Пленница ледяного герцога (СИ) - Варварова Наталья - Страница 27

Мы с Сэмуэлем разглядывали друг друга, очевидно, с одной и той же мыслью. Я пребывала в уверенности, что на нём не осталось живого места. Скорее всего то же самое он думал про меня. Тем более что силы во мне резко иссякли.

Я откинулась на стуле, а свирепый хищник по имени Аз, не получивший ни единой царапины, облизывал мои ступни. Делал он это с таким усердием, что я тут же поверила, что его слюна имела целительные свойства. Страх и напряжение постепенно отступали.

— Самуэль, давай начнём с тебя, — настаивала я. — Не представляю, как ты пережил это падение.

Как я ни присматривалась, то, как и на барсе, не видела на нём не то что ран, но даже ссадин. Туника скучная и серая. И в то же время опрятная, как будто только выглажена.

— Весь секрет в том, что я его и не пережил, госпожа — шокировал меня слуга Азазеля.

С Самуэлем почти всегда легко. И сейчас он тоже довольно охотно отвечал на мои вопросы. Выяснилось, что у него, как у перворожденного, на каждое воплощение имелось некоторое ограниченное количество жизней. Не одна, как у меня и всех других людей.

— А сколько у тебя таких попыток? — не вытерпела и полюбопытствовала я.

— Да я особо не считаю, — честно ответил Крысюк. — Несколько десятков точно есть. Если они кончаются, то господин добавляет ещё за счёт своей митры.

Не так я представляла себе бессмертие. Но в случае с Азазелем все обстояло иначе. Герцог распределял несколько жизней между своими личинами. Вот, например, Азу, который почти мурлыкал у моих ног, — еще бы, охота за черными мышами прошла успешно — их досталось пять, а, может быть, и все десять.

Но при этом Азазель в своем собственном теле умирать не должен. Это означало бы для него полную гибель.

Я попробовала намёками, а потом открытым текстом разузнать, сколько всего личин у моего супруга. Но Самуэль, который о себе мог болтать часами, в данном случае не распространялся.

Я еще больше расслабилась, разговорилась. Тем временем лечить принялись меня.

Процедура складывалась из нескольких этапов. Начали мы с необычного напитка, который старик назвал «расслабляющей» микстурой. У неё оказался приятный клубничный вкус с молочным оттенком. После неё я, действительно, взглянула на окружающее более отстраненно — словно всё сегодня случилось не со мной, и это не я глажу барса по широкой голове.

Его блестящая белая шкура имела знакомый фиолетовый оттенок. На ней угадывались более темные пятна, только старательно замазанные все той же снежной краской. Пока я, как под гипнозом, любовалась на переливы цвета под моей рукой, Крысюк успел осмотреть меня целиком.

Он нашел синяки на плечах. Посетовал, что я подвернула лодыжку. Расстроенно покивал головой. Из всего следовало, что умирать я не собиралась.

Самуэль обработал кожу мазью с навязчивым блеском, как у бесцветной помады. Из одного из ящиков достал самый обыкновенный тазик, какими в нашем доме пользовались для стирки на улице.

Налил воды, досыпал три или четыре порошка разных цветов, а потом заставил меня постоять в тазу минут пять босыми ногами. Подвернутая нога почти не причиняла неудобств. Боли я не замечала

— Зачем? Это лечит связки?

— Для профилактики, — глубокомысленно изрек старичок.

Аз дополнил его раскатистым зевком. На этом всё лечение закончилось. Конечно, было бы здорово узнать больше и о местных методиках, и о действующих веществах. Но сейчас мое сознание отказывалось учиться чему-то новому. Оно требовало укрыться от всех бед под мягким тяжелым одеялом.

Наверное, я сумела бы добраться до спальни самостоятельно, потому что уже представляла, где она примерно находится. Проблема заключалась в том, что я до сих пор не способна нормально передвигаться по этому дому. Сандалии надо еще освоить.

Самуэль и Аз оставили меня в спальне одну. Оба вели себя осторожно, и я догадывалась, чего они ждут. Известие о нападении непременно дошло и до Азазеля.

