Джунгли. Том 2 (СИ) - "Focsker" - Страница 35

— А… уважаемая Путьчитвай… прошу меня простить. — Слова не вылезали из рта, мысли путались, мозги ушли куда-то к яйцам на совещание. Что она, блять, делает, чего добивается? Я… а… — А что вы… зачем разделись?

— Ха… — нотка злобы промелькнула в её голосе. Минутная пауза. — Так вы же сами изъявили желание любоваться? Или думаете, я бы в здравом уме посмела предложить вождю целой Федерации, уважаемому Богу, своё недостойное божества, старое тело⁈ Прошу меня простить… я видимо…

ЁБАНЫЙ ТЫ В РОТ!

— Не извиняйтесь, — тут же подскочил к ней я, потянулся к одежде на земле. Женщина убирает руки, не вовремя решила повернуться, и грудью своей чуть обвисшей хлестанула меня по лицу. На мгновение носом я оказался в райской расщелине, по бокам от которой виднелись острые, темные верхушки райских гор, а ниже белеющие, молочные дали.

Отведя голову чуть назад, более спокойно, стараясь не дать собственному сердцу вырваться из груди, поднимаю женскую рубашку, подхожу к повесившему голову старпому со спины и набрасываю её на плечи. Впервые я был к ней так близок, от тела её пахло цветами, ароматом, неизвестным мне. Сама женщина, лишь слегка опустив голову, умолкла, наверняка ждала от меня пояснений.

— Ещё раз извините меня, уважаемая Аукай Путьчитвай. Двусмысленность моих слов заставила вас предстать передо мной в обнажённом виде. Это наверняка доставило вам неудобство. Возможно, вы даже подумали, что мои слуги в лице Маяро пытались вас запугать. Спешу вас уверить: это не так. Вы дорогой племени гость, очень важная для всех нас и меня в том числе личность. Потому, если вас что-то не устраивает, если вам что-то надо, говорите мне и не стесняйтесь. Для вас я сделаю всё, что угодно!

Осознав, что рубашка женщины не перекрывает голого зада, решаю пойти к простыне, но женщина не даёт мне убрать руки с её плеч.

— Всё, что угодно? — переспрашивает ледяная королева. Блять, неужели меня подловили на эмоциях? Так, вдох-выдох: если попросит чего-то из ряда вон выходящего, я не имею права жертвовать благами Федерации и, в то же время, имею полное право дать заднюю!

— Всё, что не навредит и не ущемит права моего народа.

— Думаю, это не навредит, — тут же ответила Аукай. — Скажите, что божественная сущность на самом деле думает о теле скромной Путьчитвай?

Просит оценки? Хочет сравнить с стандартами империи? Хм… сложно, особенно сейчас, когда член вот-вот вырвется из штанов и уткнется в эти прекрасные, наверняка очень мягкие ягодицы.

— Помнится, вы назвали себя недостойной и старой, — женщина дрогнула, носик её обидчиво опустился ещё чуть ниже. — Так вот, это не так.

Замерев, Аукай едва заметно дернула ушами, показав свою заинтересованность.

— У вас очаровательные волосы, грозный, властный взгляд и при этом милое, женственное лицо. Ваши плечи несут на себе огромный груз, а осанка ровная, это прекрасно. Да и сами груди, тот загар, что покрывает их, идеально сочетается с цветом ваших волос, подходит вам как представителю племени Путьчитвай. Могу сказать больше, идеальные пропорции силы, лёгкой худобы, мышц, а также ваших ягодиц могут очаровать любого самца или мужчину. Ваше тело — настоящее оружие.

— Оружие? — спокойным голосом переспрашивает Аукай. Блять, всё! Если она даже после всех этих комплиментов ко мне руки не тянет, значит, точно — мне тут нихуя не светит. Пора съебывать!

— Именно, — подойдя к кровати, стягиваю простынь, подхожу к женщине, накидываю на неё, в очередной раз удивив её. — Оружие, которое способно очень больно ранить мужское сердце. Ещё раз прошу меня простить, я слишком смущён случившимся, и если позволите, наш разговор мы продолжим в другой раз…

— Агтулх Кацепт Каутль, — когда я отвернулся, одернула меня за рукав гостья. Впервые в голосе её звучала легкая слабость, пересекающаяся с непонятными нотками робости и стыда. Сильная женщина дрогнула, неужели хочет, чтобы я…

Оборачиваюсь, выпрямившись, кладу свои руки на собственные бока, готовясь растянуть ремень.

