Распутье Воронов (ЛП) - Сапковский Анджей - Страница 11

Лес был по-весеннему редким и ярким в лунном свете. И по-весеннему устлан ковром из прелых листьев и опавших прошлогодних сухих веток. Если бы из засады напал кот, атака была бы бесшумной. Но это был не кот, его когти не прятались в мягких подушечках лап. И его выдал хруст сухой веточки. А реакция ведьмака после эликсиров была настолько быстрой, чтобы избежать вероломного нападения.

Он отпрыгнул, точнее резко бросился в сторону, упал на колени, туша атакующего чудовища лишь задела его, когти едва скользнули по плечу. Монстр свернулся в прыжке словно лента, и атаковал снова — прежде, чем коснулся земли. Геральт не успел встать с колен, но успел достать меч. И ударил.

Удар получился неточным, лезвие меча лишь скользнуло по плоской голове существа и срезало часть скальпа вместе с пучком щупалец, растущих из головы. Зоррил — Геральт уже знал, что это был зоррил, — упал на землю, мотая головой и заливая всё вокруг кровью. Он больше походил на ящера, чем на большого кота, хотя пучки щупалец на его голове действительно могли напоминать кошачьи уши, а белые клыки в пасти тоже вызывали ассоциации с кошкой. Скользящий по сухим листьям длинный хвост существо также использовало, как кот, в качестве руля во время прыжков.

Зоррил бросился на ведьмака длинным прыжком. Геральт и на этот раз уклонился, но и на этот раз без изящества, прыжком, скорее отчаянным, чем ловким. Но ему снова удалось нанести удар, грубый и кривой, но меткий, почти отрубив одну из когтистых передних лап зоррила. Чудовище же успело зацепить ведьмака когтями другой лапы, но когти, вместо того чтобы разорвать плоть, лишь скрежетнули по серебряным шипам его куртки. Зоррил упал на траву, а ведьмак изо всей силы рубанул сверху. Кровь брызнула фонтаном, чудовище жутко взвыло, несмотря на располосованное брюхо, оно бросилось в новую атаку. Геральт прыгнул, ударил, клинок достиг позвоночника, зоррил рухнул, вскрикнул страшно, почти по-человечески, ведьмак ударил ещё раз, клинок рассёк спинной мозг. Зоррил метался, взрывая когтями землю. Геральт ударил ещё раз, перерубив позвонки в другом месте. Зоррил кричал и метался, а Геральт рубил. И тоже кричал. Зоррил выл, Геральт рубил. Снова и снова, как дровосек топором. Зоррил больше не выл, он визжал.

И понадобилось ещё время — и много ударов меча — прежде чем он затих.

Луна вышла из-за облаков, светила меж голых ветвей. В её свете пролитая кровь была чёрной, как смола.

Гераль упал на колени, его стошнило. Он блевал долго. А поскольку блевать было почти что нечем, процесс оказался очень, очень мучительным.

Выблеванные эликсиры огнём жгли глотку.

Ежемесячная встреча Благородного Братства Гурманов была созвана — как обычно — на первую среду месяца, выпавшую на третий день июля. Местом встречи был, как обычно, рыцарский зал королевского дворца в Ард Каррайге. За столом, поставленным подковой, воссели члены Братства в полном составе, насчитывавшем особ двадцать и три. Сплетни и светская болтовня за вином из Туссента и солёным миндалём были прерваны прибытием двадцать четвёртого члена братства, короля Каэдвена, Его Величества Миогарда Первого.

Король вступил в зал один, без свиты и фанфар, встретили его тоже без пафоса, не вставши с мест и не рукоплеща.

— Приветствую уважаемых камрадов, — начал король, едва усевшись на почётное место в центре стола.

Во время встреч Братства его члены независимо от своих титулов и рангов звались Камрадами. А сам король в эту пору был не королём, а Президентом.

— За блюдо, которым мы сегодня насладимся, — истинный деликатес, — продолжал Президент, — как и за многие предыдущие блюда, должны поблагодарить мы уважаемого Камрада Метцгеркопа, владельца многих известных нам ресторанов. А вот и это блюдо! Прошу внимания!

Речь встретили тостами. Кувшины с вином из Туссента быстро пустели, слуги бегом несли следующие.

