Первый инженер императора IV (СИ) - Вольт Александр - Страница 27

И только Фтанг, которому на то, чтобы отдышаться, потребовалось не более полуминуты, сидел на земле, скрестив ноги, и с явной скукой на лице ковырял в носу. Физическая нагрузка для него была привычным делом, а вот отсутствие дальнейшего действия вгоняло в тоску. Судя по всему, Место Силы никак на него не повлияло.

— Годы уже не те, — снова посетовал Идрис, разглядывая новую дырку на своей многострадальной мантии.

На это К’тул издал свой фирменный смешок, похожий на карканье целой стаи очень недовольных ворон.

— Скажешь это в моем возрасте, зелень, — проскрипел он.

— Нет, — возразил Идрис, серьезно посмотрев на старика. — Надеюсь, к этому времени я уже умру. И, желательно где-нибудь подальше отсюда. Здесь смердит, как… — он на секунду умолк, осматривая поле внезапной брани. — Да, в общем-то, как и следовало бы смердеть подобному месту.

Далеко на восточной границе

Радомир Свирепый смотрел на запад. Там, за бескрайней, выжженной солнцем и ветрами степью, далеко-далеко на горизонте, виднелось… ну, в общем-то, ничего особенного. Просто горизонт. Но перед внутренним взором предводителя вольных (и по большей части диких) племен стоял город.

И не просто город, а Город с большой буквы. С высокими стенами, полными амбарами, теплыми домами и, что самое главное, с жителями, которые, по глубокому убеждению Радомира, совершенно не ценили все эти блага. И которых, следовательно, было бы неплохо от них избавить. Для их же блага, разумеется.

Великий Новгород или Старая Русса? Да какая, в сущности, разница. Подойдет любой. А в идеале — оба. Сначала один, потом второй. Радомир был человеком практичным и не страдал излишней избирательностью.

За спиной этого крупного, похожего на не до конца обтесанный валун, мужчины раздавался шум. То был не просто шум, а целая симфония звуков, от которой у любого мало-мальски цивилизованного человека начали бы кровоточить уши.

Лязг плохого металла о еще более плохой металл, яростные вопли, внезапные вскрики, переходящие в протяжные стоны, и общая, всеобъемлющая суета. Это его… ну, скажем так, солдаты проводили тренировку.

Тренировка заключалась в основном в том, что более опытные (то есть те, кто умудрился дожить до вчерашнего дня) пинали более новых (то есть тех, кто присоединился к орде сегодня утром). Таким образом передавались бесценные боевые знания.

— Нет, Грызь, ну ты опять не той стороной! — доносился до Радомира поучительный голос одного из «ветеранов», которого звали Шкряб. — Меч, — он терпеливо тыкал пальцем в ржавый кусок железа в руках своего подопечного, — следует держать вот тут! Где обмотка! Это называется рукоять!

— А почему? — с искренним недоумением спрашивал Грызь, пытаясь ухватиться за заточенную часть клинка.

— Потому что в противном случае, — вздыхал Шкряб, — тебе придется надеть хотя бы латную рукавицу, чтобы не остаться без пальцев.

— А где ж ее взять-то, рукавицу эту? — снова спрашивал Грызь.

— А вот в этом, мой недалекий друг, и вся соль! — отвечал Шкряб, после чего раздавался дружный, гортанный хохот всех, кто присутствовал при этом уроке высшего фехтовального мастерства. Затем следовал глухой удар и короткий вскрик Грызя, который, видимо, на практике усваивал новый материал.

Радомир не слушал. Он был полностью погружен в свои мысли, в свои великие планы. В его голове уже выстраивались гениальные стратегии, рисовались карты будущих сражений, а воображение услужливо подсказывало, как именно он будет сидеть на троне одного из этих… как их там… царей. И какой трон удобнее. Тот, что в Новгороде, говорят, помягче.

Однако, когда он медленно, тяжело повернулся к своим людям, на тренировочной площади мгновенно воцарилась тишина. Такая, что было слышно, как где-то в степи одинокий суслик икает от страха. Все взгляды, полные трепета, обожания и плохо скрываемого ужаса, устремились на него.

