Шарлатан (СИ) - Номен Квинтус - Страница 17

А через неделю всего я с важным видом сорвал со своей «кабачковой башни» первый в этом году кабачок (потому что я его посадил в горшок еще в середине апреля и в середине мая пересадил на грядку под вощеную бумагу) и заправил «травяной кашей» уже третий ящик с червяками. Отец, когда я его попросил десятого июня перетащить мои ящики из «домика» в огород на площадку за баней, мне помог — но все же поинтересовался, «на кой черт мне это надо». Ну я ему и показал, вытряхнув из ящика примерно ведро упитанных червяков, причем вытряхнул я их возле курятника на сильно утоптанной площадке, так что ни один никуда закопаться не успел. Отец почесал в затылке и уточнил:

— Это ты за год почти ведро червяков вырастил? Мне кажется, что накопать столько можно было бы куда как быстрее.

— Когда кажется, креститься надо, — ответил я ему «толстым голосом». — Я столько червяков из каждого ящика теперь за две недели вытряхивать смогу.

— Так это что же получается, — вслух начал подсчитывать отец, — если у нас этих ящиков будет дюжина, то на кур можно будет даже проса не тратить?

— И это тоже, но главное тут другое. Я сейчас вот эту землю оставшуюся высыплю на нашу картошку, и там, куда я ее высыплю, картошки вдвое больше вырастет.

— Врешь!

— Шарлатаны не врут! Они всегда говорят правду…

— Ну уж нет, я узнал, что слово сие все же означает. Вот, помню, был в Ворсме проездом как раз шарлатан, и он пообещал показать, как из ничего богатство добыть…

— Так ведь и показал! Вы ведь ему деньги отдали, он их и забрал, ничего не сделав, то есть богатство получил! И все это видели!

— Только сразу не поняли… а ты у меня соображаешь! А насчет картошки…

— Осенью сам увидишь.

— А тебе еще ящиков не сделать? Только вот где парафина столько набрать…

— Можно и без парафина, если ящики не из березы, а из клена делать или черемухи: береза просто быстро гниет, а клен — медленно.

— Или из дуба… точно, шарлатан из тебя знатный растет. И я тебе ящики сделаю… пойдем, мамка уже лепешек с кабачками напекла, не стоит ждать, пока они остынут. Горячие-то они вкуснее…

На трехлетие мне подарили целую куче подарков, причем дарили их мне не только родные. Почти все жители деревни хоть что-то, да подарили. Очень много подарили разных вышивок, три тетки принесли куски тканей, которые они сами соткали, а еще мне надарили кучу цветных карандашей и целых три альбома для рисования! А «коллектив мужчин деревни» подарил мне небольшую тележку на четырех колесах с деревянным кузовом — чтобы, как они сказали, я мог в ней сестренку катать. Причем мужчины предусмотрели и то, что в деревне дороги и тропинки ухабистые, кривые и в мокрую погоду превращаются в грязь, так что колеса они сделали не только довольно широкими, но и «одели» их в резиновые шины. Забавные такие шины: их, похоже, из сырой резины слепили — такой, какую в автомастерские привозили чтобы проколы в камерах автошин заделывать — и вулканизировали в какой-то обычной печке, а изнутри эти шины были набиты (довольно плотно) пенорезиной. А если точнее (мне об этом дядя Николай рассказал), то резиновыми губками, которые в магазинах продавались. Никакого корда, понятное дело, не было, и шины не полностью продавливались разве что когда в тележку одна Маруся садилась — но действительно, в ней катать сестренку было замечательно. Для нее замечательно, после «торжественного обеда» в полдень я Марусю смог из тележки выгнать только к ужину, раз десять или даже двадцать прокатив ее через всю Нагорную улицу из конца в конец. Причем, если кто-то, кроме меня, в тележку впрягался, сестренка начинала громко орать, так что ломовой лошадкой мне пришлось поработать в одно лицо. А прервать это занятие удалось лишь когда мама ее забрала, пригрозив ей страшными карами за пропуск обеда: дома так сильно праздновали мои именины, что никто и не заметил, что мы даже не обедали.

Впрочем, и мы не заметили: пока мы гуляли, нас чуть ли не в каждом доме звали в гости «перекусить, чем бог послал» или просто что-то вкусненькое выносили и угощали. Тетки и бабки угощали: мужчины-то все на работе были, ну, почти все. И у нас дома праздновали только женщины, а мать спохватилась и погнала нас домой лишь когда мужчины с работы вернулись и отец поинтересовался, где же дети. Поинтересовался, поскольку времени на общение с нами у него почти не оставалось, мы с ним только за ужином и виделись — а после ужина (на что отводилось минут по двадцать после возвращения с работы) все мужчины шли «строить водопровод», и строили его «до темноты», а часто и «после темноты» домой возвращались — и это в конце июня, в дни летнего солнцестояния!