— Моя одежда… — прячась под простыней, передаёт мне блузку Аукай. Зачем? Хочет, чтобы я её сам одел? Или сначала одел, а потом раздел? Бля, не понимаю! — Не могли бы вы попросить своих сестёр, чтобы они подготовили для меня комплект одежды в стиле и виде вашего племени? Чтобы не так сильно выделяться. Для размеров, возьмите мою одежду!

— А… вот как, да, конечно, одежда, я прикажу, чтобы вам принесли нашу одежду… — глядя на расплывшуюся в смущении гостью, едва скрывая слезливое недовольство и разочарование, отвечаю я.

Несколько дней спустя. Где-то неподалёку от столицы Федерации.

В окружении двух десятков воительниц кетти и чав-чав, весёлая медоед, вместе с ржущей от смеха Гончьей, радостно отмечали долгожданное воссоединение со своими, слушая юмористические истории о похождениях «Разноцветной» — так прозвали в Федерации Аукай Путьчитвай.

— Ну и короче, становится она к нему раком, ждет… А Агтулх ей: «Безхвостая, не родная, не местная, а значит — не интересная!» И простыню ей на зад накинул!

Рабнир с Гончьей начинают дико ржать, а рассказчица продолжает:

— Вы бы видели её глаза!

— Да как можно увидеть её глаза под простыней? Лжёшь же, сучка, чую ж брехню… — утирая из-под глаз слёзы, смеётся, зная, что Агтулх не был бы так груб, Гончья.

— Хвостом клянусь! — Я тогда дежурила, хоть и стыдно признавать, чуть подглядывала. Наш Агтулх этой знатной сучке не пара.

— А что она думала? — говорит одна из Чав-Чав, — что приплывёт сюда на большом деревянном корабле, расскажет, что может подарить, и всё? Агтулх настоящий самец, его добиваться надо, показать силу духа и мышц, показать преданность ему, семье, племени, и тогда… только тогда он обратит на тебя свой взор.

— Верно-верно, — гордая тем, что именно её Агтулх звал к себе чаще других, деловито махала головой Рабнир.

— И это, старейшина Рабнир, вы извините, что тогда… ну… я вам в спину копьё воткнула, — под шумок тихо влезла в разговор одна из стражниц, заставшая медоеда в демонической трансформации.

— А… да… и нас простите тоже! — склонилась лучница, стрелок с аркебузой, и Беа, с топором.

— Да ну, чё вы, не извиняйтесь, сестры! — удивив всех тем, что назвала представителей другого племени «сестрами», по-доброму заявляет счастливая медоед. Рабнир места себе не находила, днями и ночами страдала, мучая себя мыслями об Агтулх Кацепт Каутль и тех предателях, затевавших в их лагере недоброе. Услышав о том, что её самец не только жив, но и поднял на уши всё племя, разыскивая её, она с трудом сдерживала улыбку. Ведь счастью её, хорошему настроению, были причиной не тупые, странные шутки о какой-то неудачнице, приклеившейся к Агтулху, а именно то, что он думал и искал её.

— Вы лучше думайте, как объясните Добрыне сломанное оружие. Особенно ты, с топором! Я платить за него не буду.

Беа почесала макушку, печально пожала плечами. Она была той, кто спрыгнула на Рабнир со скалы и огромным, стальным тесаком попыталась снести демону голову. Лезвие топора раскололось на пять частей. Удар был настолько сильный, что сломалось даже древко, а руки воительницы до сих пор тряслись от боли и напряжения.

— Гончья, а ты тоже в демона обратилась, посетив тот склеп с сокровищами? — спросила подругу представительница Чав-Чав.

— Не, только Рабнир.

— Может, её безумие привлекло демона?

— Может, — скупо ответила Гончья. — Только она не демон, а наша дорогая сестра и подруга. Узнаю, что кто-то за спиной так её называет — на выгребных ямах згною. Ясно? — Чав-Чав тут же смолкли, от былого хорошего настроения не осталось и следа.

— Да пусть называют, — вступилась за тех медоед. — Ты представь, если враг узнает, что у нас в племени настоящий демон⁈

— Ты представь, если Агтулх Кацепт Каутль и совет узнают, что ты сама себя назвала демоном, — парировала Гончья, заставив медоеда опять напрячь своё скудное воображение.