Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 27

— Я днем выспался. Пап, а ты мне можешь еще несколько железяк непростых сделать?

— Нет, Вовка, забудь об этом. Сейчас все мы — и я, и Алексей, и Николай, да и вообще все рабочие из нашей деревни… вообще все рабочие должны время тратить только на то, что стране нужно.

— То, что я придумал, стране нужно.

— Есть у нас в стране товарищ Сталин, товарищ Молотов, другие товарищи — и они уж точно лучше тебя знают, что стране нужно. И мы — все мы — будем делать только то, что они скажут. А вот когда победим, я тебе железячки твои и сделаю, договорились?

— Договорились, только я эти железяки сам раньше сделаю.

— И Ваську с Колей в помощники возьми. Но может, все же спать пойдем?

Я когда-то читал о том, как народ в стране воспринял начало войны, но теперь ничего, похожего на описанное в литературе, не заметил. То есть народ резко посерьезнел это верно, и работать все стали гораздо больше — но вот всё остальное… Никто в той же Ворсме не бросился скупать соль, мыло, спички и керосин, и не бросился по двум причинам. В Ворсме все же у народа избытка денег не было, и скупать все было просто не на что. А еще — люди действительно пока не поверили, что война — это уже всерьез. То есть поначалу не поверили, но когда Совинформбюро сообщило, что Минск немцы взяли…

То есть Совинформбюро про то, что Минск немцами взят, вообще не сообщило, но второго июля в сводке появилось «Борисовское направление». А так как карту Советского Союза сразу же повесили в школе, людям все про Минск стало ясно. Вообще-то нам не полагалось эти сводки слушать, еще двадцать пятого вышло распоряжение о сдаче всех радиоприемников «на хранение в учреждения связи». И в деревне все немедленно послушались — и послушались потому, что раз в Кишкино почты вообще не было, еще в конце сорокового года тетя Наташа учредила такой (по документам) у себя в избе. Адрес «отделения связи» — есть, значит, и отделение имеется. На самом деле ей это понадобилось потому, что почтальон из Ворсмы в деревню если и приезжал, то лишь по большим праздникам или спьяну, а лесу заблудившись — и все жители были вынуждены за почтой своей самостоятельно в Ворсму переться. А почтальон имел право (и даже обязанность) всю почту для «подведомственной территории» получать, и даже почтовые переводы получать мог получать вместо адресата! В Ворсме тогда этому очень обрадовались, ведь тетка туда на мотоцикле чуть ли ни каждый день могла заехать за почтой — а это упростило и хранение корреспонденции, и потери писем и газет закончились. А теперь она просто «приняла» все пять или шесть приемников, которые в деревне уже завелись, но не имея отдельного склада передала их «на хранение ответственным товарищам». Таких в деревне нашлось трое: дед Митяй, дед Иван и… и я. Тетка Наталья данный факт пояснила просто:

— Родителям твоим или еще кому взрослому я приемник оставить не могу. Дед Иван — он извозчиком на почте числится, у Митяя место, защищенное от посторонних граждан.

— Это какое место, и кем защищенное?

— Пчелами! Ты к нему в мшаник зайти не пробовал?

— Пробовал, пчелы тех, кто не курит, не кусают.

— Ну, это ты знаешь… а тебя я владельцем приемника записать не могу, а вот хранителем — запросто. Потому что тебя по закону даже наказать не могут, если у тебя приемник найдут. А если ты его еще в свой червяковый домик поставишь, то и не найдут никогда.

— В домике для приемника электричества нет.

— Так проведи! Давай так сделаем: завтра с тобой в Павлово съездим, купишь там провод нужный, розетку, что еще нужно…

— А почему не Иван Кузьмич?

— Потому что он в котлах понимает, а в электричестве нет. А ты ведь сам у себя в домике электричество сделал? Значит, знаешь как, и еще раз сделаешь. А почему у тебя там приемник будет, так это я начальству объясню легко: красного уголка у нас нет, но площадь для собраний — вот она, а так как приемники можно на собраниях слушать, то мы его рядом и храним. Ну как, договорились?

