Глаза падших (СИ) - "allig_eri" - Страница 34

— Тебе придётся иметь со мной дело, демон! — неистовствовала с небес дочь Челефи. — Ибо я изверглась из твоего треклятого колеса перерождений! Твоего горнила!

Сглотнув, Кальпур снова пополз за пределы вихря. Надежда ещё теплилась в его душе. Вдруг ладонь его целой руки нащупала артефакт — амулет антимагии, который, видимо, отлетел от одного из копей «кукол», когда те пытались достать Дэсарандеса.

Эмиссар поднял артефакт к глазам и снова обернулся к сражающимся.

— Ибо я — изгнанная дочь Великой Саванны!

Её щёки, залитые слезами, струящимися из-под тёмных ресниц, блестели отсветами закрученного спиралью сияющего потока. Развевающиеся тонкий шарф казался петлёй, на которой девушка была повешена на небесах. Но в действительности там её удерживала лишь собственная мощь.

— Силы, лишившие жизни мою семью, силы, лишившие меня родины, ныне станут моим именем!

И по мере того как возрастала звучащая в её голосе исступлённая ярость, набирало силу и неистовое гудение ветра, казавшееся серебряной воронкой.

— И я поклялась, что когда-нибудь обрушусь на тебя! Обрушусь, как ураган!

Потоки магии искрили между ними, словно в неисправном механизме, готовом взорваться в любой миг и поглотить поднявшейся волной всё вокруг — даже горы.

— И низвергну такую силу… — Йишил расставила руки в стороны.

Всё сущее шипело, словно песок, раскручиваясь в воздушном потоке, который заворачивался сам в себя, готовый, словно пружина, одним-единственным движением разорвать всё окружающее пространство.

— … что обратит тебя в ничто!

Йишил, чьё бешенство уже достигло подлинного безумия, взвыла в каком-то остервенелом исступлении. Казалось, весь мир потемнел от ослепительного сверкания её страсти. Бьющие потоки ветра превратили её силуэт в подобие серебряной короны.

Всё это время император, окружённый барьером столь неистово-белым, что сам он казался лишь наброском, выполненным углём, продолжал удерживать защитные чары. Ветер скоблил их, желая смести, прорваться, уничтожить, но удивительным образом оказывался побеждён раз за разом. Барьер игнорировал все потоки воздуха.

И в это мгновение Кальпур осознал, что сейчас он может вмешаться. Само грядущее явилось к нему сокрушительным бременем выбора. Он понял, что стал тем, кто может поколебать равновесие, стать крохотным зёрнышком, способным склонить чашу весов. Весов, на которые брошены империи и цивилизации. Ему нужно лишь бросить амулет антимагии ровно в сторону защитных барьеров Дэсарандеса…

Обрушиться на правителя Империи Пяти Солнц!

Кальпур застыл, поражённый значимостью этого мига.

Ему нужно лишь…

Кукольница взвыла от гнева и неверия.

Что-то предпринимать стало поздно, ибо Дэсарандес Мирадель вскинул руки, завершив подготовку своих новых чар. Дыхание Кальпура перехватило, когда он узрел, как разворачиваются замысловатые потоки чистого волшебства, как за спиной императора раскрывается путь, ведущий в его измерение магии, откуда она текла свободно и легко, умудряясь ОБХОДИТЬ его тело и не давать нагрузку в виде ломающего кости жара, способного вскипятить кровь неосторожного колдуна.

Оказываясь в воздухе, потоки магии принимали форму алых лучей, поражающих своей испепеляющей мощью. Они собирались в клетку, загибались вверх и, подобно оленьим рогам, смыкались вокруг Йишил, после чего вспыхивали, поражая её всплесками огня. Тень девушки дрогнула.

Сайнадский эмиссар изумлённо моргнул, когда бушующие потоки ветра внезапно исчезли, сменившись обычным, унылым солнечным светом. А затем он увидел, как воскресшая однажды волшебница в дымящихся одеждах тяжко падает на землю с небольшой высоты.

Это конец.

Кальпур пошатнулся, осознав, что всё, чему он был свидетелем — всё! — рассеялось прахом, столкнувшись с самим фактом бытия стоящего перед ним невозможного человека. Устремления обездоленного народа Кашмира; последнее и ярчайшее пламя Челефи и его невозможно-талантливой дочери; интриги Сайнадского царства и, чего уж там, даже козни ужасающей богини Амманиэль.

