Глаза падших (СИ) - "allig_eri" - Страница 3

Однако она даже не убила ту волшебницу Йишил, по правде-то говоря.

Быть может, это и объясняло её новую привычку стоять на широком дворцовом балконе — именно там, где она находилась теперь, в этом самом месте. Останавливаясь здесь, Милена обретала способность отчасти понять ту легенду, которой стала сама, этот безумный миф. Взирая отсюда на собственный город, женщина могла обратиться к фантазии, к величайшему из всех великих обманов, к повести о герое, о душе, способной каким-то образом выпутаться из тысячи мелких крючков, каким-то образом воспарить над сумятицей и править, никому не подчиняясь.

Милена сомкнула веки, приветствуя мягкое и тёплое прикосновение солнца к лицу, это ощущение оранжевого света. С каждым новым днём с кораблей высаживалось всё больше и больше солдат, укреплявших силы гарнизона. Подтягивались войска с Капацири и Ипсена. На подходе закалённые северяне Вентуриоса — из Рашмона и Ворот Востока. Ходили слухи, что в Аметистовом Заливе видели возвращающиеся корабли Дэсарандеса. Возможно император уже высадился (сам он этот вопрос упорно игнорировал) и теперь готовится к триумфальному возвращению, сходу сминая и уничтожая мятежные орды.

Лишившись своего козыря, Челефи медлил, если вообще не потерял уверенность, хотя люди его подгоняли на холмы всё больше и больше артиллерии, будто бы готовясь в какой-то миг обрушить на Таскол сотни тысяч ядер.

Просто для того чтобы обеспечить существование собственного войска, Челефи был вынужден без конца тормошить окрестности столицы, что становилось труднее с каждым днём, ведь тысячи отставных ветеранов собирались в соседних регионах, a по всей Малой Гаодии — ещё несколько десятков тысяч.

И теперь важно было не то, как сложилась судьба Милены, но лишь то, что она вообще сложилась.

Благословенная правительница Империи Пяти Солнц смотрела в сторону пламенеющего заката и разглядывала подробности путаной городской застройки Таскола. В сухом вечернем воздухе уже отсутствовала дымка, которая мешает оценить расстояние до растворяющихся в ней ориентиров. И если солнце не давало Милене рассмотреть западную часть города, прочие области оно обрисовывало лишь с большей чёткостью. Очертания далеких кашмирских шатров сливались с контурами чёрной щетины леса на спинах холмов.

Перескакивая взглядом с места на место, Мирадель вдруг обратила внимание, как быстро меркнет дневной свет. Она поняла, что собственными глазами наблюдает явление ночи.

«Ночь — основа всему, — подумала она, — состояние, не знающее смерти. Наша душа способна разве что языком прикоснуться ко всей сложности этого явления».

Отчего-то императрице вспомнился её ассасин. Женщина подумала о том, что ему приходится жить в самой тёмной ночи. Поэтому ведь убийство Киана и казалось таким чудесным, таким лёгким делом: потому что оно ничем не отличалось от любого другого убийства — какая разница, говорит жрец с богом или нет? Неважен статус, пол и охрана…

Дышать становится легче, когда перестаёшь думать.

И как часто случается, жаркий вечерний свет в одно мгновение превратился в прохладные сумерки. Напор солнечного тепла обернулся стылой ночной пустотой. Милена поёжилась от холода и внезапного страха, ощутив себя блохой на спине бедствия — именно так Харакилтус Лиграгас описывал период смуты в любой стране.

Милена вглядывалась в контуры распростёртого перед нею Таскола, наблюдала, как свечи, факелы и светильники зажигались на индиговых просторах города, каждый раз порождая свой собственный золотой мирок, чаще всего за окнами, но иногда на перекрёстках и кровлях или углах улиц.

«Рассыпанные жизнью драгоценности, — думала она, — тысячи бриллиантов. Сокровищница, полная душ».

Она и представить себе не могла, кому именно выпадет писать её собственную историю и историю её семьи. Оставалось лишь надеяться, что человек этот не будет наделён столь же чётким и беспощадным зрением, как Харакилтус Лиграгас.

Прибыли основные силы воеводы Кердгара Дэйтуса. Они заняли позиции по обе стороны брода. Густой лес попросту исчез, все деревья в округе свалили, ветви обрубили, а стволы утащили в глубь лагеря. Ничейная полоса шириной в семьдесят с лишним метров разделяла две армии. Торговая дорога оставалась открытой.