И вот когда Совинформбюро не рассказало о падении Минска, народ осознал, наконец, что война — это не шутка. Но все равно в панику впадать не стал. Разве что безо всякой паники в огородах еще с полсотни «кабачковых башен» выстроил… Однако люди не только о войне думали: проявилась еще одна проблема. Скорее даже проблемища: сельская электростанция. Котлы этой станции в час сжигали чуть меньше четверти центнера брикетов, полтонны в сутки. И всем было понятно, что зимой дровами ее «прокормить» не получится: не было столько дров в окрестностях. Весной, когда первые баржи в Павлово пришли, деревенские этих брикетов почти сотню тонн натаскали на угольный склад, но всем было понятно, что на зиму этого запаса не хватит. Так что оставался единственный вариант: самим где-то торф добыть — но ближайшие торфяники располагались в Заочье, за селом Тумботино. Причем далеко за Тумботино, там еще немало километров пройти нужно было. Но даже если там торф и накопать, то его еще через реку как-то переправить требовалось…

Тетка Наталья с невероятной силой занялась «местным хозяйством» и договорилась в районе о том, что селянам можно будет в тех краях торф на зиму запасать, причем даже «лимита» на количество добытого не устанавливалось. А в результате почти все дошкольники (включая же и вовсе младенцев) снова отправились в детский сад: матери пошли копать торф на болоте. И пошли надолго, ведь туда просто добраться не меньше дня требовалось, так что поехали они на «месячную вахту». И хорошо, если на месячную, Наталья им поставила «норму» в четыре тонны сухого торфа в день — ну, это если именно на месяц ехать копать. А перевозить торф добытый тетка решила уже зимой, когда Ока встанет и можно будет на санях без пересадки торф в Кишкино с торфодобычи доставлять. Потому что «до мороза» топлива электростанции вроде должно было хватить…

Женщины на торфоразработку уехали почти все, в деревне осталось не больше десятка. А мужчины продолжали работать на заводах, так что местными делами занимались в основном деды и бабки. И дети, которым теперь пришлось взять на себя большую часть «взрослых» забот. Мне тоже приходилось матери помогать изо всех сил, ведь теперь больше половины дошкольников так в детском саду и жили. При этом я как-то успевал с командой «старшегруппников» и лес по паре раз в день прочесать на предмет грибов, а еще я с ними и новой стройкой занялся. А еще теперь я в тихий час спал, спал без задних ног. Потому что вечерами, когда уходил домой, я шел в сарай, где дядья поставили для себя верстак, и принимался за настоящую работу. Да, я был всего лишь программист, но все же я знал, что означает слово «алгоритм». А еще я успел и в школе физику поучить, и в институте. Правда, в институте у меня выше «трояка» оценок не было — но все же каких-то знаний я там набрался!

Набрался, а теперь из консервных банок, гвоздей, бумаги, слюней и проволоки делал то, что считал очень для страны нужным. Очень нужным для нашей Красной армии. И, хотя я теперь ходил весь измазанный зеленкой (хорошо еще, что мама для детского сада ее целую коробку когда-то купила), периодически плакал в сарайчике от бессилия, я работал каждый вечер, работал, пока просто не валился от усталости…

В деревне говорили, что многие мужчины пытались записаться в армию добровольцами — но военкомат всех из посылал в известном направлении. Что было не очень понятно: из того же Грудцина призвали больше полусотни человек, из других деревень тоже народ призывали и даже из крошечного Кишемского пятерых военкомат забрал. Но оказалось, что и на Кишкино мобилизация тоже распространяется: в самом конце августа повестка пришла дяде Николаю. Когда он об этом рассказал, тетка Наталья вскочила на мотоцикл и помчалась на торфоразработку нашу, и оттуда привезла домой тетю Машу. Баба Настя забрала в нашу комнату Настюху и Ваську на пару дней, и Николай с женой пару ночей провели вдвоем. А затем дядя Коля, взяв котомку, отправился на войну. Тетя Маша весь день проплакала а затем снова на торфоразработку отправилась. А я — через день после отъезда дяди Николая — сам отправился в Ворсменский военкомат. Но вовсе не затем, чтобы «записываться в Красную армию», у меня план был совершенно иной. И если он осуществится, то будущее может стать тоже немножко иным. А возможно, что и вовсе другим. И я очень надеялся, что то будущее станет куда как лучше того, про которое я вспомнил в свои именины…