Другая жизнь. Назад в СССР-2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 12

— Ты это что? Что это?

— Что именно? — счпросил я. — Если ты про снаряжение — то на ногах галоши, а нижнюю систему я сам сшил из стропленты.

— А как ты спускаться будешь без лифчика? Ведь спалишь же спину…

— А вот что у меня есть, — показал я на гнутого паука, аналога «букашки Кошевникова».

— Что это за гадость?

— Сама ты… Это спусковое устройство.

— Что-о-о?

— Что слышала. Мне его папа сварил. По моему эскизу. На скале покажу. Проверено на «Диване». Тут держишь веревку и спину жечь не надо.

— И система у тебя странная. Почему без верха?

— А зачем? Верёвки грудь сжимают. А в этом пояс держит, и сидишь удобно. Вот петля.

— Хоть крепко сшито?

— Фирма веников не вяжет, качество гарантировано. Хэнд мэйд.

— Чего?

— Ручная работа. Сделано руками. Капроновая нитка…

— Ну-ну… Покажешь, как работает. А при нижней страховке?

— Вот так и так, — я показал.

— Хм. Иди, страхуй.

— Что материшься?

— Ударю…

— Всё-всё-всё…

Мы хорошо потренировались. Сначала я страховал, и смотреть моего «паука» и мою поясную систему приходили смотреть и находкинцы, и красноярцы, и даже судья. Все цокали языками и отходили в задумчивости.

Дело в том, что сейчас использовали самые примитивные способы спуска, как то пропускание фала через ногу, спину и тому подобное. Каких-то приспособлений не было. В мире, наверное, было что-то, но контакты СССР с «миром» были очень ограничены. А наша промышленность, скорее всего, их не производила. Да, не «скорее всего», а не производила и всё. Вот я и решил восполнить пробел. А за одно себе подсобить. Предок и другие новшества предлагал, но я от сверхтехнологического прорыва в области развития альпинистского снаряжения решил пока воздержаться. Хотя, если бы не запрет индивидуальной коммерческой деятельности в СССР, можно было бы эту тему развить и прилично заработать. А пока… Придётся раздавать дары безвозмездно, то есть — даром. Дары даром, дары — даром… Да-а-а… А как иначе? Если в связке одной с тобой, там поймёшь кто такой…

Короче, Татьяна оценила положительно моего «паучка» и поэтому получила от меня дар. А получив, прикрепила к себе и пошла к «нашему дереву» тренировать спуск с его помощью. У меня была ещё парочка пауков, но сбивать с панталыку своих соратников я не стал.

Пришёл посмотреть на меня и Железняк. Он сначала хмыкал, глядя на мою поясную систему, а потом решил потрогать, когда я закончил страховать очередную скалолазку.

— Разрешишь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, засунул пальцы мне за пояс.

— Руку убрал! — сказал я тихо.

— а, ладно, — хмыкнул Константиныч и запустил ладонь ещё дальше.

Я резко присел, и когда он «на автомате» схватил мой пояс, крутанулся, вставая в противоположную сгибу локтя его руки, потом снова присел, привстал провёл руку под его рукой и крутнулся в другую сторону и он, шлёпнувшись на спину, ойкнул.

— Падла! Ты мне руку сломал! — простонал Железняк.

— Извини, не хотел. Не надо щупать меня, как девушку!

— Я не тебя щупал, а снарягу твою, — сипел Железняк, держась то за кисть правой руки, то за локоть.

— А тебе разрешили ко мне прикасаться? Я мужские обнимашки не люблю. Я вообще подумал, чёрт знает что. Что ты к моим яйцам тянешься.

— Дурак! — сказал Железняк и опираясь на левую руку, поднялся с земли.

Наши девчонки смотрели на него с пренебрежением на лицах, а кое кто с улыбкой, но никто не бросился ему на помощь.

— Ещё пожалеешь, — проговорил он, уходя в сторону медицинской палатки.

— Уже жалею и сочувствую. Честное слово, не хотел. Извини, Игорь Константиныч, подлеца. Ей Богу, рефлекторно. Думал, ты на мою честь покушаешься. Девственную.

Девчонки дружно заржали.

Настя, молоденькая — наверное второкурсница — миниатюрная, начинающая скалолазка, подошла ко мне.

— Ты специально его, да?

— Да, нет, Настюша! Терпеть не могу, когда меня мужики лапают, — сказал и передёрнул плечами я. — Только, если в борьбе. И то, стараюсь не давать захват. Особенно за пояс.

— А девушкам трогать себя даёшь? — тихо прошептала девчонка.