Я нашёл Данику, когда она сидела под навесом, скрестив ноги. Глаза волшебницы рассматривали огрызок бумаги, который девушка только что достала из почтовой шкатулки. Несмотря на появившееся любопытство, я не стал спрашивать, что это. Если важно или касательно ситуации — расскажет сама, а если нет, значит нечто личное.

Заметил меня, Даника странно вздохнула и потянулась. Её взгляд, который прошёлся по мне, показался задумчивым и одновременно будто бы… упрекал?

Поморщившись, я признал, что это заслужено. Всё-таки я… мы планировали отношения. Находились на стадии, когда… когда… всё предшествовало тому, что мы начнём чуточку больше погружаться друг в друга. А потом Силана призналась, что узнала меня.

Конечно, я так ничего и не сказал Данике. Не хотел. Пусть лучше думает, что сейчас просто не до романтики, что в каком-то роде действительно верно. Пусть считает, что потом… в Магбуре… Да, там всё и вскроется.

— Какие вести? — первой спросила она.

— Сайнады перебросили верёвки через ущелье и посылают на другую сторону стрелков. Признаться, ситуация мне не ясна. Как непонятно и то, что происходит здесь. Почему Кердгар Дэйтус не атаковал? Он мог запросто раздавить наш маленький отряд.

— Первая армия менее чем в двух часах пути отсюда. Похоже, воевода готов подождать.

— Ему стоило бы учесть, до чего довела гордыня Пилекса Зарни.

— Дэйтус — полководец с больши́м стажем и опытом. Логвуд — старая легенда Нанва. Тебя удивляет, что воевода воспринимает это, как личное соперничество?

— Нет, но это вполне оправдывает его характер и гуляющие вокруг слухи.

— О том, что Дэйтуса ненавидят даже свои? — чему-то слабо улыбнулась Даника. — Это не так. Скорее презирают за предательство.

— Разве там не была замешана его жена, оказавшаяся родственницей Велеса? — припомнил я.

— Кердгар Дэйтус перешёл на сторону Велеса не только из-за супруги, но и потому, что не мог взлететь в должности выше уже имеющейся, — пояснила Даника, заставив меня задуматься, откуда она сама владела этой информацией. — У сайнадов он достиг большего, но даже здесь есть лимит. Воеводе нужно показать всем и каждому, доказать, что он лучше. Что может быть блистательней победы над Тольбусом Логвудом? Пилекс Зарни воевал одной лишь грубой силой. Теперь нас ждёт битва хитроумная.

Эти слова мне не понравились, хотя казалось бы, что они изменили? Теперь я знаю, что нас хотят убить не только по приказу сайнадского царя, но и по личному желанию его воеводы!

— Если комендант явится сюда, он полезет в пасть дракону, и эта ловушка почти не замаскирована, — проворчал я.

— Он явится, — уверенно подтвердила Даника, скомкав записку, всё ещё удерживаемую в руке.

— Значит, гордыня стала проклятьем для обоих полководцев.

— Не гордыня, — волшебница посмотрела на меня долгим прямым взглядом. — Фатализм.

Я знал, что не нужно ничего говорить ей в этот момент, но всё-таки не выдержал:

— Если Логвуд проиграет, погибнет не только Первая. Падёт весь Нанв.

— Если кто-то и сможет выиграть, то только он, — пожала плечами Даника. — Из лучших чем он полководцев я бы назвала, пожалуй, только Дэсарандеса.

— И ему подвластны поражения.

— Неудачи, не поражения.

— Вещи, конечно, разные, но в каком-то роде удивительные. Троица, каким чудом Логвуд вообще продолжает тянуть свою лямку? — с каждым днём этот вопрос удивлял меня всё больше.

— Для Серых Ворóн он тоже загадка, Изен. Армия выполняет его приказы, подчиняются все, как генералы, так и знать. Молчание рождается не из общей уверенности или понимания, а из благоговения.

Мне нечего было на это сказать. Я отвернулся и впился глазами в дрожащее бледно-серое марево неба. Зимние бабочки. Мигрируют. Подчиняются инстинкту. Бездумно падают в смертоносный поток. Прекрасный, ужасающий танец, посвящённый смерти, каждый шаг в нём расписан. Каждый шаг…