Волчье счастье (СИ) - Коньетти Паоло - Страница 12

В Фонтана Фредда явно не хватало Бабетты. Табличка на двери ресторана тускнела и выцветала. Фаусто вдруг захотелось сделать то, чего он не делал уже давно: взяв бумагу и ручку, он сел за стол писать ей письмо. Он вспомнил, до чего же он раньше любил писать письма — это были его первые художественные опыты. Сколько писем отправил он девушкам, в которых был влюблен! На трех листах Фаусто рассказал Бабетте о весне, о Веронике и квартире в Милане, о своих сомнениях и о чувстве подавленности, которое оставила после себя поездка в город. Потом написал о Луиджи, о встрече с его дочерью и о том, как она похожа на отца. Добавил, что она, Бабетта, хотя и судит себя строго, действительно преобразила Фонтана Фредда, открыв там ресторан — по-настоящему уютное место, — и вдобавок родила такую замечательную дочь. Для Фаусто ресторан и в самом деле стал прибежищем, почти что домом, где его приняли с теплотой и пониманием, в которых он нуждался на трудном этапе жизни, и оценили его скромные кулинарные способности; в ресторане всегда было весело, пусть даже за окном столбик термометра опускался ниже отметки минус двадцать. Он напомнил Бабетте, что в рассказе Карен Бликсен на пиру, который устроила главная героиня — угощение обошлось ей в баснословную сумму, — ни один из гостей, людей невзыскательных и простых, не оценил выставленных на стол деликатесов, за исключением генерала в отставке, который несколько лет прожил в Париже. Старый генерал ел молча, ведь никто не смог бы разделить его восторг от изысканных блюд, и думал: то, что делает эта женщина, — настоящее искусство. Вот чем прекрасен рассказ Бликсен: если хотя бы один из гостей получил удовольствие от еды, понял Бабетту и увидел в ней художника, творца — значит, ее пир удался и все усилия не напрасны.

В конце письма Фаусто спросил: «Как дела? Тебя здесь не хватает. Вернешься?»

Потом он спустился в долину, доехал до Тре-Вилладжи и попросил в газетном киоске открытку с видом Фонтана Фредда. Продавщица вытащила из-под стопок журналов пакет с открытками. На одной из них была фотография поселка в 1933 году: несколько каменных домишек, ни асфальтированной дороги, ни фонарей, ни гостевых домов для туристов, ни «Пира Бабетты» и фуникулера — только крестьянин, который гнал быка по дороге, и горы. Они возвышались над вспаханными полями и стогами сена и, казалось, были за пределами времени. Фаусто положил в конверт письмо и открытку, а на обороте написал единственный адрес Бабетты, который знал, — адрес ресторана. В надежде, что Бабетта, где бы она сейчас ни находилась, просила пересылать ей почту из Фонтана Фредда. Но, по большому счету, какая разница, прочтет ли она это письмо через неделю или через год? Фаусто был рад, что рассказал ей все то, что рассказал. Наклеив на конверт марку, он бросил письмо в почтовый ящик, и у него возникло ощущение, будто он отправляется в далекое путешествие.

Дом Санторсо стоял на возвышении. Стены выкрашены белой краской, окна смотрят на юг, откуда приходит тепло. Типичный деревенский дом — или, по крайней мере, задуманный в деревенском стиле. Сеновалом Санторсо пользовался по назначению, а хлев превратил в кладовку, где хранил инструменты, вещи, которыми он дорожил, и свои находки, принесенные из леса.

Настоящая кладовая чудес, сказал Фаусто.

Или просто свалка.

Раньше ведь это был хлев?

Теоретически, да. Дом построил мой отец, только он не любил животных. Он был строителем. Может, он отвел место под хлев, надеясь, что я вернусь к истокам, к традиции, но, как видишь…

Коров как не было, так и нет.

Что поделать. Есть два вида мяса — мясо охотника и мясо пастуха. Каждый следует своему пути.

А зачем тебе сено?

Продаю, обмениваю его. Мне нравится высушенная трава.

У стены громоздились блеклые, поседевшие деревянные столы. На многих были следы навоза — казалось, здесь, в горных поселках, навоз — это нечто исконное, уходящее вглубь столетий. Некоторые столы уже подгнили, из других торчали кривые гвозди.

Все из лиственницы. Сейчас они в жалком состоянии — противно смотреть даже, но стоит лишь отшкурить их и подновить, совсем другое дело будет, поверь.

Рукой Санторсо не мог ничего показать, поэтому коснулся одного из столов ногой: он почистил его, соскоблил грязь, и проступили узоры древесных прожилок, а столешница приобрела благородный оттенок, превратившись из тускло-серой в красную.

Лиственница и в самом деле такого цвета?

Отчасти это ее естественный цвет. А отчасти — вся та пакость, которую древесина впитала в себя. И аромат уже почти весь выдохся.

На что тебе эти доски?

Раньше мне был нужен стол. А теперь ни к чему, так что все они будут лежать тут и стареть.

Фаусто втянул носом запах — резкий, но не отталкивающий. Столешница была испещрена дырками от выдернутых гвоздей. Вокруг каждой дырки — ржавый ободок, оставшийся от шляпки.

Санторсо сел, прислонившись спиной к столу. И, откашлявшись, сказал:

Пожалуй, у меня кое-что есть для тебя.

Кое-что?

Работа.

По дереву?

Нет, речь идет о помощи лесу. В долине, в департаменте, решили привести лес в порядок, вывезти поваленные деревья и сейчас организуют специальные отряды. У меня там есть знакомые.

Отряды лесничих?

Да.

А чем я могу пригодиться? Я ведь никогда не брал в руки бензопилу.

Ты можешь устроиться поваром.

Фаусто внимательно посмотрел на него.

В каждом отряде по десять-двенадцать человек, которые проворно управляются с пилой, сказал Санторсо, а также повар — он работает полдня. Рабочих отправляют довольно далеко от населенных пунктов, и у них нет возможности пообедать в каком-нибудь кафе, поэтому повар, прикрепленный к отряду, — оптимальный вариант. Ты поднимаешься в горы вместе с ними, захватив с собой продукты, газовую горелку, кастрюли и прочее, а к двум часам ты уже свободен. Обычно поваром бывает женщина, но я подумал, что…

Мне это подходит.

Если бы не это недоразумение с руками, я бы сам нанялся в отряд. Им ведь неплохо платят, ты в курсе? Работа идет все лето.

Все лето в лесу.

Готовить ты умеешь.

Пожалуй.

Тогда я позвоню им.

Выходит, теперь он будет поваром в лесном отряде. Фонтана Фредда преподнесла писателю Фаусто Далмассо два урока. Первый состоит в том, что люди всегда нуждаются в человеке, который их накормит, а человек, который пишет, им не всегда необходим. Второй урок: тот, кто готовит, не говорит «спасибо» и даже, наверное, не умеет просить прощения, зато умеет рассчитываться с долгами, а этот навык гораздо ценнее любых слов.

Потом они пошли в дом. Дочь Санторсо заварила чай. Они сели, и Фаусто заметил чучело птицы, сидевшей на жерди прямо над столом. Ярко-синий воротник, черное оперение, крылья раскинуты, словно перед поединком.

Это глухарь?

Тетерев. Глухарей в здешних лесах уже давно не видно.

Поеду прогуляюсь, сказала дочь Санторсо. На машине.

Пока, милая.

Пока, папа. Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Отдыхай побольше.

Все строго по указаниям врача.

Пока, Фаусто.

Пока, Катерина.

У этой девушки был крутой нрав, и она не слишком доверяла Фаусто, но, по крайней мере, стала называть его по имени. Выждав минуту после ее ухода, Санторсо указал на шкаф у себя за спиной и на стоявшую там бутылку без этикетки. Напиток был прозрачным — скорее всего, граппа. Пожалуй, по случаю возвращения домой можно и выпить, подумал Фаусто. Он выплеснул из чашек чай и налил содержимое бутылки.

У тебя есть дети? — спросил Санторсо.

Нет.

А пора бы. Мне пятьдесят четыре. В таком возрасте дети очень нужны.

Возьму это на заметку.

Как там твоя подружка?

Моя подружка? А, понял, о ком ты. Она мне не подружка.

Жалко. Славная она.

Санторсо переполняла гордость оттого, что он подыскал для Фаусто работу, и ему хотелось разговаривать обо всем подряд. Подхватив чашку загипсованными руками, он поднес ее к губам и отпил глоток. Видимо, он уже привык к таким движениям.