— Э-э-э… Прямо вот так как, он меня, ещё никто из девушек не пытался, — прошептал и я. — То же, наверное, э-э-э, подножку сделал бы.

— Хе-хе-хе, — захихикала Настюша и хитро стрельнула не накрашенными глазками. — Научишь меня приёмчикам?

— Зачем тебе? Тренируй пальцы. Ущипнула за что-нибудь и повела в милицию.

— Хе-хе-хе… За что это?

— Да, что первое под руку попадётся… Хе-хе…

Я непроизвольно посмотрел на её грудь, поддерживаемую верхней системой.

— Но-но, — сказала она. — Я тебе ущипну!

— С ума сошла⁈ Как ты такое про меня могла подумать? Такое богатство только холить и лелеять…

Я «тяжело» вздохнул. Девушка обернулась на товарок по связке.

— Хочешь, я к тебе приду ночью? Полелеешь…

— Фига себе, — подумал я, и просто кивнул, сглотнув слюну. — Сегодня надо на вход вешать табличку «Занято».

— Смотри, не сбеги к своей Танечке.

— К какой Танечке? — опешил я.

— Сам знаешь, какой… Хе-хе…

— Ты о Миргородской?

Настя кивнула.

— С ума сошла? У неё же Сашка! Они женятся скоро, — прошептал я.

— Они на сессии поругались, — сказала девушка и зажала губы ладонью. — Ой! Зачем я сказала?

— Да, ну, нафиг, — махнул я рукой. — Помирятся. И с чего ты взяла, что она моя?

— НУ, как же… Она тебя в свою палатку так просто пустила. Даже не задумавшись.

— Там занавеска.

— Ой! Я тебя умоляю… Хе-хе… Занавеска…

— Настёна, ты что там прилипла к Мишке? Иди, сцепляться будем, да полезли уже!

— Смотри! — шепнула Настя. — Не шути со мной!

— Избави Бог, — прошептал я, округлив глаза и тут появилась Татьяна.

— Ты зачем Игорю руку сломал? — сходу спросила она, вставив кулаки в бёдра.

— И не думал…

— Как это не думал, когда ему наложили гипс. Перелом лучезапястной кости.

— Такого не бывает, — усмехнулся я. — Бывают переломы запястного сустава и лучевых костей. А у него, скорее всего, и то, и то сломано. Не будет лапать меня…

— В смысле, лапать? Он сказал, что хотел твоё снаряжение посмотреть.

— Хм… Все смотрели, но руками не трогали. Ты же меня руками не трогала?

— Вот ещё, размечтался!

— И не думал. Просто констатирую факт. А он меня рассматривал-рассматривал, а потом хвать за пояс. Да не просто за пояс, а «за» пояс и потянулся к, э-э-э, нижней системе. Вот я и дёрнулся, пытаясь его руку выдернуть. Ну и выдернул… Хе-хе…

— Так ты его ещё и уронил, он говорит.

— Ну, грех было не ронять, если он сам на приём напросился. Рефлексы самбиста, Ташюша. У альпинистов-скалолазов свои рефлексы, у меня свои.

— А ты, значит, не альпинист и не скалолаз?

— Я — так, хе-хе, сочувствующий. Я горами не болею.

— Зачем, тогда тебе это всё? — она показала рукой на мою систему и «обвесы» и на скалу.

— Для общего физического развитие. Я спорт люблю, а самбо мне запретили. Надеюсь, что на время. Мне нравится с телом работать… Гимнастика, там, канат, прыжки, бег… А скалы дают работу всем мышцам.

— Кхм! Ты мне зубы не заговаривай. Он требует, чтобы тебя сняли с соревнований.

— За что? — опешил я. — Он ведь сам полез.

— Он говорит другое. Что ты применил против него приём. Применил ведь? Скажи честно.

— Он первый ко мне полез.

— Не надо было ломать ему руку, — упрямо проговорила Татьяна. — На твойе дисквалификации настаивают и находкинцы. По сути тебе и до соревнований-то допускали с большой натяжкой. Тебе с юниорами ползать по низшей сложности скалкам, а ты с нами…

— И что? Судья уже принял решение. Ты из списков участников исключён.

— О, мля, — подумал я. — Сходил за хлебушком!

Почесав затылок, я, едва сдерживая слёзы, посмотрел сначала в небо, потом себе под ноги, развернулся, и пошёл в свою палатку. И всё-таки я заплакал. Тихо, незаметно, слёзы лились ручьём, но я их не вытирал, помня старую житейскую мудрость, не тереть глаза — не будет видно, что плакал.