Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом (СИ) - Луна Кармен - Страница 1

Боль.

Нет, не так. БО-О-ОЛЬ! Вселенского, оглушающего, раскалывающего череп масштаба. Будто вчера я не скромно отмечала сдачу проекта по благоустройству парка в нашем отделе администрации, а лично участвовала в чемпионате по распитию «Трёх топоров» где-нибудь на Уралмаше, а потом уснула на трамвайных путях. Зимой. Голой. И меня переехал не только трамвай, но и вся снегоуборочная техника города Екатеринбурга.

Я застонала, пытаясь отодрать веки друг от друга. Безуспешно. Словно их залили суперклеем «Момент» и прижали прессом. Вторая попытка, с волевым усилием, достойным человека, пытающегося в час пик влезть в автобус на Малышева, принесла плоды. Я разлепила один глаз.

И тут же зажмурила.

Потому что увиденное не согласовывалось с реальностью от слова «совсем». Это была не моя съёмная однушка в спальнике с видом на новостройки. И не больничная палата №6, куда я теоретически могла загреметь с отравлением некачественной пиццей. И даже не комната в каком-нибудь дешёвом хостеле где-нибудь в Арамиле, куда меня мог занести хмель и нелёгкая.

Потолок. Низкий, грязный, с такой жирной и древней паутиной по углам, что её, кажется, ещё динозавры плели. Я моргнула, фокусируя зрение. Нет, это не динозавры. В центре паутины сидел паук размером с хорошего такого тарантула и равнодушно перебирал лапками. Мило. Очень мило.

А запах… О, господи! Пахло кислой капустой, сыростью, нестиранным бельём и тотальной безнадёгой. Вот именно так пахнет в старых, заброшенных деревенских домах, куда я в детстве боялась заходить. Сладковато-тленный, въевшийся в каждую щель этого убогого места.

Так, Алина, без паники. Включаем мозг. Где твоя хвалёная стрессоустойчивость? Мой внутренний голос, обычно саркастичный и уверенный, сейчас звучал, как первокурсник на экзамене по сопромату. Ты — Алина Соколова, тридцать один год, ведущий специалист отдела благоустройства. Вчера была пятница. Мы сдали квартальный отчёт. Начальница, Тамара Игоревна, расщедрилась на три пиццы и самое дешёвое шампанское из «Красного и Белого». Мы выпили. Я вызвала «Яндекс.Такси». Помню, как села в машину. И… всё. Дальше — чёрная дыра.

Может, таксист оказался маньяком? Похитил меня? Зачем? Моя ипотека в «Сбере» и кот по кличке Бегемот — вот и всё моё богатство. Кота он вряд ли сможет перепродать, а с ипотекой даже связываться не станет.

Я заставила себя снова открыть оба глаза и сесть. И тут же замерла от нового приступа ужаса, который ледяными иглами впился в мой мозг.

Я была укрыта колючей, вонючей тряпкой, а не моим любимым одеялом из Икеи. Тряпка эта лежала поверх тюфяка, набитого… кажется, соломой. Да, именно соломой, потому что она колола меня сквозь тонкую ткань чего-то, что было на мне надето. Я откинула «одеяло» и посмотрела на это «что-то». Ночная рубаха. Длинная, бесформенная, из неотбеленного, грубого льна, который на ощупь напоминал наждачку.

Паника начала затапливать сознание. Я ощупала тюфяк, кровать. Грубо сколоченные доски. Никакого намёка на пружины или ортопедическое основание. Комната. Каменные стены, с которых клочьями свисала штукатурка. Вместо двери — какая-то тряпка в проёме. Вместо окна — крошечный проём под потолком, затянутый мутной плёнкой, похожей на высушенные кишки. Стекла не было.

Господи, да тут даже розеток нет! Как телефон заряжать?!

Эта идиотская мысль на секунду вытеснила все остальные. Я инстинктивно похлопала по тюфяку в поисках смартфона. Пусто. Конечно, пусто, идиотка.

Я подняла руку, чтобы потрогать гудящую голову, и чуть не закричала.

Рука была не моя.

Тонкая, как спичка. С синеватыми венами под прозрачной кожей, с острыми косточками на запястье и обломанными ногтями. Это была рука анорексичного подростка, а не рука взрослой женщины, которая могла и клумбу вскопать, и тяжёлые папки с документацией из архива притащить.

Паника, до этого тихо сидевшая в углу, вскочила и схватила меня за горло. Я откинула тряпку.

