Джунгли. Том 2 (СИ) - "Focsker" - Страница 33

Слова Гончьей поразили душу пленной Кетти.

— Именно так! — воскликнула она, заставив обоих конвоиров оглянуться. — Вы понимаете меня! Эти старосты, Олай… они ведь имеют детей, в роли той же Кисунь. Те, в свою очередь, имеют свою свиту, а те — своих детей, родных, близких, и в итоге… — кошка печально прошептала. — В итоге нам ничего не достаётся. Усталый, измученный, едва живой самец…

Рабнир полностью остановилась, повернулась к пленнице и спросила:

— Так а что бы для самца изменилось, если бы он попал в руки республики и твои собственные? Ты бы смогла изменить его статус?

Кошка, больше всего стараясь не думать об этом, обманывая себя фантазиями, открывает от удивления рот, затем, обретая осознание, думает о том, что действительно бы случилось с самцом и его будущим. Изнасилования, каждодневные укусы, посасывания, подергивания — его бы выдоила на сухо, до смерти.

— Я…

— Ага, ты… — перебила растерянную пленницу Рабнир. — Ты такая же, как и я, как сказал Агтулх, «наивная дура». Я сильнее тебя, могу перенести любую рану, могу в одиночку выйти против целого отряда таких как ты и победить, при этом самцы всегда меня боялись. Я убийца и зверь, считавшая себя таковой до встречи с Агтулхом. А ты, подруга? — спросила у Гончьей медоед.

— То же самое, — усмехнувшись и признав свою несостоятельность, кивнула она. — На моей памяти самцы выбирали самых обычных. Кто вкусно готовил, кто хорошо шил, делал инструменты, колол дрова, и при этом всегда был рядом. Им плевать, кто срубил дерево, каким трудом его доставили. Им плевать, как убили тот кусок мяса, что они едят, как его разделали, хранили, на чём жарили и готовили. Главной оставалась та, кто вложил этот кусок ему в рот. Самцы — те ещё твари, и если ты не готова конкурировать за их внимание, сдалась, значит ты, наконец-то, познала настоящую суть пути отшельницы.

— Отшельница? — переспросила пленница.

— Именно, — поддержала подругу Рабнир. — Отшельницы всегда одни, всегда в поиске, всегда в деле. Именно от отшельниц зависит ужин, тепло в доме, качество одежды и то, как она встретит завтрашний день.

— Отшельницы — самые сильные из самок, — заявляет Гончья. — И мы, сильнейшие, возвращаясь в племя, всегда можем претендовать на то, что положено сильнейшим. Мы даём слабым племенам мясо, травы, ягоды, головы их врагов, в замен на любовь. Это равноценный обмен.

— Но вам не кажется что этого мало? — почуяв в женщинах родную кровь, спросила пленница.

— Ха-ха… — усмехнулась Гончья. — Именно так. Наверное, именно из-за твоей любви к Агтулх Кацетпт Каутль ты и выжила в этом тумане. Вера защитила нас, любовь закрыла брешь в сердце, и, кстати, твою тоже. Я сразу это поняла, чуйка Гончьей. Хе-хе, только твоих проступков это не покроет.

Пленница удивленно покосилась на Рабнир.

— Вы тоже думаете, что я не убила себя из-за этого, что покланялась Агтулху Кацетпт Каутль?

Медоед с недовольством почесала голову.

— Наверное, хотя по мне лучше бы ты там сама себя заебашила. Меньше конкуренток.

Кетти приуныла.

— Расслабься, — положив руку ей на плечо, говорит Гончья. — Это она так радуется тому, что ты одной с нами веры. Думаю, тебя приставят на суд, там ты расскажешь всё и обо всех, потом Агтулх Кацетпт Каутль, тот кому ты покланяешься, выдаст свой вердикт и отправит тебя чистить туалеты.

— Мда, — фыркнула медоед. — На большее он точно не способен, только лишние пёзды вокруг себя собирает. Хотя у него есть моя!

Пленница, ощущая некое необычное влияние на свой разум и неестественное к пленницам отношение, переспрашивает:

— Меня пощадят? Я ведь хотела его сделать рабом, выдоить, высушить его змею… я ужасна…

Гончья рассмеялась в голос, и даже медоед позволила себе смеяться.

— Ну ты, подруга, даёшь… Думаешь, тут хоть одна из нас об этом не мечтала? — Гончья смеялась, заливным смехом, и даже припала на плечо пленницы. — Дурёха! Тут все самки о таком мечтают, и эта мысль, она как заклятье или проклятье, уравнивает нас всех. Агтулх Кацетпт Каутль — бог. Его семя божественно и плодородно, за без малого месяц он сумел десятерым воительницам подарков напихать. Более того, кое-какие главы из воительниц, вернув себе из плена детей, и вовсе от дел отошли. Мол, помолились, обрюхатились ещё разок и всё, в норы. Вон, эта ваша главная воительница, как её сука там звали?.. — взглянув на Рабнир, спросила Гончья.

