Инженер Петра Великого 4 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 21

Я подождал, пока просохнут чернила, один лист свернул и сунул в потайной карман камзола, который велел вшить как раз для таких случаев. Два других оставил на столе и велел позвать Глебова с де ла Серда.

Они явились почти сразу.

— Господа, — обратился я к ним без долгих расшаркиваний. — Вот это, — я ткнул пальцем в один из листов, — копия показаний нашего гостя. Капитан Глебов, это вам на хранение. А вот вторая, — я протянул свиток испанцу. — Это ваша, сеньор.

Глебов уставился на меня, явно не въезжая в ситуацию.

— Петр Алексеич, к чему такие сложности? Спрятали бы все у себя, и дело с концом.

— Доверять в наши дни можно только своей шпаге, капитан, — криво усмехнулся испанец, забирая бумагу. — Да и то, когда сам ее в руке держишь. Барон все правильно делает.

Еще как правильно. Это был мой «бэкап», как сказали бы в моем времени. Страховка на все случаи жизни. Кто знает, что нас ждет впереди. Поодиночке они мне верны, а вот так, втроем, мы были гарантией, что хоть одна копия дойдет до Брюса.

Когда я выбрался на палубу, в лицо ударил соленый ветер, но легче не стало. Победная эйфория, от которой кружилась голова, улетучилась, оставив паршивое послевкусие. Победа? Да какая к херам победа? Я окинул взглядом свою разношерстную «эскадру», и картина была, прямо скажем, нерадостная. Два моих трофея, «Фрея» и «Тор», сидели в воде так низко, что смахивали на беременных бегемотих. Трюмы, забитые до отказа сталью, рудой и всяким нужным барахлом, превратили их из хищников в неповоротливых купчишек. Любой захудалый корсар догонит и пустит на дно, оглянуться не успеем.

А люди… Мои преображенцы, уставшие до чертиков, просто валились с ног, зато глаза у них горели. Победители, как-никак. А вот с наемниками дело было не очень. Эти просоленные морские бродяги, сбились в кучки по интересам, о чем-то шушукались, постреливая в мою сторону косыми взглядами. Я и без переводчика понимал, о чем идет речь. Они прикидывали расклады. Их лояльность держалась на двух столпах: на моем золоте и на страхе перед моими винтовками. Но деньги имеют свойство кончаться, а страх — притупляться. Один неверный ход с моей стороны — и они ночью по-тихому нас перережут.

Надо было сделать что-то простое и понятное, что спустит их с небес на землю, отвлечет от дележки шкуры неубитого медведя. Что сплотит этих головорезов и моих гвардейцев.

Идея пришла сама.

— Капитан! — крикнул я Глебову. — Вели разводить огонь в камбузе. И котлы тащите, самые большие. Да кока позови. Ужинать пора.

Глебов удивленно приподнял бровь. Через полчаса на камбузе «Фреи» закипела работа. Я лично руководил процессом: солдаты таскали из трюма мешки с картошкой. Мы вывалили ее в огромные котлы, залили водой, и скоро над палубой потянулся густой, сытный запах.

Когда картошка сварилась, я снова взял дело в свои руки. Слили воду, принесли бочонок масла, и я щедро сыпанул сушеного укропа из запасов кока. Горячие, дымящиеся клубни, политые маслом, пахли так, что даже самые прожженные циники из наемников начали шумно принюхиваться. Раздербанили бочку с соленой селедкой, стыренной у шведов (не сюрстрёмминг, к счастью).

Первыми, конечно, получили мои преображенцы. И по чарке водки налили.

— Хорошо пошла! — заорал от радости какой-то усатый сержант, накладывая полную миску, выпив и закусив. — Ну, ваше благородие, уважил!

Ели жадно, обжигаясь, хохотали. Этот простой ужин сделал для боевого духа больше, чем любые мои речи. Наемники сначала косились, с недоверием тыкая ножами в диковинные «яблоки». Но, распробовав, оттаяли. Их главарь, датчанин, молча умял целую миску, а потом подошел ко мне.

— Добрая еда, барон, — пробасил он, вытирая усы ладонью. — Мои парни ценят, когда командир о пузе их печется.

Я хмыкнул. Маленькая победа

Пирушка закончилась за полночь. Уставший сытый народ разбрелся по спальным местам. Я остался на палубе один. Море шумело, над головой — россыпь звезд. Корабли покачивались, скрипели снасти. Казалось, все самое страшное позади.