А затем правитель Империи Пяти Солнц воздвигся рядом с ним и, схватив мужчину, словно рыночного воришку, повлёк за собой. Взгляд Кальпура зацепился сперва за лик отрубленной головы у пояса Дэсарандеса, а затем за бессознательное тело Йишил, распростёртое на тёмно-вишнёвом ковре. Император воздел посла над землёй. Чёрные одеяния Кальпура гипнотически колыхались под безучастным взором небес…

Всё, что теперь было доступно его взгляду — окружённый мерцающим ореолом образ Дэсарандеса Мираделя, его леденящий, испытующий взор, воплощённая погибель, поступь которой ни один смертный не смог бы постичь…

Ставшая и его погибелью.

— Что? — прохрипел второй эмиссар Сайнадского царства. — Что… ты… такое?

Дарственный Отец потянулся к рукояти, торчавшей у него за плечом. Украшенный рунами клинок зарделся яростным всполохом…

— Нечто уставшее, — отозвался зловещий лик.

Острый меч обрушился вниз.

Дворец Ороз-Хор, взгляд со стороны

Отличие заключалось в том, что теперь Ольтея не могла скользить незримой меж стенами, и всё же это была та же самая безрассудная игра: женщина преследовала бога в залах и переходах своего дома.

Крики стали тише, но рёв боевых горнов звучал всё ближе и ближе. Ольтея ощущала себя хитрым мышонком, никогда не приближающимся к опасности, но и не теряющим её из виду. Стремительно скользя за «забытым» из одной тени в другую и всякий раз замирая, заметив его мелькнувшие плечи или спину, она тихонько шептала «Попался», а затем вновь бесшумно продвигалась вперёд. Путь ассасина через полуразрушенный дворец оказался слишком извилистым, чтобы можно было предположить его заблаговременную продуманность, и всё же в нём виделась некая логика, которую Ольтея пока не сумела постичь. Движения эти выглядели столь безумными лишь из-за чересчур явного противоречия между мрачной целеустремленностью убийцы и его бесконечным петлянием по переходам, лестницам и коридорам.

«Неужели бог теперь играет со мной? Именно со мной? — в конце концов удивлённо задумалась Ольтея. — Не могло ли всё это делаться ради… меня? Быть может, мироздание одарило меня учителем… товарищем… защитником?»

Это предположение привело её в восторг в той же мере, в какой и ужаснуло.

И она то кралась, то перебегала из одного укрытия в другое, сквозь дворцовые залы — частью лежащие в руинах, частью уцелевшие. Пробиралась вперёд, погружённая в мысли о милости неизвестного, но явно притягательного божества, об уникальной возможности стать любимицей бесконечно могучей сущности, способной прикрыть её от мести Хореса.

Ведь очевидно, что Двуликий не забудет, кто пытался убить его высшего жреца, а значит ей лучше не умирать. Вообще. Либо позволить душе уйти в другие края. Чуждые Империи Пяти Солнц и её жестокому божку.

— Странно, что Хорес до сих пор не придумал способ уничтожить меня, — хихикнула она. — Может, я действительно под защитой?..

Ольтея следила за подсказками, хлебными крошками, рассыпанными там и сям, не обращая никакого внимания на царивший разгром и разлившийся вокруг океан страданий, игнорируя даже внезапно вспыхнувшую панику, которая заставила множество людей броситься из Ороз-Хора прочь, дико вопя: «Кашмирцы! Кашмирцы!» Её не заботило всё это. Единственным, к чему она питала интерес, была та игра, что разворачивалась сейчас перед её глазами, скользила под её туфлями, трепетала в её руках. Молчание внутренних голосов означало, что даже они поняли, даже они согласились. Всё прочее более не имело значения…

Кроме, быть может, ещё одной забавной малости.

Таскол разрушен. А кашмирцы собирались уложить тех, кто остался в живых, рядом с мертвецами. И Милена…

Милена, она…

«Ты всё испортила!» — вдруг вскричал голос внутри её черепа, а потом, приняв вид её худощавой копии, бросился на Ольтею, успев глубоко укусить женщину в шею, прежде чем вновь исчезнуть в глубинах её искалеченного разума.