Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 5

— Счет: двадцать четыре — двадцать шесть! Игра окончена, марш в раздевалку!

— Да Тамара Борисовна-а!

— Марш, я сказала! — Воздев палец, физручка как будто призвала к молчанию буйных выпускников, и до всех донесся захлебывающийся звонок. — Слышали? На следующем уроке доиграете… Акчурина, лови!

Яся, смирно сидевшая на груде матов в школьной форме, ловко поймала отскочивший мяч, и сунула его между перекладин шведской стенки. Аут.

Проигравшие уныло поплелись к выходу, а победившие весело их подбадривали. Хотя довольны были все — сыграли, так сыграли, в полную силу, выложились. А горчинка поражения обнулится мигом — большая перемена!

Яся уже убежала в столовку, занимать на девчонок. Следом шумно умчался Пашка, побив армейскую норму — переоделся за сорок секунд…

Школьная столовая не баловала изысками, зато всё — натуральное. Впрочем, нынешнее поколение абсолютно не ценит подобное преимущество бытия. Да и с чем тут сравнивать?

«Ничего… — криво усмехнулся я, жонглируя подносом. — Как отведают „Докторской“ из сои и мелко протертой требухи, сразу поймут, чего лишились! Да поздно будет…»

Списав негатив на упадок сил, я встряхнулся. Есть надежда, что всё нормализуется, и пищепром СССР не деградирует до эрзац-продуктов. «Пипл»-то, ладно, пускай «хавает», что дают, а вот советский народ — весь наш трудовой нар-род! — будем кормить только качественной органикой, без «химозы» и «пальмы». И пусть поколение next вырастет здоровым и крепким, чтобы сплошь — добры молодцы да красны девицы, а не бледная немочь «зуммеров» с «миллениалами»…

Насмешив себя, а заодно подняв настроение, я энергично умолол суп с фрикадельками, да пюре с битками, и откинулся на фанерную спинку «столовского» стула, благодушествуя и попивая компот. Два компота. Одного стакана мне мало — организм растет!

Здоровым и крепким.

Громыхнув стулом, напротив уселся Резник, тоже сытый и довольный.

— Дюха! — Он нетерпеливо заерзал. — Тебя в воскресенье не было, а к нам в клуб Пухначева заходила. Помнишь такую? Из двести восемьдесят седьмой?

— А-а… — затянул я, припоминая. — Марина Пухначева? Восьмой класс?

— Она самая! — ухмыльнулся Сёма. — Только уже в девятый перешла. Летит время… В общем, Марина тоже хочет в экспедицию, и сегодня притащит целый взвод! Где-то, в полчетвертого. Будешь?

— А как же! — хмыкнул я. — Плох тот командир, что не любит пополнения! Буду.

И допил компот.

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Газа

Марина за лето вытянулась и «округлилась» в нужных местах, а вот характер ее не изменился ничуть — та же спокойная, святая уверенность в своей правоте. Надо будет — на костер пойдет, но не отступится, не предаст.

Пока я проводил экскурсию для Пухначёвой и ее пяти долговязых «гвардейцев», то и насмотрелся, и выводы нужные сделал. Марина упряма, но не капризна — будет делать, что прикажут, — но лучше ей самой рулить своим «взводом». Под моим верховным главнокомандованием…

— Хорошо тут у вас! — вздохнула гостья, присаживаясь за длинный «монастырский» стол, и оглядывая общую комнату. — Не казённо! Как-то… не знаю… как у «Тимура и его команды»!

Я сидел напротив, чувствуя себя немного патриархом юного племени, и улыбался, как Дед Мороз на утреннике. Кузя неслышно подошла сзади, привалилась к моей спине, и сказала со смешной торжественностью:

— Наш Дюша гораздо тимуристей!

Все засмеялись, и хозяева, и гости, утончая стену понятного отчуждения. Я покосился на девичью ладонь, уютно пристроившуюся у меня на плече, и проговорил, как бы подводя черту:

— Если разобраться по-хорошему, наша майская поисковая экспедиция была пробной. И мне очень приятно, что всем нам удалось пройти проверку на дружбу, верность и стойкость… Вы уж простите мой пафос.

— И никакой не пафос! — решительно заявила Яся. — Всё правильно. Мы тогда будто на самой войне побывали, только что не на передовой, а в тылу…

— Ой, а помните, как та бомба рванула? — радостно воскликнула Ира. — У меня целый день в ухе звенело!

