Древнееврейские мифы - Вогман Михаил Викторович - Страница 6

Как пишет советский востоковед И. Ш. Шифман, «очевидно, что бык — традиционный для сиро-палестинского региона и, можно сказать, естественный образ божества»[23].

Существование культа Эля среди предков древних израильтян может подразумеваться уже самим названием Израиль (Йисра-Эль — первоначально, по мнению ряда ученых, «Да победит Эл», лишь затем истолкованное как «Боровшийся с божеством»)[24], а также топонимом Бейт-Эль (букв. «дом Эля»). Имя Эль также неоднократно используется для обозначения библейского Бога, в псалме 90(89) Эль — функция вселенского божества, которую Господь лишь выполняет.

В книге Бытия встречаются и различные имена Творца, образованные от имени Эль. Поскольку они попадаются в связи с конкретными топонимами, исследователи предполагают, что это могли быть местные «ипостаси» Эля: ʾēl ʿôlām в Беэр-шеве (Быт. 21:33), ʾēl ʾēlyôn (бог высочайший; известен также отдельный бог-отец по имени Эльон, см. ниже) (Быт. 14:8), ʾēl rôʾî в Беэр-Лахай-Рои и даже ʾēl bêṯ ʾēl в Бейт-Эле (Быт. 35:7). Особенно часто используется эпитет El šadday (Быт. 17:1, 28:3, 35:11, 43:14, 48:3, 49:25, Иез. 10:5). Этимология имени Шаддай неясна; его связывают, например, с аккадским šadu, «гора», или со словосочетанием «женская грудь», которое, возможно, тоже использовалось для обозначения горы.

Образ Эля как удаленного, вечного бога-творца, обладающего мировой мудростью, был, по-видимому, включен в образ библейского Господа. Среди черт преемственности исследователи выделяют, с одной стороны, мотив связи с прошлым, с вечностью, с творением: в этом смысле удаленность отца-Эля от мирских дел — мифологический предшественник идеи трансцендентности библейского Бога. С этим аспектом Эля связан и визуальный мотив бороды, в том числе седой, сохраняющийся в популярной монотеистической образности и по сей день: именно седобородым предстает Господь как Творец и Судья, древний и мудрый, Древний днями в Книге пророка Даниила (Даниэля; Дан. 7:9–10), или на куполе Сикстинской капеллы.

Другой важный аспект, преемственность которому можно видеть в библейском и постбиблейском монотеизме, — это представление о милосердии Господа. Так, различные эпитеты Эля — Благостный, Милостивый, Милосердный или Жалостливый (угарит. lṭpn и p’id, др. — евр. raḥûm и ḥannûm) — и по сей день звучат в отношении еврейского Господа (Исх. 34:6, Втор. 4:31, Пс. 103(102):8, Йон. 4:2) или арабского Аллаха (raḥmān, raḥīm). Впоследствии именно борода будет вместилищем милосердия: тринадцать аспектов этого милосердия соответствуют в средневековой теософии каббалы тринадцати частям божественной бороды.

Однако есть и другие черты библейского Господа, которые, напротив, ближе к образу Ба’аля как воинственного бога грозы. По-видимому, в качестве божества израильского племенного союза Господь первоначально обладал функциями не столько трансцендентного Отца, сколько активного правителя и покровителя израильтян и, соответственно, «политического» противника Ба’аля как покровителя ханаанейских городов-государств (отсюда — миф об иноземном, финикийском, происхождении культа Ба’аля в Израиле). Тем не менее в действительности это не мешало и поклонению Ба’алю; его присутствие заметно, в частности, по именам библейских персонажей эпохи ранней монархии, среди которых встречаются Йеру-Ба’аль, Иш-Ба’аль, Мефи-Ба’аль. Последние два называются в Библии Иш-Бошет (букв. «человек мерзости») и Мефи-Бошет (букв. «из уст мерзости»): слово бошет («мерзость») заменяет неугодный библейским авторам теоним, начинавшийся на ту же согласную.

^{Седобородый Творец создает Адама: христианское изображение. Г. Руина по мотивам росписи Сикстинской капеллы М. Буонарроти, гравюра, ок. 1528–1533 гг.}

^{Albertina, Wien}

Библейская историография приписывает интенсификацию культа Ба’аля самарийской династии Омридов (ок. 884–842 гг. до х. э.), объясняя ее финикийскими связями Омри и его наследников. Тем не менее роли Ба’аля может быть и другое объяснение: царство Омридов включало в себя ряд древних ханаанейских городов и ориентировалось на их монархическую традицию, включая и культ. В этом смысле образы Господа и Ба’аля могут олицетворять собой две группы политических ценностей, связанных либо с племенным (вождество, равенство, неотъемлемость наделов), либо с городским (царство, иерархия, власть царя над землей) прошлым. Соответственно, покровительство культу Ба’аля со стороны монархов, в том числе царицы-финикиянки Иезевель (Иезавели), могло ложиться на уже имеющуюся вполне традиционную почву. По библейскому сообщению, культ Ба’аля был ликвидирован свергшим Омридов боевым офицером Йеѓу (Ииуем) под влиянием пророческого монотеизма, а на месте храма Ба’аля в Самарии устроено отхожее место (4 Цар. 10:27). Тем не менее полемика с поклонением Ба’алю слышна и в более поздней пророческой книге Ѓошеа (Осии, VIII в. до х. э.).

Соперничество раннего монотеизма — культа Господа — и культа Ба’аля воплощено в истории о чуде пророка с говорящим именем Эли-Яѓу (Илия, букв. «мой бог — YHWH») на горе Кармель (возле современной Хайфы). Эта история окрашена тонами противостояния «истинного» и «ложного» божества, однако на каком-то уровне может олицетворять и реальные отношения между двумя культами. Во время катастрофической засухи пророк Эли-Яѓу предлагает четыремстам пятидесяти пророкам Ба’аля состязание, чье божество сможет само поджечь — то есть физически принять — жертву (и, соответственно, принести взамен дождь). Разумеется, усилия ба’алистов, в которых узнаются церемонии экстатического оплакивания умирающего и воскресающего божества, ни к какому результату не приводят:

Напротив, Эли-Яѓу, демонстративно велев трижды полить жертву и дрова водой, простой молитвой вызывает с неба чудесный огонь Господа, который сжигает все, включая камни жертвенника. Вскоре начинается и сильный дождь. Характерно, что победное явление Господа осуществляется через небесный огонь (вероятно, молнию) и дождь, то есть в сфере, подконтрольной, по ханаанейской мифологии, именно Ба’алю: библейский Господь не просто упраздняет собой ба’ализм, а побеждает его как бы его же оружием.

Итак, вернемся к воинским и грозовым чертам в образе Господа. В псалме 18(17) на помощь герою спешит Господь, окруженный мраком и облаком, на крыльях ветра, рассыпая вокруг себя молнии, — характерный образ грозового божества, аналогичного Ба’алю: