На тысячи осколков - Стенберг Леа - Страница 4

– Наверное, будут разносить валентинки… – Мама мечтательно улыбнулась. Эта улыбка с милыми ямочками делала ее моложе, и она снова походила на ту счастливую женщину, какой была, когда папа был еще жив. – Может, и тебе достанется, а? – Хитро подмигнула она.

– Я там даже никого не знаю. С чего бы? – покачала головой я и отвернулась к блендеру, в котором уже лежали нарезанные овощи и фрукты.

– Для этого ты и идешь сегодня в школу, Герда, – порхая по кухне, сказала мама. – Чтобы завести новых друзей!

Я вдавила кнопку блендера, чтобы не слышать маминых трелей.

Как же она не понимает, что мне не пять лет и школа не песочница, где для того, чтобы завести друзей, достаточно сказать незнакомцу «привет» и поделиться лопаткой или формой для куличиков. Это, блин, стресс! И еще какой! Все будут глазеть на меня, шептаться, усмехаться. Или станут игнорировать. Даже не знаю, что пугает меня больше.

Я уже видела, как это бывает. Когда в мой прежний класс пришла новенькая, над ней как только ни издевались. Я была единственной, кто предложил Карин общаться. Но теперь она далеко, как и моя относительно спокойная жизнь.

– Я уверена, все будет хорошо, – сказала мама, когда блендер затих.

– Да уж… – Перелив витаминный коктейль в высокий стакан-термос с крышкой, я закусила губу.

– Ну, что ты… – Мамина рука нежно коснулась моего плеча. – Не нужно так переживать. На новом месте всем трудно. Просто расслабься и верь, что все сложится. Ты ведь знаешь, милая, этот дом…

– Наш шанс начать все сначала, – вздохнула я, повторив ее собственные слова. Мама сказала это неделю назад, когда сообщила мне «радостную» новость о переезде в эту заснеженную глушь. – Городу нужен хороший ветеринар, – выдохнула я другую заученную фразу. – Иначе что делать бедным животным?

– Все верно. – Мама похлопала меня по плечу. – Ну все, мне пора. Извини, что не могу подкинуть до школы, нужно срочно принять одну госпожу, которая с раннего утра ожидает меня в приемной. Ее котику ночью стало плохо. Ты ведь понимаешь, я не могу…

– Да, мам. Понимаю. Конечно. – Я постаралась улыбнуться. Взяла термостакан и повернулась к ней. – Твой витаминный коктейль.

– Ох, спасибо, милая. – Мама подхватила его и поцеловала меня в щеку.

– Бутерброды в твоей сумке! – крикнула я ей на прощание.

– Что бы я без тебя делала?! – махнула мне мама рукой, на ходу натягивая куртку.

Я качнула головой, наблюдая за ее неуклюжими попытками одновременно удержать в руках стакан и сумку и надеть сапоги. Мама готова была заботиться обо всех вокруг, кроме себя. Если бы я не собирала ей перекус на работу, она бы весь день оставалась голодной.

Мне хватило пары дней в ветклинике Флодберга, чтобы понять, в каком напряжении маме приходится там работать. Временами там случаются затишья, и единственное развлечение – болтовня с какой-нибудь бабулей, которая притащила упитанного домашнего любимца на осмотр. Но чаще приемная похожа на отделение неотложки: непрекращающийся поток больных, которым требуется экстренная помощь. Не знаю, как будет в этом городишке, но, надеюсь, мама сможет отдыхать больше.

– Герда, оденься теплее! – прокричала она, отворив дверь. – Ну и мороз…

Ее слова унес ветер. «Бам», – хлопнула входная дверь.

Я подошла к окну, покрывшемуся наледью, и подула на него горячим дыханием. Образовалось пятнышко, открывающее вид на улицу. Снег кружился в воздухе, словно рой белых пчел. Мама рукой смела часть снежного покрывала с лобового стекла машины, открыла дверцу и забралась внутрь.

– Ой-ой-ой… – протянула я, заметив, что термостакан так и остался на крыше машины. – Мам, ты ведь не забудешь его взять… Блин!

Автомобиль тронулся с места, стакан качнулся и… полетел в снег.

Типичная мама.

– Эй, погоди! – прокричала я ей, распахнув дверь.

Мой голос эхом разнесся по улице. Мамина машина уже сверкала огнями вдали. Я сделала шаг за дверь, и босую ногу обожгло снегом.

– Ай!

Идея сбежать вниз босиком оказалась опасной и глупой. Надев ботинки и накинув куртку, я выбежала на улицу.

