Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 25

Укладывая медаль в шкатулку, я вдруг разглядел в ней очень необычную вещь: немного потемневшую латунную зажигалку Зиппо. С большой строчной буквой «е», помешенной в наклоненный узкий эллипс, и с подписью под буквой на иностранном языке: (⅔*2)toString(). И меня как будто обухом по голове ударило: я вспомнил, что эту зажигалку мне сослуживцы подарили на день рождения. На шестидесятипятилетие, четыре года назад… или уже девять? А еще я вспомнил кое-что еще. То есть вспомнил вообще все, и мне стало страшновато. То есть, если уж начистоту, меня просто обуял ужас и буквально столбняк напал. Но и это было не самым страшным…

Я вспомнил действительно всё, и сообразил, что завтра начнется самая страшная для Советского Союза война. Но даже это меня не сильно испугало: все же у меня хватило ума сообразить, что она начнется независимо от того, что я буду делать или не делать. Меня буквально до ступора испугало то, что я очень четко осознавал: всё, что я знал и умел, здесь и сейчас стране вообще никак помочь не может. Вообще никак, потому что раньше я был программистом. Хорошим, очень хорошим программистом, не просто же так довольно крупные компании просто заваливали меня разными благами, лишь бы я на них поработал. Любыми благами, которые только можно было себе представить — потому что руководители крупных компаний понимали, что хотя я, скорее всего, далеко не лучший программист на земле, но со своим опытом я могу принести компании пользы больше, чем гениальная молодежь.

Та же зажигалка: на ней была выгравирована эмблема забытого еще во времена моей работы Интернет Эксплорера, а внизу была формула, позволяющая однозначно определить, в каком браузере работает приложение. И я постоянно поучал молодежь: скрипт нужно писать так, чтобы он правильно работал именно в Эксплорере, тогда он везде будет правильно работать. Поначалу надо мной посмеивались молодые коллеги, руководство лишь отмахивалось, когда эта молодежь жаловалась, что я «им мешаю создавать шедевры». Однако когда какие-то арабы купили разработку компании, отношение к моим советам мгновенно поменялось: они ее купили потому, что «приложение прекрасно работает в Эксплорере, а все конкуренты — нет». Причем арабы были не дикими кочевниками из пустыни, а самыми что ни на есть шейхами, выбирающими систему для своих банков, и эти шейхи компании дали просто кучу денег для перевода системы на арабский — а все потому, что буржуи деньги считать умеют. И я это знал очень хорошо, потому что несколько лет как раз на буржуев за океаном и поработал. И точно знал, что даже такой монстр, как Чейз Манхэттен, в двадцатом году на своих ста сорока тысячах терминалов использовал «хрюшу» с эксплорером, так как на это лицензию они уже купили, а выкидывать сотни миллионов на смену работающей системы на что-то хотя и модное, но непонятное, дураков в буржуиниях не было.

Но не было «сильно потом», а сейчас, когда завтра начнется война, от моих знаний и умений пользы вообще я пользы вообще увидеть не мог. Ну действительно, какую пользу может принести стране пятилетний мальчишка, способный за пару дней написать на джаваскрипте и плюсах вполне рабочий интерфейс для DB2, если таких слов еще вообще никто в мире не слышал? А ведь больше-то я ничего делать и не умею, полсотни лет исключительно программированием и занимался… И эта мысль меня просто пригвоздила к полу, я вообще стоял и не шевелился, судорожно сжимая в руке зажигалку. И я даже не знаю, сколько бы времени я так простоял, но в комнату зашел отец:

— Ты чего тут застрял-то?

— Что? Пап, а откуда у нас вот это? — я протянул в его сторону руку со все еще судорожно сжимаемой зажигалкой.

— А, нашел! Это, наверное, доктор потерял, который тебя у мамы принял.

— Какой доктор?

— Егоров его фамилия была, или Еремин, не помню. Я, честно говоря, тот день вообще плохо помню, ты лучше у бабы Насти спроси, она тебе все в подробностях расскажет.

— Хорошо, спрошу. А можно мне это взять?

