Инженер Петра Великого 4 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 13

Я намеренно шел на обострение, переводя стрелки с военной стычки на политический скандал. Одно дело — потопить безвестную русскую флотилию, и совсем другое — атаковать корабль с личным посланником царя, что могло обернуться грандиозной дипломатической бучей.

На английском корабле повисла пауза. Они явно не ждали такого поворота. Я видел в трубу, как на капитанском мостике засуетились офицеры. Английский капитан, фигура в треуголке, явно с кем-то совещался. Положение у него было аховое. У него был приказ «не пущать», но вряд ли у него был приказ «начинать войну».

И в этот самый момент, пока англичане чесали репу, де ла Серда снова оказался рядом.

— Сеньор барон, — зашептал он, и его дыхание обожгло мне ухо. — Видите ту протоку слева? Между теми двумя скалами?

Я посмотрел. Узкая, черная щель в граните, из которой тянуло течением. На всех картах, что я видел, это место было помечено как непроходимый тупик, мель, утыканная камнями. Путь в один конец.

— Он узкий, опасный, он сквозной. Я помню на картах. Если сможем проскочить…

Я посмотрел на него, потом на английский корабль. Это был шанс один на тысячу. Риск был чудовищный. Одно неверное движение рулем — и мы распорем брюхо о скалы. Но альтернативой было позорное пленение или смерть.

— Готовьтесь, — скомандовал я капитану «Мункера» так, чтобы не услышали на других кораблях. — По моему сигналу — полный ход в ту протоку. Передайте на другие шнявы. Быстро, но без шума.

Англичане все еще совещались. Их нерешительность была моим единственным шансом. Я снова поднял рупор.

— Даю вам одну минуту на размышления! — крикнул я. — Если через минуту проход не будет свободен, я буду считать ваши действия актом агрессии и по возвращении в Санкт-Петербург доложу обо всем Государю!

Это был чистый блеф. Пока они там думали свою думку, мы должны были действовать.

— СИГНАЛ! — рявкнул я уже своим.

И тут же на флагмане взвился условный флажок («повторяй»). Мы ринулись вбок. Наши шнявы, как по команде, резко изменили курс. Паруса надулись ветром, и вся наша маленькая армада, к полному изумлению англичан, рванула в сторону, прямо в пасть каменной ловушки.

Я видел в трубу, как английский капитан от злости ударил кулаком по поручню. Он понял, что мы делаем, но было уже поздно. Он не мог сунуться за нами в эту щель — его огромный корабль с его осадкой сел бы на мель в два счета. Он мог только смотреть.

— Сумасшедшие русские, — донесся до меня его искаженный рупором голос, в котором смешались злость и презрительное удивление. — Пусть разобьются о скалы.

Он был уверен, что мы идем на верную гибель. Он решил, что проблема рассосется сама собой, и ему даже не придется марать руки.

Далеко на востоке, в мокрых лесах под Выборгом, капитан Орлов довольно ухмыльнулся, слушая, как вдали трещат ружья. Его «призраки», как я прозвал его отряд, отрабатывали свою роль на все сто. Все шло точно по нашему с ним плану. Утром его преображенцы устроили показательную атаку на небольшой шведский редут, завязав короткий, но злой бой. Они не лезли на рожон, не пытались взять укрепление штурмом. Задача была другой — навести шороху, показать себя, вбить шведам в голову, что именно здесь, на финском направлении, русские готовят главный удар.

Задав трепку гарнизону, они так же резко свалили, оставив после себя пару горящих сараев и несколько трупов в синих мундирах. Шведский комендант, недолго думая, отправил гонца в Гельсингфорс с панической депешей о наступлении крупных русских сил. Орлов же, отойдя на пару верст, и не думал прятаться. Наоборот, он приказал разбить огромный лагерь на самом видном месте, запалить с десяток костров, чтобы казалось, будто тут стоит целый полк. Днем его люди громко рубили лес, а ночью орали песни, чтобы шведские шпики, которые наверняка уже кружили вокруг, как мухи, докладывали своему начальству о русской беспечности и многочисленности. Орлов стягивал на себя все внимание, превращая свой отряд в приманку, на которую шведский генштаб должен был клюнуть. И они клевали. По донесениям нашей собственной разведки, к Выборгу уже спешно гнали подкрепления из глубины Финляндии. Наш отвлекающий маневр работал как часы.

