Джунгли. Том 2 (СИ) - "Focsker" - Страница 26

«Что мне делать?» — выпучив глаза и с подрагивающими ногами, не сказал ни слова, но Мария поняла, выжимая полотенце, усталым голосом проговорила: — Придержи за плечи.

Рожаница, следя за мной, что-то бормотала, казалось, её лицо не может передать ничего, кроме боли… а она улыбнулась. И от улыбки этой, от силы и стойкости женской, в голове моей нечто щёлкнуло. Сейчас не я находился на этом «столе», а она, так почему же меня всего перекосило, а она улыбается⁈ Положив руки женщине на плечи, придерживаю их.

В моменты схваток даже сил и усилий четверых взрослых женщин едва хватало, чтобы сдержать беженку Беа. Мелкие помощницы всё крутились рядом, меняли воду, полотенца, шаманы что-то мычали на своём, Мария использовала исцеления, находясь на грани. Не знаю, сколько часов они боролись за жизнь этой роженицы, но с криками, слезами, мольбами, наконец-то мы услышали детский плач. Он был началом новой жизни и далеко не концом мучений Беа.

— Ещё один! — чуть ли не кричит Мария. И вторая жизнь так же приходит в этот мир, а за ней третья, четвертая и пятая! Я никогда такого не видел, не слышал, не знал и просто пребывал в шоке, про себя молясь всем богам, чтобы всё прошло хорошо. Под конец родов, с шестой жизнью, прозвучало невероятное по местным меркам:

— Самец, шестой оказался самцом, дар божий! — тряся над головой дитя с торчащей пуповиной, радовалась шаман. Видя и других, перепачканных в крови детишек, мне окончательно стало плохо. Настолько, что ноги подкосились, и под радостные восторженные крики и детский плач меня под руки волочили из шатра. Ебал я в рот такие приключения…

Кошки из моей стражи с благоговением хвалили за «помощь», за мою божественную силу и за нового самца, к которому я не имел никакого отношения. Они с улыбками и смехом пересказывали увиденное, в то время как меня на подходе к собственному дому вырвало. Много чего довелось увидеть на этом острове. Трупы, тяжелые раны, личности с потерянными конечностями — на каждого было тяжело глядеть. А здесь, скрючившись, закрывая глаза, я тотчас увидел повторение происходящего. Внезапно, как по чьему-то велению, всё на мгновение затихло. Мир вокруг, джунгли, стражницы и даже небо окрасилось в огненные тона. Две секунды в могильной тишине завершаются истошным криком и болью в моей голове. Нечто гнетущее, ужасающее повисло надо мной. Чувствовал, будто чья-то рука проникла в мою грудь, схватила и сжала сердце, заставляя меня кричать! И я бы кричал! Я хочу… но не могу даже пальцем пошевелить. Всё вокруг в крови, мои руки и ноги в крови, а я стою на коленях и гляжу на то, как, начиная с головы, гниют сопровождавшие меня стражницы. Как выпадают их волосы, глаза, как с одеждой кусками с тел сваливается кожа и мышцы. Крик в моей голове начал множиться. Появились новые, более низкие, зловещие и леденящие кровь голоса, с которыми я слышу следующее:

Получены божественные послания:

Послание 1: Бог смерти обратил на вас внимание!

Послание 2: Бог плодородия вступается за вас!

Едва голоса отзвенели в голове, как всё вокруг, мир, люди, небо приняли прежний, привычный им вид.

— Зовите целителя, целителя Агтулху срочно! — кричали испуганно стражницы. Живые, не те кости и ошметки, что я видел. А вполне себе мягкие, теплые, подвижные, ёбаный в рот! «Бог смерти обратил на меня внимание»? Это от его «внимания» я чуть коньки не отбросил? Что значит «бог смерти обратил внимание»? Что значит «богиня плодородия вступается за вас?» Куда она вступает, во что?

— Не нужно целителя. Пусть беременной занимаются. — Припав на два колена, глядя в землю, ощущаю, как сильно дрожит моё тело. Это страх, животный инстинкт, словно я жертва, а сверху за мной пристально наблюдает охотник. Пальцы рук трясутся, адреналин разогнал сердцебиение до немыслимой скорости. В мозгах каша, горло обожгло рвотой, от чего и дышать стало труднее. Всё, Лёха, тише, спокойнее, всё закончилось! Мне нужно успокоиться, остудить разгорячённую голову, разгрузить нервную систему. Хоть и не врач, из всех лекарств, известных мне, на ум приходит лишь одно — «успокоительное».

— Воды и алкоголя в шатёр, побольше и побыстрее, пожалуйста.

— Агтулх! — послышался голос Марии. Не дадут ей отдохнуть. — Что случилось⁈ — Подскочив, припала рядом на одно колено женщина.

