Служу России! (СИ) - Старый Денис - Страница 24

— Господа, братья, нынче же распоряжусь, чтобы нам принесли угощений, и хотел бы, чтобы вы рассказали о себе. Где и как служите, чем живёте. Обо мне, небось, вы уже немало проведали, — после некоторой паузы сказал я, стараясь быть в меру приветливым.

— Вот то — дело! — обрадованно сказал рослый, потирая ладонями в предвкушении.

Оба моих двоюродных брата были в одинаковых мундирах. Лишь только по косвенным признакам можно было определить, что они оба, скорее, в чине подпоручика. Однако мундиры были не армейскими.

Между тем, наблюдением много не выяснишь, лучше послушаем, как у меня обстоят дела в семье.

Весьма вероятно, что в недалёком будущем мне нужно было бы отправиться в имение отца. Проблема заключалась в том, что я знал лишь только направление. Где-то там, рядом с Калугой или ближе к Москве, у Норовых были земли, которые пожалованы роду за службу ещё Рюриковичами. По крайней мере, именно так было записано в моём личном деле, которое мне удалось прочитать и которое хранилось в канцелярии Измайловского полка.

Наверняка, как и в каждой семье, есть и у Норовых нюансы взаимоотношений между родственниками, скелеты в сундуках. Один из таких нюансов мне прямо сейчас рассказали — это вражда между двумя родными братьями. Мой отец Лука Иванович и дядька Матвей Иванович между собой не ладят, и давно. Причина? Узнаем.

Уже скоро Марта принесла целый поднос жареной колбасы, душистого, будто только что из печи, хлеба, даже пиво. За хмельное девушка получила от меня строгий взгляд. А вот у высокого блондина глазки загорелись. И всё-таки этот мой кузен явно гуляка и хулиган.

— Не налегай на пиво, Сашка. А то снова биться будешь, лезть ко всем! — строгим тоном, словно старший брат, а, скорее всего, так и было, нравоучал полноватый кузен.

Вот я и выяснил, кто из них двоих и есть Александр Норов. Неужели у двух братьев не хватило фантазии, чтобы назвать детей по-разному? Впрочем, может, по святкам так приходилось?

Уже через полчаса, когда оба кузена окончательно расслабились, говорили без умолку, перебивая друг друга. Так что кое-что я разузнал. Причём, если Александр Норов расслаблялся благодаря употреблению пива, то другой мой кузен явно был не промах поесть и еду возводил в культ. Сергей Матвеевич Норов, как звали полноватого брата, сменил свою осторожность на беспечность лишь тогда, когда умял изрядную порцию угощения.

Итак, у меня есть два двоюродных брата, три двоюродных сестры, две из них замужем. Что ещё важнее, у меня у самого есть родная сестра. Девчонка четырнадцати лет от роду. Не знаю почему, может быть, какое-то здешнее информационное поле на меня повлияло, но почему-то даже несколько защемило сердце. Захотелось скорее увидеть не этих двух внезапно нарисовавшихся родственничков, а родную, единокровную сестру.

Я её пока не знаю, но в груди уже отозвалась тоска — вот как бывает.

— Жалко, что на свадьбе мы не погуляем у Матроны Лукитишны, — сетовал, разговаривая с набитым ртом, Сергей Норов. — На два, может, и на три года отправляемся мы нынче в степи башкирские. Всяко обвенчают, не будет же дядька ждать пока старой станет асьмнадцати летов.

Это они так о моей сестре, Матроне. Девочке четырнадцати лет, и кузены вполне серьёзно говорят о том, что свадьба не за горами. В ближайшие год-два девица должна выйти замуж.

Нет, я всё понимаю, время такое, традиции. И в четырнадцать лет сватают девочек. Но вот пока это не касалось Матроны, мне было как-то на эти традиции плевать. Такой глобальной цели, чтобы изменять мировоззрение современного русского человека, у меня не было.

А вот прямо сейчас мне захотелось седлать коня да поехать в поместье, чтобы разобраться с вопросом. Посмотреть на сестрёнку. Понять самому, не рано ли девочке женихов присматривать? Во мне необычайным, загадочным образом, свято возмущался старший брат. Вдруг захотелось пристально посмотреть на того жениха, которому прочат мою сестру.