— Говорил же — заткни! — пробурчал Паштет. — Так нет же…

— Да ладно…

— Так это опасно? — На стол навалился дюжий парниша с кудрями цвета соломы и холодноватыми голубыми глазами.

— Опасно, — хладнокровно подтвердил я, — если не соблюдать элементарных правил. А они почти те же самые, что на фронте. Не ступать на незнакомую, непроверенную тропу. Не касаться ВОПов… взрывоопасных предметов. Ничего, что они ржавые — дотронешься, и рванут. Первым идет сапер…

Краем глаза я заметил растущее беспокойство Томы — она стояла у стеллажа, рядом с Ясей. Та ей что-то нашептала, зеленоглазая неуверенно потопталась, а затем решительно двинулась в обход. Минута — и ее ладонь легла на другое мое плечо. Боком я почувствовал приятное касание теплого стройного бедра.

— Мальчишки всё про опасности, да про ВОПы, — взволнованно заговорила Тамара, — только это неправильно! Самое страшное — это кости! Нет, мы не боялись мертвых, ведь это наши павшие. Просто было безумно жаль их, сгинувших и забытых! А ведь они были совсем молодые, им бы жить, да жить. Учиться… Работать… Играть свадьбы и справлять новоселья… А вместо этого — гибель! Десятки лет их мочил дождь, накрывал снег, оплетал дёрн… Они, как в той песне, стали травой, землей! И вот пришли мы. — Девушка, не замечая своего движения, сильно сжала мое плечо. — Похоронили героев. А у троих даже родню нашли! И уже… — Она неопределенно повела кистью, подыскивая нужное слово. — Как-то легче стало, что ли… Да, они погибли, но не сгинули! И не забыты. И это самое главное в «раскопках по войне»!

— Браво, — без насмешки сказал Резник, — в самую точку.

— Согласна! — Марина тряхнула косичками. — Я ведь и сюда не сразу пришла. Сначала к вам в школу заглянула… А как увидела музей, так сразу и… м-м… ну…

— Прониклась! — расплылся в улыбке кудрявый богатырь.

— Да! Именно так! — коротко рассмеялась Пухначёва, и оживилась: — О! Мы же не просто так знакомиться явились, а с тортиком!

Паштет крякнул от удовольствия, и потер руки:

— Ха-арошая традиция складывается, товарищи!

Смех разошелся широким разливом веселья, охватывая и своих, и пришлых. Незримая стенка из настороженности рушилась, бесшумно осыпаясь тающими осколками.

А у меня, восседавшего между ангелом и бесом — нет-нет, между двумя ангелицами! — руки чесались приобнять обеих. Но я сдержался.

— Всё, — миролюбиво объявила Кузя, — иду ставить самовар!

— А я все чашки тогда соберу! — воскликнула Тома. — И стаканы!

Стоило «телохранительницам» покинуть объект, как мою щеку щекотнула прядь волос фройляйн Гессау-Эберлейн, а в ухо влился тревожный шепот:

— Дюш, а ты придешь… к нам?

— А как же! — смягчился я. — Вместе и пойдем.

— Ага!

Даже не видя улыбки Мелкой, я почувствовал ее нездешнее сияние — и устыдился своей всеядности.

Тот же день, позже

Москва, Смоленская площадь

В громадном, державном здании МИД Громыко чувствовал себя спокойно и уверенно — всё тут было знакомым, привычным, обыденным. А вот будущее пугало.

Оттуда, из туманного далёка, неуютно сквозило, навевало тревоги и опасения…

Нашагавшись по кабинету, министр застыл у окна. Ссутулившись, глядел за стекло, но мало что видел. Мысли настырные, мысли неприятные всё чаще бередили мозг.

А всё он, таинственный «Объект-14». Его безжалостные откровения лишили покоя многих посвященных. Они-то наивно полагали, что впереди у них долгие годы нерушимой стабильности и относительного благополучия! Вот и не спешили, откладывали решение сложных проблем на «потом». А времени нет!

Как тогда, в Октябре — «Промедление смерти подобно!»

Да, старая гвардия еще держится, кряхтит, но стоит. Вопрос: надолго ли хватит запаса прочности? Ответ отрицательный…