А в это самое время мы, «клинки», основной ударный кулак, продирались сквозь настоящий ад. Протока, в которую мы нырнули, уходя от англичанина, оказалась именно такой, как и обещал де ла Серда — узкой, извилистой и смертельно опасной. Наша шнява «Мункер» шла первой. Я стоял на мостике рядом с испанцем и видел, как гранитные стены сжимают нас с обеих сторон так близко, что, казалось, протяни руку — и коснешься. Вода кипела и пенилась, течение тянуло корабли прямо на острые, как ножи, подводные скалы. Только гениальное приданного Брюсом капитана, который отдавал команды рулевым с холодной, почти нечеловеческой скоростью, позволило нам пройти. Пару раз наши борта скрежетнули о камни, процарапав обшивку, но мы прорвались. Когда мы вышли в открытое море с другой стороны, оставив позади и туман, и английский линкор, все были вымотаны до предела. Облегчение было тихим и тяжелым.

Еще через двое суток, под покровом ночи, мы высадились на шведский берег. Место было пустынное — низкая болотистая низина, заросшая чахлым кустарником. Ни огонька, ни признаков жилья. Идеальное место для тихой высадки. Сходни спустили на воду, и началась самая задница. Лошадей пришлось оставить на галиотах с небольшой командой — по здешним топям им было не пройти. Все, что нам было нужно, мы должны были тащить на своем горбу.

Начался пеший переход, который я запомню на всю жизнь. Де ла Серда вел нас тропами. Мы чавкали по колено в ржавой болотной воде, продирались сквозь колючие кусты, карабкались по скользким, поросшим мхом валунам. Солдаты, навьюченные оружием, патронами, разобранными мортирами и собственным барахлом, шли поругивая шведов. Каждый шаг давался с трудом. Сырость пробирала до костей, гнус жрал заживо, а от постоянного напряжения ноги гудели, как телеграфные столбы. Я пер на себе такой же тюк, как и все, и чувствовал, как силы меня покидают.

Ночью мы не разводили костров. Дрыхли по очереди, прямо на сырой земле, завернувшись в плащи. Жрали всухомятку — размоченные в воде сухари да солонину. Это был не поход, а проверка на прочность, на излом. И мои люди этот экзамен выдержали. За двое суток этого адского марша — ни одной жалобы, ни одного отставшего. Мы перли вперед, как единый, упрямый механизм, ведомый волей старого испанца.

На рассвете третьего дня мы вышли на опушку леса. Впереди, в низине, лежал наш пункт назначения. Завод в Евле. Я смотрел на него в трубу, и сердце застучало быстрее. Это был небольшой промышленный городок. Несколько огромных доменных печей, из которых лениво тянулся дымок, длинные корпуса цехов, склады, казармы для охраны, аккуратные домики для мастеров. Все это было обнесено невысокой, но добротной каменной стеной. Мы вышли к нему с тыла, со стороны леса, точь-в-точь как и планировал де ла Серда. С этой стороны оборона была самой слабой — никто и в страшном сне не мог представить, что враг придет из непроходимых болот.

Я видел часовых, которые лениво слонялись по стене, видел, как из трубы казармы идет дым — солдаты завтракали. Они жили своей обычной, мирной жизнью и даже не подозревали, что в нескольких сотнях шагов от них, в тени деревьев, затаилась смерть. Мы сделали это. Мы прошли.

Рассвет только-только начал красить небо в блеклые, серые тона, когда мы начали. Никаких тебе боевых кличей или барабанной дроби. Наша атака подкралась в тишине, которую нарушал лишь шелест утреннего ветра. Я лежал на мокрой траве рядом с де ла Серда, вглядываясь в панораму завода. Все было готово. Мой план был прост и дерзок. Короткий, молниеносный налет, построенный на внезапности и технологическом превосходстве.

— Артиллерия, — прошептал я в темноту, и команда по цепочке ушла к расчетам.

В лесу, в полусотне саженей позади нас, четыре моих легких трехфунтовых мортирки уже стояли наготове. Солдаты сработали слаженно и беззвучно. Прицел взяли заранее. Цель — большая, длинная казарма, где дрых гарнизон.