Другая жизнь. Назад в СССР-2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 3

— А мне какой интерес? — спросил я. — Я-то знаю, что тебя уработаю. Какой мне резон? Я тебя уработаю, а потом ты с нас с живых не слезешь. Вчера вон как наползались… Да и сегодня.

— Кхе-кхе… Уработает он… Нас тоже самбо обучают. Прикладному, правда… Вот и хотелось бы со спортсменом себя проверить.

— Не-е-е… За так я не хочу. Тебе есть резон, мне нет. Да и не верю я тебе, что не замучаешь нас потом.

— Да честное слово, что не замучаю.

— Э-э-э… Давай так. Ты же не веришь, что я тебя уделаю?

— Конечно не уделаешь!

— Во-о-о-т… Значит уверен в своих силах. А поэтому, если я тебя руку сломаю, то не только не станешь нас гнобить, но и вообще всю физподготовку я беру на себя. Ты нас дро… э-э-э… в смысле, заниматься с нами не будешь. Договорились?

— Договорились, — сказал сержант.

Через пару минут он лежал на траве и потирал руку в локте. Я его аккуратно приложил о землю на полянке и перейдя на болевой, «открутил» как у нас говорил тренер, правую руку. Правда не совсем открутил, а слегонца.

Сержант был впечатлён и находился в недоумении, а я перво-наперво спросил:

— Уговор в силе?

— Какой уговор? — нахмурился сержант, качая руку.

Я нахмурился.

— Ах, да! В силе, в силе. Ну ты и зверь! Что за приём такой?

— Передняя подножка с падением, — пожал я плечами. Я её «лепил» кому угодно. Это был приём из арсенала классической борьбы, только они –классики — его делают не через ногу, а через спину. По понятным причинам. А я накручивал через что придётся. Захватишь куртку за рукав и крутишься, крутишься, крутишься… Кто знал, тот мне правый рукав старался не отдавать. Так я на левую сторону приловчился, да с переходом на мельницу… Эх, жалко мне было самбо бросать. Но может быть ещё похожу в десятом классе?

После завтрака мы шагали строем. На шагистику я не спорил, а потому сержант муштровал нас с особым цинизмом.

— Товарищ сержант, разрешите обратиться? — спросил я во время пятнадцатиминутного отдыха. Положены были нам такие.

— Обращайся.

— Может побоксируем сегодня вечером? А вы потом нас вообще доё… э-э-э… муштровать не будете.

— Не-е-е, Миха. Теперь я тебе верю, что ты и в боксе меня сильнее.

— Да вон у вас руки какие! К вам же хрен… э-э-э… не прорвёшься!

— Нет, Миха! Только если ты нашего старлея вырубишь, я от вас отстану.

— В смысле, вырубишь?

— Он нас мутузит. Это его перчатки. Вот он нас и тренирует. Мы у него вроде как спарринг-партнёры. Уже три года как…

— Хороший опыт, — закивал я головой. — Это он так к соревнованиям готовится?

— Так точно!

— Понятно. Прямо, э-э-э, вырубить? А по очкам?

— Не-е-е… Не прокатит. Вырубишь, вопросов нет. Только маршировать всё равно будете, пока не научитесь. Но обещаю не задра… э-э-э… В смысле, не издеваться.

— Давай, сержант, я сам их, — я показал на слушающих во все уши, архаровцев, — вымуштрую. Ты посмотришь, а я потренируюсь. Мне в воинское поступать.

— Да, пожалуйста. Лишь бы прошагали ровно на смотре. И песню строевую выучить…

— У-у-у… Песня нам строить и жить помогает! Я такую строевую песню знаю. Все просто оху… Ну, ты понял, да? Я согласен. Только, если проиграю, никаких репрессий. Лады?

— Да, какие репрессии. И за попытку наши все спасибо скажут. Задолбал он нас своим боксом за три года, если честно… В печень любит бить.

— Хм… Печень и я люблю. Раз такое дело, то с вас бутылка сухого вина на закрытие сезона, — тихо проговорил я.

— Чего? Какого сезона?

— Сборов военных.

— А, это… Да, без базара. Если уложишь ударом в печень, упьешься.

— Сговорились. Своди меня с старлеем.

Старлей пришёл к нам сам, когда мы занимались шагистикой по асфальтовой автотрассе проходившей мимо «Лазурного Берега». Куда она шла дальше мы не знали, но машины мимо нас не ездили совсем. Мы все шагали тут, туда-сюда, каждый взвод по своему куску дороги. Вот командир сборов старший лейтенант Дмитрий Осипов, так, потом оказалось, его зовут, и проверял все вверенные ему подразделения школьников.

