Служу России! (СИ) - Старый Денис - Страница 17

Некоторые приближенные к Петру Великому люди знали, что не просто так случился разрыв между русским императором и его женой, пусть тоже носившей титул императрицы. Петр Алексеевич не успел, но предполагал жестко наказать Екатерину за измену с Монсом. Так что было сделано невозможное, и трон заняла мало того, что баба, кухарка, так еще и в самом конце жизни Петра Великого гонимая им.

И не Лестоку говорить Ушакову об интригах.

— Вот что уразуметь потребно и вам, господин медикус, и иным. Наипервейшее, что никакой записки нет. И сын мой ничего не пересылал. Есть только то, что гвардейский капитан, во хмели ли али по здравому умыслу, но ошибся домом, пришёл туда, где вы играли в свои игры, — с наигранной насмешкой говорил Ушаков.

Да, он прекрасно понимал, что-то, что произошло, — это может быть опасно. И теперь из-за прихода этого француза, пусть косвенно, но и Ушаков, так получается, что втянут в историю.

Андрей Иванович Ушаков не был доволен тем, что делает его пасынок и вся та компания вольнодумцев, что окружают Елизавету Петровну. Но ничего против не делал, не разоблачал заговорщиков, даже не увещевал не делать глупостей.

— Но как? — изумился Лесток. — Спустить все? Ваш сын…

— А вот так! — жёстко сказал Андрей Иванович, являя медику свою другую личину. — И сына мне не поминай лихом, никак не поминай, господин лекарь!

Ушаков привстал из-за стола, наклонился над сидящим французом и грозно на него посмотрел. Казалось, что из глаз старика, только что выказывавшего себя добродушным и даже милым, вот-вот полетят молнии.

Этот взгляд… Тем, кому посчастливилось ничего не иметь общего с Тайной канцелярией розыскных дел, даже не верилось, что Андрей Иванович Ушаков, этакий добряк, иногда улыбчивый, с тоскливыми или добрыми глазами, может иметь и такую ипостась.

Иоганн Арман Лесток уже видел Ушакова и таким — например, тогда, когда был отослан Петром Великим в опалу в Нижний Новгород. И всё равно теперь опешил, показал свой страх. Андрей Иванович очень чётко, даже не зрением, а нутром видел и чувствовал человеческую натуру, которая во всей красе является именно тогда, когда человек боится и не может совладать со своим страхом.

Эта чуйка уже достаточно давно развилась у Андрея Ивановича Ушакова. Немудрено, ведь когда увидишь сотни людей в пыточных, когда услышишь все их мольбы… Порой просят даже о том, чтобы только лишь умереть, но не чувствовать всего того, что может сделать с человеком опытный кат. И тогда почувствуешь, начнешь различать даже незначительные оттенки человеческого страха.

— Ты, француз, в игры свои играй, но не заигрывайся. Вперед того, чтобы кому-то иному говорить, что происходит вокруг цесаревны, это должен знать я! Как понимать события, и что делать, решать токмо мне. А если хоть что дурное будет известно о сыне моём от тебя… — глаза Ушакова заискрились пуще прежнего. — Изничтожу!

Лесток вжал голову в плечи. Француз хотел сыграть на любви к своему пасынку Ушакова. Считал, что Андрей Иванович, если только будет угроза пасынку, начнет не просто метать молнии из глаз, но и действовать, сметая с пути тех, кто мешает Степану Федоровичу Апраксину. Но просчитался…

— Ни в коем разе Елизавете Петровне не выпячиваться. Пусть сидит в Сарском Селе и к большому балу приготавливается. Не её нынче время, — сказал Ушаков, резко взмахнул рукой, этим жестом указывая Лестоку на дверь.

Иоганн Герман Лесток чинно поклонился Ушакову, сделал даже три почтительных шага спиной вперёд, чтобы сразу не поворачиваться задом к тому человеку, которого здесь и сейчас искренне боялся.

Однако, как только он вышел за дверь, то необычайная злость накатила на французского медика, шпиона и заговорщика. И пусть он, прежде всего, злился из-за своей слабости, из-за своих страхов, но винил во всём… нет, даже не Ушакова. А того гвардейца.