— Фанаты жизни не дают… — вспоминая, чьё внимание смог привлечь, ответил я.

— Они⁈ — кинула гневный взгляд на охрану Мария.

— Если бы. — Пытаюсь встать на ноги.

— Тогда кто? — придерживая, помогает подняться Мария.

— Боги.

Ладонь Марии упирается в мой лоб.

— У тебя жар, возможно, бред или галлюцинации, Лёша, кх… Агтулх Кацепт Каутль, вам следует немедленно вернуться в постель.

— Это не галлюцинации, Мария, — упираюсь я. — Галлюцинации были прежде, чем боги заговорили со мной. Вот там были галлюцинации, а сейчас…

— Ладно, — не став спорить, соглашается доктор, — вы двое, его трясёт как лист на ветру. Помогите донести до шатра, сегодня я буду ночевать с Агтулх. Если есть проблемы, сообщите Олай, предупредите, что он болен и в бреду.

Крики кошек и Марии собрали множество зевак. Подоспели подкрепления из кошачьей гвардии. Две личные стражницы схватили меня и потянули в шатёр, одна отправилась к Олай, и три, окружающие целительницу, проводят её следом за мной. Что день, что ночь — одно говно!

Несколькими минутами ранее, где-то в джунглях.

В сером, глубоком, холодном и мрачном склепе, заваленном мумиями, скелетами, поросшем паутиной и пропахшем смертельной гнилью, рассевшись на самом красивом каменном постаменте, Рабнир доедала сырую змею.

— Будешь? — спросила медоед у Гончьи, когда вторая из палок, костей и старых шкур делала себе костыль. Падение с обрыва оказалось невероятно удачным. Обе выжили, течение отнесло их в неизвестные дали, сбило запах, спасло от преследования. И, к сожалению, нанесло несколько значительных увечий. Гончья сломала левую ногу, Рабнир правую руку и нос, а ведь были ещё старые травмы. С завистью взглянув на медоеда, на её идеальное лицо, руки, на которых от переломов и следа не осталось, Гончья говорит:

— Рабнир, второй раз говорю, это ядовитые змеи.

Медоед с хрустом раскусывает змеиный череп.

— Да знаю я, потому и предлагаю! От них такое необычное послевкусие, аж язык немеет. Как же вкусно.

Гончья обещает про себя, что если подруга отравится и сдохнет, то бросит её в этом вонючем месте. Ибо ни одно живое существо не должно иметь настолько чудовищную регенерацию. После, оглядев многострадальную ногу, проверяет правое плечо, меняет повязку на животе. Когда вчера они приползли к этому старому склепу, ей казалось, что история рода Гончьих здесь для неё и закончится. Помощи ждать неоткуда, где они — непонятно, а рядом — бестолковая, безмозглая…

— Эй, ты ведь сейчас о чём-то плохом думала, да⁈ — облизывая окровавленные руки, косилась на Гончью Медоед.

«Настоящее животное, с такими же животными инстинктами», — подумала женщина и, улыбнувшись, ответила:

— Конечно же нет. Наоборот, благодарю небеса, что именно ты рядом.

Медоед хмыкнула, она доверяла инстинктам и не поверила в льстивые слова подруги.

— Небеса тут ни при чём. Я слуга Агтулх Кацепт Каутль, эх… Теперь вот непонятно, когда вернёмся, и предатели теперь будут настороже. Ты чуть не погибла. Почему вы все такие слабые? В тебя всего дважды попали.

«Ну простите!» — глаз Гончьей нервно дернулся. С трудом промолчав, она села рядом с вырезом в скале, у двух, обнимающих друг друга скелетов. Их черные провалы глаз глядели друг на друга, а зубы… Языком пересчитав свои, почувствовав отличия в длине и числе, она предположила следующее:

— Кажется, это трупы Кетти. Зубы меньше и тоньше наших, ещё эти украшения странные.

— Как интересно… — крутя головой в поиске последней, третьей змеи, куда-то внезапно пропавшей, фыркнула Медоед.

— Да, и вправду, — не услышав сарказма в словах Рабнир, Гончья продолжает изучать мертвецов, место их погребения, а также фрезки и узоры внутри огромной пещеры. Над каменными ящиками, коих насчитывалось двенадцать, столько же и фигур существ, выцарапанных на скальной породе. Каждая из двенадцати имела свои уникальные отличия. Одеяние — главное из них. Кто-то был одет как собиратель, в левой руке держа кош, кто-то как воин, также держа в левой руке копьё. Каждый из двенадцати держал в левой руке нечто, олицетворявшее его суть. Правой же рукой все, как один, прикрывали глаза, частично заслоняя лицо. Лишь их рты были открыты Гончье. Двенадцать нависавших над ними силуэтов имели совершенно разные губы, зубы, улыбки и недовольные гримасы.