В зал вошёл, горделиво приосанясь, королевский шеф-повар, praefectus culinae. За ним, словно солдаты на параде, чеканили шаг четверо его помощников, пузатых, в белоснежных передниках и колпаках, вооружённых ножами, длинными, как армейские палаши. Вслед за ними явились четверо поварят, сгибающихся под тяжестью огромных деревянных носилок. На носилках в окружении печёных яблок покоился…

Камрады охнул в один голос.

— О, боги! — воскликнул жрец Иммергут. Жрец оный часто богов призывал и с просьбами к ним обращался. Что же касается его в них веры, тут были обоснованные сомнения. — О, боги! Уважаемый Президент! Что это такое?

— Птица, — заявил, хлебнувши из кубка, Абеляр Левеслей, главный королевский прокурор. — Типичная птица. Куриного роду.

Кто станет спорить с прокурором? Во многом он был прав. У лежащей на носилках твари была румяная, хорошо зажаренная кожа, усеянная пеньками от выщипанных перьев, а также крылышки, ножки, шея и гузка, в которую шеф-повар для красоты воткнул пук зелёных, блестящих, как у павлина, перьев. Что касается шеи, торчащей вверх, словно корабельная мачта, то длиной она была в сажень и заканчивалась головой размером с арбуз, вооружённой мощным клювом длиной не менее локтя.

А вся птица, восхитительно пахнущая жареным мясом и майораном, весила около трёхсот фунтов.

— Да в ней около трёхсот фунтов, — определил Руперт Мансфельд, маркграф Нижней Мархии. — На глаз.

— Это Птица Рух, — изрёк Актеон де Ла Миллерей, королевский герольдмейстер и секретарь Братства. — Легендарная Птица Рух, вне всякого сомнения.

— Легендарная, это точно, — глубоким басом отозвался Сириус Вайкинен, маркграф Озёрной Мархии. — Птица Рух — это мифическая птица. Таких птиц не существует!

— Существуют, существуют, — возразил Властибор из Поляны, посол королевства Редании. — На Островах Скеллиге они встречаются, очень редко — это правда, но встречаются. Но рухи выглядят иначе. А этот вроде страуса… Огромный страус?

— Никакой не страус, — не согласился Мансфельд. — Взгляните только на его клюв. Это, блин, урод какой-то.

— В самом деле, урод, — ехидно усмехнулся Ян Айхенхольц, главный королевский ловчий. — Осторожней, уважаемый Президент, и вы, Камрад Метцгеркоп! Не обман ли сие? Кводлибет, из разных звериных частей совокупно составлен?

— Возражаю, — возразил король, прежде чем возмущённый Эзра Метцгрекоп успел вскочить на ноги. — Возражаю, что будто сие есть обман и кводлибет. Но пусть изречёт своё слово наука! Крофт!

— Предполагаю, — предположил маститый Эвклид Крофт, ректор Академии Магии в Бан Арде, — что это одна из так называемых птиц ужаса. Возможно, мамутак, Aepyornis maximus. Но эти птицы вымерли…..

— Вымерли, и ладно, чёрт с ними, — воскликнул Мансфельд. — Главное, что один уцелел и позволил испечь себя. Выглядит аппетитно! И пахнет чудесно! А ну-ка, господа повара, разделайте этого пёрдниса!

— Но прежде чем птицу разделать, — решил король Миодраг, — уважаемый Камрад Метцгеркоп потешит нас историей. Узнаем же, каким образом оный aepyornis попал к нам на стол. Просим, Камрад Метцгеркоп!

Эзра Метцгеркоп хлебнул из кубка, откашлялся.

— Вы, верно, знаете, уважаемые Камрады, — начал он, — кто такие ведьмаки. Так вот, эдак за неделю до Солстиция некий ведьмак объявился в Западной Мархии в городе Берентроде. И стряслося…

Illustrissimus

Эстевану Трильо да Кунья

Praefectus vigilum

Ард Каррайг

Писано в городе Берентроде, дня 23 месяца июня anno 1229 p. R.

Illustrissime Господин Префект,

Получивши иннотесценцию относительно обвиняемого ведьмака, как того требовала важность дела, я им statim занялся. Как можно скорее и non neglexi выслал моих соглядатаев, чтобы за каждым шагом оного следили. Ибо долг мой — блюсти закон и порядок, и semper я к услугам вашим, господин Префект, и каждый приказ ваш statim исполню.