Развод. Я его так любила (СИ) - Грин Анна Кэтрин - Страница 13

Виктор сделал шаг вперёд, оставляя между нами пространство не больше чем метр.

— Вам, наверное, сейчас очень интересно наблюдать за тем, какие вы у меня самостоятельные и правильные все. А давайте мы подумаем о той ситуации, когда не будет никаких перечислений ни в университет, ни для мастерской, никто не будет платить за машины, за квартиры. И да, Зоя, давай будем откровенными. Мы взрослые люди и родители у нас тоже взрослые, поэтому не забывайте о том, что случись что и только я смогу исправить ситуацию. И поэтому, исходя из всего этого, что пока я все это оплачиваю, вы будете делать то, что я сказал. Так сказать, я плачу, я девочку и танцую, поняли, дамы?

Зоя.

Я прижала дочь к себе сильнее и тихо шепнула на ухо:

— Оставь нас наедине…

Роза бросила на меня короткий непонимающий взгляд, но все же медленно кивнула и развернулась в сторону коридора, а мы, оставшись с Виктором вдвоём, утупились друг в друга, как баран и ворота.

— Ты, конечно, молодец. Танцы у тебя там какие-то, обниманцы. Знаешь, что самое дурацкое во всем этом? Я вышла замуж за тебя, когда мы были бедными, как церковные мыши. Знаешь, мне ведь по факту, кроме тебя, никто нужен не был. Если ты считаешь, что я с тобой только из-за денег, то да, танцевать тебе можно, только вот, Виктор… — я сделала шаг вперёд и остановилась прямо перед мужем, заглядывая ему в глаза. — Виктор. Я никогда не была с тобой из-за денег, и уж из-за денег я явно с тобой не буду. Понимаешь?

— Успокойся и перестань накручивать ситуацию. Любить я тебя не переставал. Жить я с тобой не переставал. Зоя, послушай меня…

— Это ты послушай меня. Ты сейчас своим поведением не показываешь свою возможность управлять семьёй, ты сейчас своим поведением разрушаешь все, до чего можешь дотянуться, а в первую очередь ты разрушаешь веру дочери в то, что папа это самый крутой и сильный человек, ты разрушаешь веру нашей Розы в то, что папе все подвластно, оказываясь перед ней жмотом, скупердяем, аморальным циником и предателем. Не усугубляй, Виктор, пожалуйста.

Муж качнулся ко мне, его руки легли мне на плечи.

— То есть ты сейчас хочешь сказать, что мне самое место где-то по ту сторону двери?

— В любом случае, если ты так не считаешь, мы с Розой всегда можем уехать сами…

Взгляд Виктора похолодел, а губы сложились в узкую полоску, в которой можно было разобрать ухмылку.

— По краю ходите, девки, по краю. Я бы на вашем месте сейчас девишник устроил и подумал какой у вас муж и папа хороший, а не вот это вот все…

— Устроим… — дрожащим голосом произнесла я, глядя мужу в лицо и просто не понимала столько лет мы были вместе, любили друг друга, ценили друг друга и в один момент просто все разрушилось, разрушил он.

Я физически не могла находиться рядом с Виктором. Мне хотелось безумно плакать, кричать, орать, бить его по плечам, цепляться в него. Чтобы, когда он прикасался к той, другой, ему было больно от этого.

Я и представить себе не могла, что любовь и ненависть так крепко сплетены, что я захлебнусь второй лишившись первой.

Виктор отшатнулся от меня, вскинул подбородок и произнёс надменно.

— Бумаги на подпись к завтрашнему контракту забыл. Ну, вы развлекайтесь, я только до кабинета и обратно.

Муж качнулся в сторону, обошёл меня, меня обдало его ароматом.

Я сделала шаг в сторону, двинулась в направлении кухни, зашла внутрь, вытащила успокоительное и выронила флакон в раковину.

Наверное, мне этим теперь нельзя пользоваться. Наверное, многое надо изменить.

Теперь Виктор исчез из квартиры только через полчаса, которые мы с Розой провели в ожидании, она выглядывала из своей спальни, а я наблюдала за тем, как муж медленно собирался, из кухни.

— Когда вы тут голову включите, знайте, я всегда буду рад тому, что жена и дочь признают, что я был прав.