— Конечно бери, это, получается, как раз тебе на день рождения подарок получился. Я-то думал доктору эту штуку отдать, но никто в деревне не знает, как его найти. А он, если не путаю, тоже звался Владимиром Васильевичем… получается, что и тебя назвали именно в честь него: когда меня что-то спросили в поссовете… я им как раз говорил, что тебя доктор приезжий принимал и подумал, что они имя доктора спрашивают. А домой вернулся: в руке — метрика, и написано, что сын у меня как раз Владимир. Но дома никто против не был… а про прочее ты все же у бабы Насти спроси.

Баба Настя дала информации побольше:

— Так свадьба в тот день была у Голубевых, младшую замуж отдавали. А в Павлово тогда приехал брат Пашкиной жены из Ленинграда, с приятелем приехал, на рыбалку они вроде в отпуск собрались, в сторону Выксы будто бы. Но гостя же бросать одного негоже, его тоже на свадьбу взяли. А Анька рожать принялась, и было ей худо очень: Дунька, повитуха наша, ты ее не помнишь, она тем же годом померла, сказала, что не родит Анька, помрет, и ты тоже — я и побежала к Голубевым сказать, чтобы шумели потише. А приятель врачом, оказывается, был: сразу к нам прибежал и Аньке тебя родить и помог. На другой день мы эту штуку в бане-то и нашли, доктору отдать хотели, думали, золотая она. Искали, Пашка женину брату письмо писал — но тот сказал, что приятель был соседом его в квартире, но съехал, а куда — неведомо. Мы игрушку эту на всякий схоронили, вдруг доктор вспомнит и придет за ней: штука-то иностранная, дорогая поди… Но вот не пришел, а раз отец сказал, что можешь ее взять, то и бери. Но береги: этой штукой, почитай, тебе жизнь дарована!

Так получилось, что именины мои праздновали утром: большая часть мужчин деревни работали во вторую смену и вечером просто не смогли бы придти меня поздравить. А когда мероприятие закончилось и отец тоже уехал на работу, я залез в шкатулочку, в которой семья держала деньги, выгреб оттуда все и отправился в детский сад, к маме. А там ей, вручив все эти деньги, сказал:

— Мам, ты сейчас бери деда Ивана и купи в Ворсме на все деньги просо для детского сада. Кооперация его из амбара распродает, если его сейчас взять, то экономия выйдет большая, или детям больше каши достанется.

— Так в сад-то деньги только первого переведут, на что покупать-то?

— АВ ты не по счету покупай, а за наличные. Бери, мне кто-то из городских сказал, что в кооперации проса очень мало осталось, до первого может все кончиться. Так что надо брать пока оно есть еще…

Мама покачала головой, но все же со мной согласилась: дома уже как-то привыкли, что «шарлатан плохого не посоветует». А деньги… я сказал, что с тетей Наташей договорюсь, чтобы нам деньги вернули после перечисления их на детсад. Вообще-то так уже не первый раз делалось, а о том, что кооперация для очистки амбаров перед новым урожаем зерно продает по дешевке, народ знал и многие уже этим воспользовались. Все же кур кормить всяко надо, а червяков еще в деревне было недостаточно для прокорма всего поголовья. Правда, тут был один неприятный момент: в кооперации продавали именно просто, для того, чтобы получилось пшено, его нужно было пропустить через крупорушку. Однако если есть лишние руки (например, молодых мамаш с младенцами), то закупка проса действительно была в финансовом отношении очень выгодной. А еще всегда была возможность просто передать для обмолота родителям дошкольников, и если каждый дома обмолотит хотя бы килограмм — а крупорушки-то в каждом доме ведь имелись. Конечно, после крупорушки пшено требовалось еще руками перебрать, чтобы в кашу не попали необмолотившиеся зерна, но ведь и в «магазинной» крупе таких было немало, здесь разве что побольше зерен нужно было выбрать, однако чаще это проделывали еще дома у дошкольников, ведь «отходы» шли на корм тем же курам. Так что все «отрицательные стороны» закупки были понятны и не страшны, а вот риск того, что просо в кооперации закончится, мама сочла существенным…