"Фантастика 2025-101". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 157

— Что ж, отец, значит, так тому и быть, — пришлось мне согласиться. — Но есть одно обстоятельство...

— Это какое? — боярин Левской заметно повеселел. Кажется, он и правда сильно заинтересован в родстве с Бельскими.

— Я обещал Лидии выяснить судьбу её мужа, безвестно пропавшего два года назад, — не стал я ходить вокруг да около. — По всему, он давно мёртв и Лидия вдова, но что с ним произошло, никто не знает. Я дал ей слово узнать. [3]

— Слово дал... — задумчиво протянул отец. — Честно ты, Алексей, со своими женщинами поступаешь. Что с Аглаей, что с Лидией... Что ж, значит, и в семье у тебя лад будет. Раз слово дал, держи, тут никуда не денешься, но времени тебе на то — до октября месяца.

— Так точно, — по-военному ответил я. Отцу, кажется, понравилось.

К себе я поднимался в лёгкой задумчивости. Сейчас у нас заканчивается июнь, стало быть, у меня остаётся почти три с половиной месяца. И часть этого времени уйдёт на другие дела — я ещё не знаю, что там с работой над новыми ружьями и патронами, мне надо потихоньку готовить открытие своего собственного дела, да наверняка и с будущей роднёй знакомиться и общаться придётся, потому как положено. Что ж, значит, надо успеть. А раз надо, прямо сейчас и начну — до обеда ещё есть время проведать старшего губного пристава Шаболдина.

Искать Шаболдина я направился в губную управу — вряд ли он в эти часы дома. Опять же, бумаги по делу о розыске безвестно пропавшего мещанина Петра Акимова Бабурова дома пристав тоже не держит. В лучшие времена путь от дома до управы занимал у меня двадцать минут, сейчас, с тростью и лёгкой хромотой, будет побольше, вот и скрашивал себе дорогу, перебирая в уме последние события...

Шведов дожали. Они не стали ждать, пока наши, перейдя границу, углубятся на их земли, а им и правда оставалось только ждать, препятствовать этому они уже никак не могли, и запросили мира. Мир заключили вот буквально на днях, и он, ясное дело, оказался для шведов заметно тяжелее того мирного договора, который они этой войной хотели пересмотреть. Нет, пересмотрели, конечно, но не в ту сторону — и земель у них поубавилось, и морскую торговлю им ограничили, и контрибуцию они нам заплатят изрядную. Впрочем, это их шведские трудности. Теперь шведы кинули освободившиеся войска против датчан и скоро, как я понимаю, королю Христиану Датскому придётся лить горючие слёзы, что не договорился он с царём Фёдором, а решил воевать шведов в одиночку, но это тоже не наши трудности, а уже датские. В газетах подробностей пока не было, всё это я узнал от дяди.

Лида вернулась в Москву месяц назад, седмицу спустя в столицу возвратилась с войны и Сводная Стремянная бригада, а с нею и мой старший брат Василий. Братец не посрамил чести Левских и тоже заслужил «Георгия» четвёртой степени, так что теперь Васька аж целый поручик. Говорит, генерал-полковник Романов, вручая ему орден, вспомнил и меня, сказав несколько добрых слов о нашем роде. Приятно, да.

С Лидой у меня всё сложно. И не в том лишь дело, что нам приходится соблюдать конспирацию. Пробивает её периодически на чувство вины перед мужем, которого сама же она в душе давно не числит среди живых. Нет, у монастырского воспитания есть, конечно, положительные стороны, но теперь я вижу, что и отрицательных хватает. Но в общем и целом нам с ней хорошо, но это всё, как оказалось, только до октября. Тоже вот задачка — как ей об этом сказать? Ладно, чему быть, того и не миновать...

— Желаю здравствовать, Алексей Филиппович! — приветствовать меня старший губной пристав Шаболдин аж из-за стола вышел.

— И вам не хворать, Борис Григорьевич! — улыбнулся я ему.

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался Шаболдин, когда мы уселись и обменялись всеми положенными вопросами и ответами о здоровье, родных и прочими проявлениями дежурной вежливости.

— Дело о розыске Петра Бабурова мне интересно, — просто сказал я.

— Вот как? Позволите спросить, почему? — не ожидал пристав такого захода, ох, не ожидал.