Ноги. Две худые палки в длинной ночной рубахе. Я судорожно ощупала себя. Грудь? Где моя твёрдая «двоечка»? Здесь было плоско, как на аэродроме. Ключицы торчали, как лезвия. Рёбра можно было использовать как стиральную доску. Нет. Не моё. Это тело принадлежало незнакомой, истощённой девчонке.

Дыхание сбилось. Сердце заухало где-то в ушах, как шаманский бубен. Я в чужом теле. Я в чужом, слабом, голодном теле. Бред. Кома после ДТП. Галлюцинации. Сейчас санитар вколет мне успокоительное, и я проснусь…

Тихий скрип чего-то (дверью это назвать язык не поворачивался) вырвал меня из штопора безумия. В щель просунулась детская головка с двумя тонкими косичками мышиного цвета. На меня испуганно смотрела пара огромных синих глаз. В них было столько затаённой тревоги, что моё собственное сердце пропустило удар.

— Элара? — прошептал детский голосок. — Тебе лучше? Леди Валериан велела, чтоб ты вставала. Дрова для кухни сами себя не принесут.

Элара? Какая Элара? Девочка, ты адресом ошиблась! Я Алина из Екб!

Но прежде чем я успела что-то сказать, в моей голове будто лопнул какой-то сосуд. И в мозг хлынули чужие воспоминания. Блёклые, тусклые, полные страха и боли. Элара. Меня зовут Элара. Мне девятнадцать. Это моя младшая сестра, Элина. Ей семь. Родители… утонули. Зимой. Их лодку разбило о скалы. Мы живём у дяди, брата матери. И каждый день нас тычут носом в то, что мы — обуза и дармоеды… Воспоминания были не моими, но боль в них — настоящей. Острая, как нож, тоска по родителям, постоянный, липкий страх перед дядей и его семейкой, унижение, холод и голод… Боже, это тело помнило, что такое голод. Не когда ты сидишь на диете, а когда от пустоты в желудке темнеет в глазах.

— Элара, ты плачешь? — Элина подошла и несмело коснулась моей руки.

Я дотронулась до щеки. Мокрая. Слёзы текли сами. Слёзы несчастной Элары, смешиваясь с моим собственным ужасом.

— Всё хорошо, — прохрипела я чужим, тихим и слабым голосом. — Всё нормально, Лина.

Имя сорвалось с губ само. Я притянула девочку к себе. Она была крошечной и пахла хлебом и детским страхом. И в этот момент, обнимая её, я впервые почувствовала что-то твёрдое под ногами в этом безумном мире. Ответственность. За этого маленького, запуганного ребёнка.

Я могу сколько угодно биться в истерике. Но у меня на коленях сидит дитя, которое ждёт защиты. И я не могу её подвести. Ни я, Алина, ни та девочка, в чьём теле я заперта.

Дверь распахнулась с грохотом, будто её пнули ногой. На пороге стояла ОНА. Леди Валериан. Жена дяди. Высокая, костлявая, с таким надменным и злым лицом, что моя бывшая начальница из отдела согласований Тамара Игоревна показалась бы мне милым одуванчиком.

— Лежишь, лежебока! — её голос был холодным и скрипучим, как несмазанные петли. — Я кому велела дрова нести?! Или ты решила, что вчерашний твой цирк с обмороком даёт тебе право на отдых? Нахлебница!

Элина в моих руках задрожала. А во мне… во мне что-то взорвалось. Холодная, расчётливая ярость. Ярость Алины Соколовой, которая могла поставить на место любого зарвавшегося чинушу. Ярость на эту тощую стерву, которая посмела так разговаривать с нами.

Спокойно, Алина. Дыши. Ты не на совещании в мэрии. Ты в средневековье. В слабом теле. Тут за такое могут и в подвал кинуть. Пока играем по их правилам.

— А ну, встала! — приказала она. — И сестру свою тащи, пусть с малых лет к работе привыкает, а не к твоей юбке!

Из-за её спины высунулась мерзкая физиономия кузена Рорика. Прыщавый юнец с бегающими глазками и гнусавой усмешкой. Он был похож на всех тех мерзких подрядчиков, которые пытались впарить мне гнилые саженцы по цене сортовых роз.

— Глядите, матушка, наша принцесса очухалась, — протянул он. — А я уж думал, помрёт. Меньше ртов — легче дышится. Какая экономия для казны нашего дома.