как осколки разбитой мечты.