Потому что работы было не много, а очень много. Это в какой-нибудь обычной деревне мужики выкопали бы канавы, бросили в них трубы, как-то друг с другом соединенные, отводы бы в дома сделали — и через месяц сидели бы и довольные все из себя наслаждались «удобствами». А через год снова бы бросились трубы выкапывать и посыпать головы пеплом — а вот в Кишкино, где каждый почти мужчина был металлистом и про разные железа знал все и еще немножко, водопровод строился иначе. Совсем иначе…

Трубы в деревню привезли где-то в десятых числах июня, и дети в Кишкино сразу выучили много новых и интересных слов. Цензурных (использовать матерщины вне работы в деревне считалось величайшим грехом), но очень и очень выразительных: трубы были ленинградские. В смысле, отечественные, а пока в стране только на одном заводе в Ленинграде изготавливались стальные водопроводные трубы, то есть по названию водопроводные. Но вот для водопроводов, по мнению всех жителей деревни (причем включая убеленных сединами и еще не оторвавшихся от материнской сиськи), эти трубы вообще не годились. Потому что голое железо, точнее, голая паршивая сталь с еще более паршивым швом проржавела бы за полгода. Ну да, в Москве и в Ленинграде трубы использовали привозные, немецкие главным образом, а в Горьком, в Заречной части, там, где автозавод располагался, водопровод американскими трубами прокладывался, так как в СССР вообще не производили оцинкованных труб. А в Нагорной части, где его еще при царе строили, трубы использовались чугунные. Однако в Кишкино ни чугунных, ни иностранных оцинкованных труб не было, но грамотный народ строить себе водопровод за очень немаленькие деньги, который прослужит хорошо если год, почему-то не захотел.

Я, сидя где-нибудь в уголке и слушая разговоры дядьев с отцом за ужином, искренне не понимал одной просто вещи: почему в стране, где самые большие месторождения цинка в мире, на оцинковку труб этого цинка сделать не могут. Причем, похоже, никто этим и заниматься не хочет — в смысле, цинк добывать и трубы водопроводные цинковать. То есть возможно кто-то и хочет, но если в тридцать девятом к лету страна производит всего тридцать тысяч тонн столь нужного металла, из которых почти сорок тысяч тратит на выделку на самом деле очень нужной очень много где латуни, то ясно, что кого-то за саботаж нужно срочно расстрелять. Но я со своим ценным мнением к мужчинам не лез, а с интересом наблюдал, как они проблему решают. Качественно решают, хотя им и приходилось вкалывать как папам Карлам. И платить нанимаемым специалистам очень много денег, а так же изрядно тратиться на «расходные материалы».

То, что трубы были привезены уже ржавые, народ не смутило: профессионалы знали, как от нее избавиться. То, что на многих трубах был обнаружен непровар швов, уже мужчин сильно расстроило, но тут приходилось выкручиваться самим: тетка Наталья и выбить-то смогла фонды только на трубы «второго сорта», так что в деревне и к этому были морально готовы, а заодно готовы и физически, заранее договорившись с заводскими газорезчиками об «оказании технической помощи». Но помощь не ограничивалась только повторной проваркой бракованных швов, там все было куда как круче.

В деревне были вырыты канавы для прокладки труб, но канавы тоже были выкопаны «по правилам»: их копали довольно глубокие, а затем дно где-то на аршин засыпали песком (и отмели в Кишме стремительно исчезали). Затем в этих канавах строился кирпичный «канал», в котором должны были лечь трубы, а напротив каждого дома еще строился и кирпичный же колодец, в котором помещались тройники и крестовины (их на заводе газосварщики из обрезков труб варили). Каналы и колодцы клались на извести (портландцемент мужики где-то добыли, но из него собирались только цистерну для воды на башне делать и зря не тратили), а чтобы известковый цемент побыстрее крепчал, они каналы закрывали глиняными же «кирпичными» крышками (их просто так клали, не на цементе) и в каналы пускали дым из специально сделанных жаровен вроде небольших мангалов с крышкой. На самом деле пускался-то не дым, а углекислый газ, от которого мягкий гидроксид кальция превращался в прочный гидрокарбонат, но, мне кажется, мужики в такие тонкости не вникали, им важнее было все сделать быстро и качественно и трубы куда надо положить.