— Борис Григорьевич, вы же смогли выследить, к кому я хожу, — я изобразил самую вежливую улыбку, на которую оказался способен. — Зла никакого я на вас за то не держу, всё понимаю. И вы понимаете, что действую я с ведома и в интересах вдовы пропавшего, Лидии Бабуровой, урождённой Лапиной.

— Понимаю, Алексей Филиппович, — признательно склонил голову пристав. У него, похоже, гора с плеч упала, когда я проявил такое миролюбие. Снова выбравшись из-за стола, он вытащил из несгораемого шкафа укладку с бумагами и положил на стол. — Хотите, берите домой, только к пятнице вернуть попрошу.

Я поставил на стол сумку и принялся запихивать укладку в неё. Уф-ф, не ошибся с размерами — укладка кое-как, но влезла. Хорошо всё-таки иметь особые отношения с губным сыском!

— Ежели вопросы какие появятся, всегда буду рад помочь, Алексей Филиппович, — заверил меня Борис Григорьевич. — Только должен вас предупредить: дело почти что безнадёжное.

— Даже так? — недоверчиво спросил я.

— Да как бы и не ещё хуже, — махнул рукой Шаболдин. — Тухлое это дело, Алексей Филиппович, совершенно тухлое...

[1] См. роман «Жизнь номер два»

[2] См. роман «Пропавшая кузина»

[3] См. роман «Царская служба»

Старший губной пристав Шаболдин оказался совершенно прав — дело о безвестной пропаже Петра Акимова Бабурова, двадцати семи лет от роду, православного вероисповедания, мещанина, родившегося в Москве, проживающего в собственном доме нумер шесть по Никульскому переулку, женатого на Лидии Ивановой, урождённой Лапиной, бездетного, и правда было тухлым.

Пётр Бабуров родился в одна тысяча семьсот девяносто пятом году. Восьми лет от роду поступил учиться в девятую Московскую народную школу, каковую и закончил в одна тысяча восемьсот десятом году. Закончив школу, поступил в домашнее услужение к доктору медицины Игнатию Федосеевичу Ломскому. В одиннадцатом году умер отец Бабурова, в восемнадцатом мать, и Бабуров унаследовал родительский дом. Поскольку содержать собственный дом, живя в доме доктора Ломского, Бабурову было бы невозможно, доктор, довольный работой своего слуги, устроил его служителем в Головинскую больницу, где Бабуров и познакомился с сестрой милосердия Лидией Лапиной.

Двадцать первого сентября двадцать первого же года Бабуров и Лидия поженились, а в декабре того же года Пётр вдруг решил прекратить службу в больнице и устроился приказчиком в кондитерскую лавку купца Эйнема. По показаниям Лидии, связано это было со значительно более высоким жалованьем, которое её муж получал у кондитера. А двадцатого июля двадцать второго года Бабуров вышел из дому, сославшись на какие-то свои дела, и дальнейшая его судьба осталась неизвестной. Как и незавидной — в дело была подшита бумага, заверенная настоятелем Иосифо-Волоцкого монастыря архимандритом Власием, свидетельствовавшая, что молитвенное разыскание по чину Святителя Антония показало отсутствие раба Божия Петра Бабурова среди живых, однако же обстоятельства его смерти и место погребения открыть не удалось.

Всё это я уже слышал от Лиды, но было в деле и такое, о чём она мне не рассказывала — то ли умолчала, то ли не знала сама.

Оказалось, уже в апреле двадцать второго года Бабуров от Эйнема ушёл, причём жене о том ничего не сообщил — до самого исчезновения мужа она считала, что Пётр так и продолжал продавать сладости. Губные установили, что после этого Бабурова неоднократно видели в трактире Самсонова на Остоженке — заведении весьма приличном, доступ куда всяких голодранцев отсекался уровнем цен. Установили губные и заходы Бабурова в весьма дорогую блядню, что держит в Сивцевом Вражке мещанка Аминова. Источники дохода Бабурова за это время выявить не удалось, однако же домой он приносил деньги в количестве, соответствовавшем размеру его жалованья у Эйнема.

Далее, опрос соседей Бабуровых показал, что это был не первый и не единственный случай, когда Пётр не появлялся дома несколько дней кряду. Видимо, потому Лида и подала прошение на розыск мужа лишь первого августа, спустя более чем седмицу после его исчезновения.