Пленница ледяного герцога (СИ) - Варварова Наталья - Страница 28

Герцог криво улыбнулся. Улыбка получилась хищной, и с ней он еще больше напоминал Аза.

— Так тебе нужен мой язык? Так бы сразу и сказала. Эта человеческая техника ни чуть не сложная.

Он смял мои следующие возражения поцелуем. В нем не было нежности. Только утверждение своей власти, превосходства. Его рука сжимала подбородок и шею, не давая мне отвернуть лицо в сторону. Он, словно пил меня, не заботясь о том, принимаю я его или нет.

Я почти не сомневалась, что в этот же момент он черпал у меня все воспоминания, которые касались появления Анри в моей комнате. Все остальное, что относилось к периоду знакомства с демоном и подготовки моей вылазки, он собрал почти в самом начале. Я чуть не застонала от бессилия, но не собиралась давать герцогу повод думать, что я сдалась.

Неожиданно его язык перестал терзать и стал нежнее и медленнее. Он больше не вламывался — а касался, дразнил, поглаживал. Мои глаза сами собой закрылись, голова откинулась назад. Я перестала его отталкивать. Потянулась к нему, проклиная то ли свадебный ритуал, то ли другие неведомые силы. Не может быть, чтобы я желала его по своей воле.

— Ты узнал все, что намеревался? — у меня не сразу хватило дыхания это сказать. Только когда Азазель оставил в покое мой рот и переключился на шею.

Его рука по-прежнему соединялась с моей, и я тонула в вихре его эмоций, где возмущение и ревность перемешивались с желанием немедленно сделать меня своей и в то же время ни к чему не принуждать. После этих слов он перестал сжимать мою ладонь, разжал объятия и поднялся.

— Твоя ненависть отравляет все вокруг. Мне сложно любить ту, которая желает гибели моему народу.

Это прозвучало, как приговор. Я возмутилась, потому что это неправда. Правда, но не совсем.

— Я всего лишь попыталась защитить свой. Я вас боюсь и, за исключением Самуэля, никого из вас не понимаю. Все, абсолютно все, кто приходит сюда, делают все, чтобы меня уничтожить.

Мы с яростью смотрели друг на друга. Обида застила мне глаза. После того, что я пережила, он не проявил на капли сочувствия. В глубине душе рассчитывала, что просто обнимет и успокоит — ведь он умел это — а он набросился на меня с обвинениями.

— Я больше не буду пытаться тебе понравиться. Я этого не умею. Не буду притворяться тем, кем я не являюсь. Попытка создать с тобой семью была ошибкой.

Я чувствовала себя так, будто он меня ударил. Пусть так. Ни за что не покажу, как глубоко он меня задел.

— И что дальше, принцепс? Как можно избавиться от неугодной жены?

— Я отпущу тебя, как только закончу с Левиафаном. Со всеми остальными угрозами Чертоги справятся и без меня.

Он немного помолчал.

— Я посветил все три воплощения тому, чтобы моя раса процветала. Они уже не дети и смогут жить дальше без опеки перворожденных.

Вот так. Кого-то другого я заподозрила бы в том, что он лжет, но не Азазеля.

— Отпустишь меня куда? Обратно на Мидиус?

— Именно туда стремится твое сердце. Мне будет спокойнее, если я буду уверен, что ты счастлива.

Он вышел, не глядя на меня больше. Я обхватила себя руками. Вопреки всякой логике мне казалось, что меня сломали и выбросили. Как ненужный хлам. Хотя он утверждал, что это то, чего я хочу. И я, действительно, как и прежде, мечтала попасть домой. Но не ценой жизни этого невыносимого… Этого…

В комнату скользнул Аз. Виновато глянул, зевнул в своей манере и улегся на ковре в двух шагах от кровати. Вот он ни разу не возражал, когда я его гладила. Я отбросила сомнения, перебралась с постели на пол и повисла у него на шее. Тепло, безопасно и никаких тебе лишних слов.

Я так и заснула на большой кошке. Самуэль потом перенес меня обратно в кровать.

Дни полетели спокойной чередой. Я не встречалась с Азазелем больше — ни за завтраком, ни по вечерам, ни случайно во время прогулок по дому или саду. Самуэль все понимал без слов. Ему можно было ничего не объяснять.