Ровно пять дней попутный ветер гнал нас к дому. Пять дней, каждый из которых казался настоящим подарком судьбы. А на шестой день эта хрупкая иллюзия спокойствия разлетелась вдребезги от одного-единственного крика с мачты «Фреи».

— Паруса вижу! Целая куча! На северо-востоке!

Я метнулся на мостик, на ходу вырывая трубу у подскочившего мичмана. Руки сами навели ее на горизонт. То, что я там увидел, омрачало. Это была натуральная стена из мачт и парусов, которая намертво перекрыла нам вход в Финский залив. Десятки кораблей — я прикинул на глаз, там было не меньше трех здоровенных короблей похожих на линкоры и целая стая фрегатов помельче. Еще мельче корабли — не сосчитать. Они стояли на якорях, выстроившись в идеальную линию, над ними полоскались два флага: шведский и британский.

Благо было темно, нас не заметили, я отдал приказ тушить все огоньки, чтобы нас не заметили. Наша маленькая флотилия замерла.

Неужели новости о разгромленном заводе и потопленном «Змее» дошли до адресата? Не быстро ли? Эти ребята собрали все, что у них было под рукой, чтобы запереть нас в этой бутылке. Путь домой был закрыт.

Я собрал своих на совет. В каюте стояла неуютная тишина. За столом сидели Глебов, де ла Серда и несколько самых толковых капитанов. Рожи у всех — мрачнее не придумаешь.

Первым не выдержал один из шкиперов, бывалый помор.

— А чего тут думать, Петр Алексеич? Путь-то один — в шхеры. Их махины там не пролезут, а мы на наших шнявах, авось, и проскочим. Как тогда, от англичанина-то ушли.

Остальные тут же согласно поддакивали. Идея была самая что ни на есть очевидная. Проверенный вариант. Я и сам уже начал было прикидывать, как раскидать людей и самое ценное по юрким шнявам, а эти два фрегата бросить к лешему.

Но тут влез де ла Серда. Он пыхтел трубкой и в разговор не встревал. А тут медленно выпустил клуб дыма и обвел всех хмурым взглядом.

— Глупость, — отрезал он своим скрипучим, с акцентом, голосом. — Вы что, думаете, там дураки сидят? Они прекрасно знают, как именно вы от их корабля ушли. Поверьте мне, сейчас каждая дырка в шхерах, каждая бухточка забита их дозорами. Там уже и пушки на берегу поставили, будьте уверены. Я бы поставил наверняка. Сунуться в шхеры — глупо. На этот раз они готовы. Один и тот же фокус дважды не прокатит. Это смерть.

Слова старика заставили задуматься. Он был прав. Его логика ломала все наши планы. Противник не идиот, чтобы дважды наступать на те же грабли. Наш прошлый успех теперь играл против нас.

Повисла пауза. Все варианты, казалось, кончились. Полный тупик. И тут поднялся Глебов. Вытянулся в струну.

— Петр Алексеич, ваше благородие. Раз так, то выбирать нам особо не из чего. Драться мы не можем. Значит, надо уходить. И у меня есть предложение. Простое.

Он перевел дух.

— Мы должны бросить фрегаты. Они для нас — как гири на ногах. Надо перегрузить все самое ценное — людей, бумаги, сколько влезет провианта и золота — на наши шнявы. Они быстрые, юркие. Ночью, разделившись, у нас будет шанс просочиться мимо их дозоров поодиночке. Да, мы потеряем корабли. Потеряем почти всю добычу. Будет стыдно. Но мы спасем людей и доставим бумаги царю. А это главное.

Каждое его слово свербило в моих внутренностях. Да, он предлагал самое разумное, самое правильное с военной точки зрения. По сути, он предлагал сдаться. Частично, тактически — сдаться. Он предлагал мне отказаться от всего, ради чего я рисковал своей шкурой. Бросить два шикарных корабля с огромным и очень нужным скарбом. Выкинуть за борт тонны стали, оборудования, всего того, что должно было стать основой моего завода в Игнатовском.

Я встал и подошел к иллюминатору. В темной воде отражались далекие, вражеские огоньки. Там, за ними, был дом. А здесь, в этой тесной каюте, передо мной был неприятный выбор.

С одной стороны — трезвый, безопасный, позорный вариант. Вернуться к Петру с горсткой людей и пачкой бумажек, доложив, что все остальное профукал. Спасти свою пятую точку.