— Как дела? — спросил, он когда подошёл к нам. Весёлый такой увалень…

— Какой из него боксёр? — прикинул я.

Он был совсем не похож на боксёра. Борец? Возможно… Килограммов девяносто мышечной массы.

— Может, ну его нафиг? — подумал я. — Какой он боксёр, фиг знает, а вот какой из меня боксёр? Я знаю точно, — никакой. Чтобы драться — нужно драться. Чтобы боксировать — нужно боксировать. С людьми и как можно чаще. А я? Разве я боксёр? На навыках «предка» кое-как отмахивался от «случайных встреч» научился, но ведь это не серьёзно. А если он мне в голову попадёт? Ведь не знаю я, какие могут быть последствия. Вдруг снова стряхнёт мне что-нибудь? Хотя «внутренний голос» мне подсказывал, что нечему там стряхиваться.

Нейронные связи в мозгу так и не восстановились полностью. Если бы не разум «предка» размещённый где-то в «энергетической оболочке», я бы сейчас мог бы сложить пятьдесят семь и пятьдесят восемь, но не больше. Его память, как говорил «предок», продублирована где-то в неповреждённом участке мозга и там выстраиваются связи, восстанавливаются функции мозга, но до полной реабилитации, как до луны. Потому-то вся профессура и стояла на ушах, когда я выписывался. Столько их понаехало! Даже из Новосибирска были.

Так что, стряхивать в моей голове было нечего. Предок там так усилил нейронные связи, что если бы сейчас был прибор, который мог бы просканировать мой мозг, вся профессура ещё бы больше прифигела. Предок там такого нагородил! Как он говорил, смеясь: «По образу моему и подобию». Почему по образу и по подобию его, — означало что-то смешное и страшное, я не понимал. «Предок» сказал, что там в моём мозгу такие ячеистые сети, что любой компьютер позавидует. Только ему ещё хорошенько прорости нужно этому компьютеру. Хе-хе…Я не понимал, о чём он мне говорил. Да и пофиг мне было и есть, если честно.

— Боролся? — спросил старлей сержанта.

— Ух ты! — удивился я. — Так это у них запланированная акция была?

— Боролся, — кивнул головой сержант. — Проиграл. Он мне чуть руку не отломал.

— В двадцать седьмой школе тоже крепкий паренёк. Вольник… Бойко тоже ему продул. Слабаки вы. Три года на вас потратил, а бестолку всё. Какие-то спортсмены вас делают. Они знают-то по одному «коронному» приёму. Правда, школьник?

Это он обратился ко мне.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Вот видишь. И вам надо не карате заниматься, а отрабатывать по одному броску и по одному удару.

— Так вы же сами занимаетесь карате…

— Я — это другое дело. Я — офицер. Нам много, что положено знать и уметь, потому, что мы всю жизнь служим и у нас есть для этого время. А вы за три года должны освоить минимум: отбил, коли. Это ты должен был его на свой коронный приём поймать.

— Хотел посмотреть, что он может…

— Посмотрел? Хе-хе, — старлей похмыкал. — Сегодня накажу тебя.

— тут он, как оказалось, ещё и боксом увлекается. Говорит, что первый взрослый у него…

Я чуть не поперхнулся от удивления.

— Первый взрослый? Хм, — недоверчиво покрутил головой командир. — Как такое возможно? Самбо, бокс… Скажи ещё, что карате знает…

— Знаю, — неожиданно для самого себя, сказал я.

— Да ну, на?

Командир достал пачку «Опала» и, вынув из неё сигарету, вставил в губы и прикурил.

— Могу выбить сигарету ногой, — сказал я и подумал: «Или забить её, хе-хе, в хлебало…»

— Да, ну? — поднял старлей брови.

— Ну, да! — улыбнулся я. — Можете просто держать сигарету в пальцах, если боитесь.

— Хм! Боюсь? Конечно боюсь.

Командир пару раз затянулся и вынул сигарету, взяв её тремя пальцами.

— Ха! Ну-ну! — сказал он, поразив меня информативностью, и поднял сигарету выше своей головы.

— Скромнее надо быть товарищ старший лейтенант. У вас там, что ли губы?

Пацаны рассмеялись, а до этого молчали, словно на похоронах.