Он явился с шиком. Герцог выломал закрытое окно, выбив обе створки, когда я в тихой полудреме меняла мелодию за мелодией в музыкальной шкатулке. Читать не было сил.

— Кому пришло в голову закупорить здесь все? — почти взревел он.

На миг мне показалось, что он избегал смотреть мне в глаза. Так как со мной происходило то же самое, я прямо заставила себя встретиться с ним взглядом. Мы оба вздрогнули, и Азазель привычно примостился на корточки у кровати.

— Эль Аму Тадир, — позвал он. — Не бойся. Взгляни на меня, пожалуйста. Ты… моя боль. Ты мой свет.

Ещё не разу он не говорил со мной так горячо.

— Сейчас я разбираюсь в том, что произошло. Внешнего прорыва не было. Перевертыши явились, располагая слепком твоей ауры. Они шли по прямому следу. Выдать такой слепок мог только Самуэль. Ты же понимаешь, что я доверяю ему, как самому себе. Скажи мне, кто-то ещё был здесь в моё отсутствие?

Оказывается, Азазель за это время успел добраться до Кассиэля и снова хорошенько потрясти главу Зеленого дома. Тот поклялся на крови рода, что ни он и никто из сенаторов не передавали информацию обо мне за пределы их круга.

Разумеется, первым делом я подумала об Анри. Но раскрыть тот факт, что посторонний демон мог свободно проходить чуть ли не в самый охраняемый дом в Чертогах… к чему бы это привело? К охоте на моего старого друга. К совершенно драконовским мерам безопасности.

Впрочем, внутренний голос твердил, что я совершаю ошибку и хватит с нас незапланированных визитов. Но кто бы его слушал? Я помотала головой.

— Я не хочу отвечать на этот вопрос.

— Тебе показалось мало? Ты чуть не погибла. Я могу заставить тебя сказать правду.

— Можешь. Ты все можешь. Забрать меня себе, насильно жениться, обездвижить, сломать волю. Тогда чем ты лучше их?

Вопрос повис в воздухе. Я не собиралась говорить ничего подобного, но после того, что случилось, после этой зверской вакханалии, мои собственные демоны как будто вырвались наружу.

— Если я покажу тебе, на что похожи тела после нападения перевертышей? Как выглядят разоренные виллы. По-прежнему желаешь быть для них приманкой?

Я вспомнила, как монстры упоминали про неизвестную мне монну. Меня снова затошнило. Я выскочила из кровати и на некоторое время оставила супруга в одиночестве. Азазель все-таки умудрился пробить брешь в моем наспех восстановленном равновесии.

— Хорошо, — заявила я, когда пошатываясь вернулась в комнату. — Я предам своего друга, потому что я трусиха и слабачка. И потому, что я больше не доверяю ему, как раньше. Но дай мне обещание, что не причинишь ему вреда, если он придет снова.

Азазель, который теперь уже сидел на кровати, по-прежнему сохранял смертельно-оскорбленный вид.

— Что за бредовые условия? Что у тебя с ним было? — ни дать ни взять, мой исповедник.

— Ты ли это? Тот самый сенатор, который чувствует ложь, читает мысли и не ведает эмоций, потому что холоден и честен, как зеркало… Ты же, как и подобает пресветлому, залез в мои мысли, когда я была без сознания, и нашел все, что касалось моего единственного мужчины.

Наша ссора давно перешла границы легкой перепалки и теперь лавиной катилась дальше, подминая собой робкие ростки взаимного доверия.

— Там пусто, как в давно пересохшем колодце. На твоем фоне я не понимаю, почему наших женщин обвиняют в холодности.

— То есть, поэтому ты решил, что у меня были и другие? Я чересчур застывшая, на твой взгляд?

— Что за глупости, — прорычал он, опрокидывая меня на спину.

Больше всего я не выносила, когда он проявлял агрессию и подавлял силой.

— Мне не нравится, когда ты защищаешь неизвестное мне существо, которое попало сюда в обход моей защитной сети. По твоему индивидуальному следу. То есть оно, с одной стороны, тебе близко, а, с другой, из-за него тебя чуть не убили.

— А рассказать, что не нравится мне? Что с Самуэлем, да даже с твоей кошкой, я могу найти общий язык, а с тобой я бьюсь об стену головой!