Я медленно отвернулась, не хотела ничего говорить, хоть ситуация и была такая, что за Виктором осталось последнее слово, но почему-то оно горчило примерно как яд поражения.

А когда муж хлопнул дверью, мы сразу наперегонки ринулись к ней, и дочь оказалась первее, закрыла замки, обернулась ко мне и покачала головой.

— Мам, это кошмар.

Роза всхлипнула, прижимая запястье к носу.

— Я не представляю, что сейчас у тебя в голове происходит…

— Я тоже, там полная каша.

— Мам, ну ты же не думаешь, что из-за этого надо лишиться ребёнка? — Роза была дочерью, в которую много вложили чувств, знаний, эмоций, безумное количество эмпатии. Роза была тем ребёнком, которая в детстве забиралась на коленки, прижималась сильно-сильно, утыкалась личиком в грудь, тянула волосы. Роза была тем ребёнком, который очень долго приходил спать к нам с Виктором. Роза была венцом нашей любви.

— Роз, я не знаю, — покачала я головой. Дочь качнулась ко мне, обняла за плечи, вместе мы дошли до дивана и опустились на него.

Я почему-то ощущала себя максимально защищённой во всей этой ситуации рядом с собственным ребёнком.

— Роз. Я не знаю, я не знаю, что делать. Я не знаю, как быть. Не факт, что я доношу этого ребёнка, так смысл о нём вообще говорить, а я его не доношу, Роз.

Иногда бывает такое, что ты заранее чувствуешь, что что-то получится, а что-то не получится. Ты ещё шаг не успел сделать, а уже есть вот это ощущение ликования или утраты. Сейчас было лютое ощущение утраты.

— Мам, не говори так, не говори…

— Роз, я не выношу ребёнка, — признаваясь, как будто бы самой себе произнесла я и уткнулась дочери в плечо. — Это возраст Роз, это большие физические проблемы, это большой стресс. Резервы организма на минималках, рожать в сорок три и рожать условно в восемнадцать это большая разница. В восемнадцать организм молодой, здоровый, в сорок три то сердце стреляет, то в почки отдаёт. Я не выношу этого ребёнка, Роз.

И поставить сейчас точку, да, было бы проще. Не заставлять себя переживать этот ад, эти муки. Но я не могу, я не могу. А внутри я знаю, что я не доношу его, ничего не получится.

— Если в браке с отцом, с мужем, который был у меня все эти годы, я бы рискнула попробовать, то сейчас, я не знаю, Роз.

Мы уснули этой ночью в одной кровати. Прижимались к друг к другу, Роза проводила пальцами мне по волосам и вытирала слезы со щёк, убеждала меня, рассказывала сказки о том, что все получится. Только мы обе знали о том, что это не так.

Ничего не получится.

И весь следующий день мы тоже провели дома, Роза прогуливала учёбу, а я просто не могла найти в себе силы выйти куда-то.

Но на второй день, поборов себя, я все-таки собралась и поехала к Наталье Сергеевне, поехала для того, чтобы все обговорить, все оценить, поехала для того, чтобы спрогнозировать риски и все-таки пообщаться с кардиологом.

Я не взяла свою машину, потому что руки тряслись, и Роза порывалась поехать со мной, но я только качала головой и говорила, что справлюсь, но я не справилась, потому что, когда машина подъехала к клинике, у меня был такой лютый мандраж, что я, выйдя на улицу, зубом на зуб не могла попасть, руки были ледяные, влажные, неприятные.

Я поднялась по ступенькам крыльца и нажала вызов, чтобы открылась дверь, я почти оказалась внутри, но тяжёлая ладонь легла мне на плечо.

Словно затаившись перед хищником, я только скосила глаза и узнала знакомое обручальное кольцо на безымянном пальце.

— Ты же не думаешь, что я поверил во всю эту ересь, Зоя?

Зоя

Я медленно обернулась к Виктору и приподняла бровь.

— О чем ты сейчас и здравствуй…

— Здравствуй, любимая, — холодно сказал муж, проводя пальцем по нижней губе и растирая её до красна, я только сглотнула так-то, что в ушах как будто бы лопнули пузырьки. — Я о вашем импровизированном спектакле дома вместе с Розочкой, — тихо произнёс муж и потянул меня в сторону от двери, чтобы мы не стояли и не топтались на проходе.