Каждую ночь Аз ночевал у меня в спальне вместо своего лорда. Он никогда не лез в кровать, но позволял валяться с ним, сколько мне вздумается. Иногда я засыпала на нем и днем, мало что соображая от усталости.

Дело в том, что Самуэль лихорадочно готовил меня к балу. Волей или неволей, я стала женой их принцепса. Перворожденного, почитаемого, как бога. Его воля имела почти такое же значение, как откровения их Древа. Выяснилось, что, несмотря на чужеродное происхождение, я обязана продемонстрировать все умения, которыми владела любая порядочная хозяйка не просто дома, а Дома.

Я стала лицом Фиолетовых, одного из пяти правящих кланов. Де факто Азазель правил Чертогами, хотя система аристократии это отрицала. Но когда требовалось подчеркнуть правящий статус Фиолетовых, то нас называли Пурпурными.

У Дома были свои особенности. Семьи чуть ли не в обязательном порядке занимались наукой и практиковали не отъем, а обмен энергией. Выращивали сад или целый лес — притом что в мире, где земли как такой не хватало, это превращалось в роскошь — и обменивались митрой с растениями, редкими представителями фауны, с дождем и солнечным светом.

В перевертышей по собственной воле обращались редко. Чаще их заражали те, кто страдал темнокровием, но до поры до времени умудрялся это скрывать. Это, безусловно, выделяло Дом среди остальных. Однако, как ни прискорбно, пресветлые, которые, в отличие от моего клана, не владели практиками обмена, в бою показывали себя лучше. Они выкачивали гораздо больший объем энергии за раз, чем Фиолетовые за весь период накопления.

К сильным сторонам Фиолетовых относились выносливость (все-таки качество, пригодное и для воина), терпение, еще более выраженная склонность к анализу. Азазель, который менялся энергией не столько с садом, сколько с самим Древом, не жаловался на недостаток силы.

Считалось, что он один в состоянии уложить всех остальных четверых сенаторов или весь первый круг демонов (трех герцогов и владыку). Видимо, на выбор. Лично у меня, это утверждение вызывало вопросы. Почему настолько могучий ангел готовился к войне, а не вышел на бой против правителей Бездны в одиночку?

Факт оставался фактом. Пресветлые верили в Азазеля безоговорочно. Драться с ним во время дуэлей противники не пытались и, судя по свидетельствам, которые я прочла в библиотеке, покорно насаживались на его мечи. И вот на балу аристократам Чертогов пообещали явить женщину, достойную их принцепса.

Мне полагалось выучить язык. А ведь до бала оставалась неделя! Кроме того, на нем новоявленная госпожа Дома танцевала два танца — индивидуальный, который выражал бы суть ее магии и характера, и совместный с супругом. Там речь шла о чувстве, которое их объединяет. Страсть ли, взаимное уважение, готовность объединить территории или подарить Чертогам и Дому талантливых ребятишек… Да я за голову хваталась, когда представляла, что мы с Азазелем для них изобразим.

Самуэль был непробиваем. Вариант, что я непременно опозорю его господина, он рассматривать отказался.

— Вы же овладели единым языком, а он сложный, — качал головой Крысюк.

На Мидиусе сложилась двуязычная среда, я практиковалась на нем с детских лет — эти аргументы он проигнорировал. Танцы тоже не стал принимать во внимание.

— Вы преодолели самую крепкую защиту во вселенной, когда проникли в здание сената. То есть ваше сердце и душа звучали на одной волне с нашим эфиром. Вы услышите музыку и последуете за ней. Ничего не бойтесь, — твердил этот упрямец.

Что я могла ему возразить? Что у них не Древо жизни, а дерево-интриган, которое таким образом решило поощрить сыночка и разбудить в нем уснувшие эмоции…

Тем не менее, по всем трем вопросам я не была предоставлена самой себе. Утро начиналось с проекций, созданных голограммерами. Меня словно помещали в другое пространство: обычно дело происходило на Мидиусе. Я оказывалась в гостях или в светском салоне, но вместо единого все использовали язык пресветлых, а в мыслях у меня все фразы звучали на двух языках одновременно.