– Не боишься заболеть в такой чудесный праздник? – раздался чей-то голос за спиной, когда стакан уже был в моих руках.

Я обернулась.

Передо мной стояла пожилая госпожа в тонком пальто и кружевных перчатках по моде старых времен. И как ей самой не холодно в таком наряде?

– Здравствуйте.

Я вся вытянулась стрункой. И прижала мамин стакан к груди.

– Ты, должно быть, наша новая соседка? – Женщина прищурила один глаз.

– Герда, – кивнула я и протянула ей руку. – Герда Тюр.

– А та рассеянная госпожа? – Женщина кивнула в сторону дороги. – Твоя мать?

– Ага.

Она пожала мою ладонь. Ее рука на удивление оказалась горячей.

– Новый ветеринарный специалист, о котором все говорят?

– Да.

– Это хорошо. – Женщина не спешила отпускать мою руку. – Надо будет нам со Снежинкой наведаться. Это моя кошка.

– О. Ясно, – выдавила я, не зная, что еще сказать.

– А я Хельга. – Она встряхнула мою руку. – Хельга Кристенсен.

– Очень приятно.

Наконец, соседка отпустила ее.

– Ну, как вы устроились?

– Ничего. – Я пожала плечами. – Хорошо.

Меня уже начинало трясти от холода. Мороз кусал за голые щиколотки, снег больно лупил по лицу. Словно не снежинки это были, а мелкие осколки, способные по-настоящему ранить.

– Ладно, беги, – усмехнулась женщина. – Вижу, холодно тебе.

– Да, – кивнула я и попятилась к дому.

– Видела бы ты прошлогоднюю метель! – крикнула Хельга мне вслед. – Вот это зима бушевала! Знать, разозлил ее кто-то, поторопил уйти. Эх, а сейчас благодать…

Я забежала в дом, не дожидаясь завершения этой речи. Меня колотило от холода. Оставив маме сообщение о том, что стакан у меня, я поспешила наверх.

Ненавижу снег! Ненавижу зиму! Ненавижу этот город, будь он неладен!

Я думала, что моя жизнь идеальна, что она всегда такой будет. Какими же глупыми и беспечными бывают люди! Если бы мы понимали, что все может рухнуть в один день, то ценили бы каждый миг, проведенный вместе.

Папы не стало, и наша семья будто развалилась. Мама перестала смеяться, я разучилась радоваться, а наш дом во Флодберге сразу стал каким-то холодным и пустым. Узнав о болезни, папа пообещал, что мы заведем собаку сразу, как он выздоровеет. Но этого не случилось. После похорон мама предложила мне взять щенка, и я жутко взбесилась. Наговорила ей всякого, закрылась в комнате. Зачем нам щенок, если он не заменит папу? Если папа его никогда не увидит? Если этот глупый щенок уже ничего не исправит…

Последние два года я жила с ощущением, что ничто уже не будет прежним. Мама говорит, я стала замкнутой. А сама-то? Стала занятой, вечно уставшей и нервной. Мы обе изменились.

Каждый переживает утрату по-своему. Она много работает, чтобы не оставалось времени на горькие мысли, а я много лежу и смотрю в потолок, потому что ни на что другое нет сил. А еще много читаю – жизни книжных героев намного интереснее моей собственной.

Они влюбляются, ссорятся, мирятся, познают мир. А я… Наверное, я тоже хотела бы однажды влюбиться. Чтобы не чувствовать одиночество – оно холодное, как эта зима. И чтобы делать кого-то счастливым. И заботиться. А пока я вместо папы забочусь о маме – она у нас сама как ребенок.

У нас… Черт. Опять оговорилась.

Взглянув на часы, я решила, что времени еще достаточно. Налила себе чашку горячего какао с молоком и поднялась наверх. Может, этот чердак не так уж и плох? Тут темновато, зато потолок высокий. Много воздуха. Если привязать к звездам из фольги тонкие ниточки и закрепить их наверху, то получится собственное звездное небо. Можно даже смастерить солнце из покрытого позолотой картона. И луну. В свете ночника они будут красиво переливаться.

Подняв голову к потолку, я застыла. Нет, пожалуй, у меня нет сил на это все. И желания нет. И времени на подобные глупости. Сделав глоток какао, я подошла к окну. Сквозь морозную пелену в нем проглядывали очертания соседских крыш. Наверное, окна затянуло ледяной коркой из-за того, что дом долгое время пустовал, и его не отапливали. На это бесплатное жилье мама и повелась: администрация города обещала, что не придется платить аренду и мы сможем оставить его себе, если она проработает в клинике пять лет. Вот и писали бы тогда: «ветхий» дом, а не «с историей»!