— Я-то по чём знаю? Они все на одно лицо. Зеленые глаза, чёрный хвост, слабые… — ответила Рабнир.

Хотя пленница и поняла, о ком речь, но промолчала, понимающе закивав.

— А… так ты поняла? — переспросив Гончья, продолжила, — ну так вот, вот эта пизда, получив подарок, вернув детей, тупо свалила. Олай очень бесилась, злилась, в итоге, даже к делу Кисунь, которой не доверяла, вернула. Так сильно на всех повлияло поведение Агтулха.

— Но Кисунь ведь верна Агтулху⁉ — удивившись невозможному, зная, как староста относилась к дочери и «иноземцам», спросила пленница.

— Да, и Олай это знает, однако теперь у старой стервы нет больше той власти. Ведь в совете появился Добрыня, Беа, Панцу, Чав-Чав, Гончьи и ещё с десяток племен, что уже способны, если не сожрать, то довести Кетти до предсмертного состояния в случае мятежа и внутренней бойни, — деловито пересказывает слова целительницы Марии Гончья. — Сейчас всё зависит от одного. Не воительниц, не охотниц, не собирательниц и не старейшин. Всё зависит от того, кто уравнивает всех их в правах — Агтулх Кацетпт Каутль. На нём держится мир, и, кажется мне, более в мире нет той силы, что сможет этот его мир пошатнуть.

Аукай Путьчитвай, дитя племени Путьчитвай, старпом и наместница, оставленная Империей на нашем берегу. Она прибыла в нашу столицу с рассветом, под стражей кетти и медоедов, без сопровождающих собственных солдат — в гордом одиночестве. Будучи чуть выше ростом средней кошки, она обладала по-настоящему женской, песочной талией. Грудь больше, чем у медоедов и кетти, облегающие в области бедер штаны идеально подчёркивали складочку между попкой и ляжкой, а длинные черно-белые волосы…

— Кхм-кхм, Агтулх Кацепт Каутль, ваш пристальный взгляд меня пугает. — Прокашлявшись в кулак, сердито и, совсем по местным меркам, холодно поглядев на меня, заявила «ледяная королева». Верный Империи старпом — она была на острове единственной, кто мог позволить себе с подобным недовольством в глазах говорить со мной. И эта её черта… чёрт!

— Прошу простить. — Слегка наклонив голову, продолжаю изначально задуманное: — ваша внешность очень необычна для здешних краёв, залюбовался…

На смуглых щеках Аукай, на ее лице не дрогнула и мышца. Я ей только что отвесил комплимент, голову склонил! Да любая из их кошек уже бы запищала от этих слов, но не «ледяная королева».

— М-м-м, может, тогда посетим место, где мне придётся остановиться на пару дней? Пока изучаю вашу Федерацию, — всё так же спокойно отвечает женщина, — а там и любуйтесь столько, сколько хотите.

И снова мои влажные мечты об этой женщине разбиваются о ледяные, исключительно рабочие интересы. Разумеется, она заебалась от перехода по джунглям, естественно знает, что любое посягательство на меня, возможно даже постельное, может обернуться в смертельную опасность для неё и всей «экспедиции» на берегу. Это у меня всё в жизни просто — ешь, ебись да делай, что велят, и никто тебя пальцем не тронет. У Аукай всё гораздо тяжелее, страшнее, опаснее. Что ж, должен признать, эта женщина — очень достойная личность. Ведёт она себя достойнее даже самых достойных, того же капитана Стеллы. И потому я тоже возьму себя в руки, более не стану к ней приставать, покажу себя с лучшей стороны — видно же, я не в её вкусе. Признавать такое — очень обидно, особенно сейчас. Но я же всё-таки мужик, я должен заботиться о благополучии всех женщин на этом острове… ну или не всех, а хотя бы тех, кто не пытается меня убить или угнать в рабство.

Посетив с Аукай место, отданное под рынок, рассказав о будущем, об уменьшении полей в пределах частокола, расширении торговой зоны и идущей подготовке к строительству постоялого дома, получаю полное одобрение нашим планам. Более того, узнав о нашем желании увеличивать площади полей под засевы, быстро сделав выводы, она тотчас предлагает нам заказать у Империи железные плуги, тяговых быков, инструменты для обработки земли, а также их семена, которыми крестьяне Империи засеивают свои земли. В обмен имперцы могли бы забрать древесину, которой сейчас ощущается острая нехватка в строительстве торгового поста и порта, а также взять плату рабами, местными фруктами, овощами и, конечно же, золотом, жемчугом и другими «блестяшками». Цену плуга и то, сколько попросят торговцы за доставку на наш берег, ещё только предстояло обсудить. В этом вопросе я был обязан проконсультироваться со всеми — от Добрыни до Олай, потому сразу предупредил об этом гостью.