Радомир обвел их своим тяжелым, пронзительным взглядом.

— Выступаем через два дня, — сказал он. Голос его был глух и мощен, как рокот далекого землетрясения.

Тишина стала еще гуще.

— Мы пойдем на запад, — продолжил он, ткнув большим пальцем себе за спину. — И мы возьмем то, что принадлежит нам по праву сильного. Мы покажем этим изнеженным горожанам, что такое настоящая свобода! Что такое настоящая жизнь!

По толпе пронесся одобрительный, восторженный гул.

— Но, — Радомир поднял руку, призывая к тишине, — сначала… сначала нам нужно решить одну маленькую техническую проблему.

Он указал на группу людей, пытавшихся построить нечто, отдаленно напоминающее осадную лестницу. Конструкция состояла из двух кривых бревен и нескольких поперечных перекладин, привязанных к ним веревками из сухой травы. В данный момент лестница упорно не желала стоять и с завидной регулярностью складывалась, погребая под собой своих создателей.

— У кого-нибудь, — спросил Радомир, обводя взглядом своих воинов, — есть хотя бы смутное представление о том, как работает рычаг? Или, может, кто-то знает, как забить гвоздь, не попав при этом себе по пальцам? Нет? Никого? Жаль.

Он тяжело вздохнул. Да, путь к его личной Империи полной Свободы обещал быть трудным. Очень трудным.

Но самое главное, что Радомира не смущало, что слова Империя и Свобода никак не увязывались друг с другом.

Я не замечал течения времени. Дни и ночи слились в один бесконечный цикл: расчеты, чертежи, тесты, снова расчеты. Почти все свободное время я проводил, тестируя новый доспех. Вернее, его отдельные элементы.

Мы с Русланом и Олегом устраивали настоящие краш-тесты: били по нагруднику мечами, стреляли из арбалетов с разных дистанций, даже пытались пробить его топором. Результаты превосходили все мои ожидания. Броня из грибов, песка и смолы удивительно прочно держала удар с невероятной стойкостью.

Но для создания полноценных комплектов для целой армии требовалось сырье. Много сырья. Поэтому приходилось бегать в поисках подходящих материалов, таскать их к принтеру, загружать в его ненасытное нутро и так по кругу.

Все было точно так, как говорил ИскИн. Чем меньше содержащего вещества в первичном сырье для итогового продукта — тем больше его потребуется для производства. Логично. Нельзя взять что-то из ничего. Закон сохранении энергии и баланса тогда нарушается.

Мы обшарили все ближайшие руины, собрали весь доступный металлолом, но этого было катастрофически мало. Все мои надежды были на экспедицию Ивана.

И вот, через полторы недели изнурительного ожидания и не менее изнурительной работы, они вернулись.

Я как раз выходил из кузницы, вытирая пот со лба, когда услышал нарастающий гул голосов и скрип колес у ворот имения. Я вышел за частокол и увидел их. Длинная вереница повозок, доверху груженных чем-то, укрытым брезентом, и сотня уставших, но явно довольных собой воинов.

Они вернулись. К моему огромному, почти бесконечному облегчению — все были целы и невредимы. Да, измазанные грязью по самые уши, уставшие, вымотавшиеся, как марафонские бегуны, которым пришлось бежать от Помпеев до Голгофы, а потом еще и обратно. Но живые. Все до единого.

Но когда они сняли брезент с повозок, я на мгновение потерял дар речи. Сырья они притащили с собой столько, сколько я не видел ни разу за все время своего пребывания здесь. В повозках лежало всякое: искореженный металлический лом всех мастей и калибров, какие-то странные, легкие и упругие листы полимерного материала, целые катушки с медными и алюминиевыми проводами в потрескавшейся, но все еще целой изоляции…

И, что самое поразительное, — несколько ящиков с компонентами для схемотехники! Конденсаторы, резисторы, микросхемы, транзисторы… Они были старыми, покрытыми пылью, но, на первый взгляд, целыми. Как? Как они вообще умудрились дожить до этого времени? Загадка. Правда, ничего из них я паять не буду. Пущу в переработку.