"Фантастика 2025-103". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Виланов Александр Сергеевич - Страница 17

Дед кивнул мне, глаза его светились одобрением.

— Протяни руки к шару.

Я послушно поднял ладони, но внутри всё сжалось от волнения.

— Мне надо что-то делать?

— Да. Представь, что в центре ладоней рождается тепло. Оно струится от сердца к пальцам, наполняет их...

С первой попытки ничего не вышло. Руки оставались холодными, а шар равнодушно молчал.

— Не спеши. Повторяй, пока не почувствуешь.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул, снова и снова.

Третья попытка.

И вдруг — лёгкий толчок, будто крошечная молния пробежала от запястий к кончикам пальцев.

Я открыл глаза.

Шар светился.

Голубым.

Чистым, как первый лёд, как небо перед рассветом. Но внутри, в самой глубине, плясали искорки — пять, может, шесть. Они меняли оттенки, то золотились, то алели, то мерцали зелёным, но разглядеть их точный цвет было невозможно.

— Ясно. — Дед задумчиво потер подбородок. — Род у тебя молодой. Основной свет — чистая энергия, не отягощённая наследственностью. А вот специализацию этот артефакт не различает — слишком грубый инструмент. В Академии смогут точнее.

Он аккуратно поймал шар, и сияние погасло, оставив после себя лёгкое послесвечение на сетчатке.

— Но ждать не значит бездельничать. — В его голосе внезапно зазвучали нотки деловой хватки. — У меня для тебя работёнка найдётся.

— Работёнка? — я насторожился.

— Да. Много не заплачу, но раз основной цвет — чистая энергия... — Он хитро прищурился. — Будешь у меня генератором. Заряжать артефакты.

Я замер.

— Поживёшь у нас, питание — за наш счёт. А на мелочи — заработаешь.

"Ладно, ребята, давайте закругляться. Что-то я совсем расклеился", — махнул рукой дед, его веки тяжело опустились, а в морщинах у глаз застыла усталость долгого дня.

На ужин Семен достал из морозного ларя узелок с домашними пельменями — тесто тонкое, почти прозрачное, а через него просвечивала сочная начинка. Пока вода в чугунном котле закипала, я нарезал свежего укропа, его пряный аромат смешался с запахом сливочного масла, тающего в глиняной мисочке. Мы ели молча, обжигая губы, а пар от пельменей кружился под потолком кухни, создавая уютную дымку.

После ужина, когда последняя ложка сметаны была слизана с тарелки, мы пожелали друг другу покойной ночи — дед хрипловато крякнул, Семен дружески хлопнул меня по плечу.

Моя комната встретила меня треском поленьев в камине и ритмичным стуком дождя по оконному стеклу. Старый диван, обитый потертым бархатом, оказался неожиданно мягким — будто подстраивался под изгибы тела. По стенам плясали тени от пламени, оживляя странные символы на пожелтевших картах: то ли старинные маршруты, то ли магические схемы. Одна из карт изображала Великий Новгород, но с дополнительными кварталами, которых нет в современных путеводителях.

Я потянулся, хрустнув костяшками, и мысль ударила с новой силой:

У меня есть работа.

Пусть это всего лишь подзарядка артефактов. Пусть дед действительно мог взять меня из жалости.

Но теперь я не чужой в этом доме. Не гость-нахлебник.

Я что-то значил.

В камине треснуло полено, выбросив сноп искр. Я сжал кулаки, ощущая, как гордость разливается теплом — живым, как огонь в очаге, крепким, как рукоять дедова кортика.

Где-то за стеной скрипнула половица — Семен, наверное, роется в книгах перед сном. А за окном дождь запел тише, будто желая убаюкать меня перед завтрашним днем.

***

Позавтракав втроем свежезажаренной яичницей с хрустящим беконом и золотистыми тостами, каждый из нас отправился по своим делам. Дедушка, несмотря на недавнюю выписку, решил, что работа лечит лучше всяких больниц, и заперся в мастерской — оттуда вскоре донеслось мерное постукивание молотка и запах нагретого металла. Семен, торопливо проглотив последний кусок, схватил потрёпанный учебник по магической герменевтике и умчался в академию — видимо, сегодня была важная лекция.