А в голове то и дело прокручивались слова Норова про то, что он не допустит вмешательства иных государств в дела России — и про шпионскую деятельность, его, Лестока. Ведь в этот момент гвардеец смотрел именно на француза. И пусть медик не считал Норова сколько-нибудь важной фигурой, но именно такие вот «медведи» своими прямолинейными и решительными поступками чаще всего и ломают тонкие, хитрые многоходовки.

Иоганн Лесток не терял надежды из Андрея Ивановича сделать того, кто посадит на трон Елизавету. Те, кто считает, что в двух из трех последних дворцовых переворотах участвовал, прежде всего, Меншиков, заблуждается. Если бы Ушаков пожелал не позволить случиться тому, что происходило, то даже всесильный светлейший князь Александр Меншиков, и тот не осмелился бы возводить на трон свою подружку, которую некогда так кстати подложил под Петра Великого и которая впоследствии стала императрицей российской.

Он лишний раз убедился в том, что Ушаков — необычайного рода перестраховщик, способный посоревноваться в этом деле с самим Остерманом.

— Значит, сам… Нужно Норова убирать, Лизавет слишком жадно смотрела на него, — ворчал уже в собственной карете всего лишь медик. — Того и гляди… И кому я тогда буду нужен, коли кто-то решительный будет с Лизой. Розум, простодушный тихий пьяница — вот идеальный сожитель цесаревны.

А в то же самое время, Андрей Иванович Ушаков спустился в пыточную. Нет, не было сейчас пыток, только пара человек постанывала, вися на дыбе. Но именно тут главе Тайной канцелярии думалось лучше всего.

Понятно, что императрица Анна Иоанновна, уже сейчас страдающая многими болезнями и бывшая необычайно тучной, долго не проживёт. Примерно такой же образ жизни был и у императрицы Екатерины Алексеевны. И после смерти своего великого мужа она не так чтобы и долго правила.

Смахнув пыль со стула в одной из пыточных, нисколько не брезгуя застывшей на спинке крови, Ушаков присел. Вот так, в этом месте, на таком вот стуле и приходили лучшие решения. А то, что они лучшие, говорит социальный статус бессменного главы Тайной канцелярии.

Андрей Иванович много думал о собственном положении. С одной стороны, он всемерно за Анну Иоанновну, то и дело ловит различных крамольников, остаётся охранителем императрицы. С другой стороны, если этим заговорщикам, что крутятся вокруг Лизы, всё же что-то удастся сделать, то пасынок Ушакова, бывший в заговорщиках, позволит своему отчиму остаться на плаву при смене власти. И там, и там уши Андрея Ивановича.

И пусть сам Андрей Иванович относился к этому заговору, как к баловству, подстраховаться всё же посчитал должным.

А что до гвардейца? Нужно пристально смотреть за этим самым Норовым. Андрей Иванович почти был уверен, что Миних начал свою игру. Да, фельдмаршал был, по большей части, прямолинейным, плохо лавировал во всех интригах. Однако…

Капитан Измайловского полка Александр Лукич Норов прибыл с войны по поручению Миниха, воевал там под командованием фельдмаршала. Более того, Ушаков уже узнал, что фельдмаршал Христофор Антонович Миних прислал некоторых своих офицеров для просмотра в Измайловский полк. Миних, пусть и временно, но взберется на вершину. Он победитель, он пленитель Лещинского.

И вот теперь Норов сделал ход. Причём такой, что Ушаков терялся в догадках, что же это вообще было и куда вело. Даже он, один из главных мастеров интриг в России, не мог и додуматься ещё неделю назад, что капитан Измайловского полка рискнет начать собственную игру.

Выйдя от портного, я уже привычно для себя почувствовал чужие взгляды. Оглянулся, выцепил глазами примелькавшуюся фигуру одного из моих постоянных преследователей. Этот был из группы неумех. Усмехнувшись, я пошел вперёд. Не сразу, медленно, но нарастало напряжение. В очередной раз подумал, что нужно ходить с охраной, пусть даже к портному или на свидание к даме.

Я оглянулся, поправил во внутреннем кармане камзола нож, проверил, свободно ли выходит из ножен шпага. Пистолет, засунутый под шарф, словно у киношного пирата, я проверял раньше, еще на пороге дома мастера-датчанина. Делал все это на ходу, но… ничего.