И всё-таки человеку без корней крайне сложно жить. Ещё час назад я цеплялся в своей второй жизни разве что за службу и за дружбу, старался видеть в некоторых людях своих соратников. И пусть знал, что где-то есть моя семья, но только сейчас, разговаривая со своими двоюродными братьями, осознал — да, у меня есть семья, принадлежность к роду, и я не могу не думать о них. Не учитывать в раскладах, не печься. Более того, нужно бы роду помочь. Подумаю над тем, что я смогу сделать. Отослать денег? Так это банально. Но есть мысли. Нужно будет написать обстоятельное, с чертежами, письмо отцу. Куда только это письмо отправлять? Наверное, стоило бы кого-то из своих смышлёных ребят снарядить в ближайшее время в Калугу, разузнать всё или…

— А как нынче дороги до поместья отца моего? Как путь выбрать? — спросил я.

— Тако же, как и до поместья нашего батюшки. Они же разделили дедовскую землю, — не подозревая подвоха, отвечал Александр Норов.

А потом мне стали обстоятельно рассказывать, какой дорогой лучше ехать, а какую стоило бы и проигнорировать. Поместья наше находилось, как стало понятно из разговора, верстах в пятнадцати от Калуги на юго-запад. Что ж, таких координат было более чем достаточно, чтобы отправлять письмо.

Более того, я узнал даже о том, на какую почтовую станцию лучше приезжать, где взятку большую станционному смотрителю давать не надо, или же где после даже небольшого дождика размокает дорога настолько, что проехать невозможно. Так что без проволочек отправлю своего человека и даже дам ему инструкции, как лучше добраться. Нужно письмо написать отцу и матери. Не правильно я поступаю, игнорируя их. Мало ли как сложится, а у меня есть где переждать.

— Братья, а может, в карты сыграем али кости раскинем? — выпив в одно горло кувшин с пивом и явно присовокупив этот напиток к принятому за обедом, хмельным голосом проговорил тёзка.

Встречал я в своей жизни игроманов. Они мало чем отличались от наркоманов. Такие за «дозу» игры могли хоть мать родную продать, не говоря уже о том имуществе, которое имели сами. И что-то мне подсказывало, что кроме родственных скреп я получаю ещё какой-то геморрой в лице ещё одного Александра Норова.

— Вы не хотите играть, так и скажите! — голосом ребёнка, у которого отобрали любимую игрушку, сказал, глядя на наши строгие, будто мы оба приходились ему отцами, лица Саша.

— Так и говорим! — практически в унисон сказали мы с Сергеем.

И после втроём громко рассмеялись.

— Вот был один у меня поборник нравов и приличий, а нынче же и ты, Александр Лукич, стал праведником. Скучно будет жить подле вас, — улыбаясь, со вздохом сказал Саша.

— А эта, дочь трактирщика… Ладная баба. Брехали, что был тут у неё кто-то, так она ему уды подрезала, кабы не ёрзал! — заговорщическим тоном рассказывал он мне одну из многочисленных историй, которые сочиняют люди вокруг Марты.

И вовсе, послушать многих, так дочь трактирщика непомерно блудливая и вообще безнравственная дамочка. А ещё бытовало мнение, что у Марты есть некий очень высокопоставленный покровитель, и именно потому не стоит ни брать силой девушку, ни грубить с ней.

И чего только не насочиняют все те, кому не посчастливилось быть к девушке ближе дозволенного приличиями. Но я-то знаю… Это мой реципиент такой старательный, что добился внимания местной красавицы. Прочим там ловить было нечего.

— Коли ссоры со мной не желаешь, то Марту не забижай! — строго сказал я.

— Да неужто! Мой брат — с местной Мартой⁈ — воскликнул Сашка. — Все токмо и говорят, что с ней были. Да смеются с них ужо. Ибо знамо дело, девка… Была девкой. И мой брат!..

Я как-то против воли посмурнел. Разошёлся братец, приструнить пора.

— Будешь об том говорить, Александр, вот ей-Богу, пожалеешь. Язык без костей, как я погляжу, — сказал я.

— Да нешта ж я? — развёл руками тот. — Токмо вот тут, по-родственному и говорю.

И я с трудом подавил в себе острое желание так, по-родственному, ответить ему оплеухой. Чисто в воспитательных целях.