А я… мне нужно было не просто приехать к восьми утра, но ещё и найти эту чёртову аудиторию Г-11, о которой я слышал впервые.

Утро встретило меня серым небом и холодным ветром. На подходах к университету уже толпились студенты — кто-то сонно ковырялся в телефонах, кто-то торопливо допивал кофе из бумажных стаканчиков. У проходной образовалась давка: все лезли без очереди, толкаясь локтями.

— Эй, где тут Г-11? — схватил я за руку парня постарше, вероятно, студента старших курсов.

Тот оценивающе посмотрел на меня, затем махнул рукой куда-то вглубь коридоров.

— Третий этаж, левое крыло. Но туда редко кого пускают…

Не дослушав, я рванул в указанном направлении.

8:00.

Я стоял перед огромной дубовой дверью с вытертой табличкой «Г-11». Она выглядела древней — массивные железные петли, резные узоры по краям, словно пережитки какого-то забытого культа. Дверь поддалась не сразу, с глухим скрипом, будто нехотя впуская меня внутрь.

Аудитория оказалась пустой и зловеще тихой.

Высокие потолки, затемнённые витражи, пропускающие тусклый свет, ряды старых деревянных парт с выцарапанными поколениями студентов символами… Но это было не главное.

Перед кафедрой, между первыми рядами и доской, на полу что-то лежало.

Я шагнул ближе.

На паркете была нарисована пентаграмма.

Не просто мелом — кровью.

В её углах стояли пять чёрных свечей, уже потухших, но воск ещё стекал по ним, будто их задули лишь минуту назад.

А в центре…

В центре лежала девушка.

Её тёмные волосы раскинулись по полу, как шлейф теней. Белое платье пропиталось алым, особенно вокруг ножа, торчащего из груди. Лезвие блестело в слабом свете — ритуальный кинжал с узором в виде змеи.

Я медленно опустился на колени, и тут узнал её.

Ольга.

Внучка Василисы Георгиевны, ректора.

Её лицо было бледным, почти фарфоровым, губы чуть приоткрыты, будто она хотела что-то сказать. Прекрасная и ужасная одновременно.

Я протянул руку, чтобы проверить пульс, но в этот момент…

За спиной раздался визг.

— УБИЙЦА!

Я резко обернулся.

В дверях стояла толпа студентов и молодая преподавательница с широко раскрытыми глазами. Одна из девушек указывала на меня дрожащим пальцем, её голос сорвался на крик:

— Это он! Он её убил!

Преподавательница, бледная как мел, выставила вперёд ладонь — явно готовясь к заклинанию.

— Не двигаться!

Я замер.

Сердце бешено колотилось.

Кровь на полу.

Нож.

Пентаграмма.

И все они смотрят на меня.

Похоже, меня только что подставили.

А самое страшное — я даже не знал, кому это было нужно.

Преподавательница вскрикнула так, будто её горло разрывали изнутри. Её обычно аккуратно уложенные волосы теперь растрепались, а тёмные тени под глазами выдавали мгновенно состарившееся лицо.

— Никому не двигаться! — её голос прозвучал как хлыст, заставив даже самых шумных студентов замереть.

Староста, худая девушка с короткой стрижкой, побледнела и застыла, словно парализованная. Преподавательница резко повернулась к заместителю старосты — крепкому парню с квадратной челюстью.

— Дверь на замок! Ни одной живой души не выпускать!

Её пальцы уже набирали номер. Телефон дрожал в руке.

— "Оленька мертва…" — её голос сорвался, будто слова обжигали язык. — "Ваша… Ваша внучка. Аудитория Г-11."

Тишину разорвал вой сирены.

Сначала одна — пронзительная, леденящая, с крыши главного корпуса. Потом другая, дальше, из города. И ещё. И ещё. Будто сама земля кричала в предчувствии беды.

Воздух над партами задрожал.

Портал.

Он раскрылся, как зияющая рана в самой ткани мира, и из него вышли трое.