Ведьмин кот (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 78

Девчонка отвечала уверенно, нисколько не задумываясь, и с каждым ответом у Видо становилось легче на душе. Он действительно был рад, что эта юная сирота чиста душой и сможет, получив лицензию, спокойно жить своим трудом, применяя способности, дарованные ей Господом.

Вопросы длились и длились, они касались как почти безвредных случаев применения силы, вроде увеличения женской привлекательности, так и темнейших областей ведьмовства, о которых Ева-Лотта даже слышать не могла, но спросить Видо был обязан.

— Создавала ли ты мороки, способные запутать человека, запугать или причинить вред каким-то иным способом? — проговорил он последний вопрос, радуясь, что это вот-вот кончится.

Отвечала девица честно, прозрачно-голубоватый ручей ее слов даже ни разу не помутнел, так что проверку можно было считать пройденной, а лицензию почти выписанной…

— Я… — Ева-Лотта запнулась. Стиснула перед собой руки, сплетя пальцы так, что они побелели. — Я…

— Ну что, давай, говори правду, ведьма паршивая! — глумливо выкрикнул из толпы женский голос. — Покайся герру инквизитору во грехе! А мы поглядим, какое тебе наказание назначат! Что замолчала? У, дрянь жадная, за свою петрушку да редиску готова людей адским тварям скормить!

Видо поймал взглядом говорившую — крепкую бабенку лет сорока, с круглым, рано постаревшим морщинистым лицом, однако одетую добротно и даже богато. Чепец на ней был белый, накрахмаленный, платье — из приличного темно-синего сукна. Вот кто явно успел собраться, когда староста начал сгонять народ.

— Назовитесь, — велел Видо. — И поклянитесь Господом, что будете говорить только правду.

В висках предупреждающе закололо, значит, срок безболезненного использования чутья подходит к концу. Но теперь отказываться от него тем более нельзя! Что ж, потерпит, не впервой.

— А мне скрывать нечего! — заявила тетка, упирая руки в бока и победно оглядываясь вокруг: — Берта Блюменхорст ничего не боится, ни отродий Той Стороны, ни ведьму эту поганую! Ишь, прикинулась скромной девицей, глазки опустила, думает, никто про ее дела не расскажет! А я никого не боюсь! Ну, кроме Господа и присных его, — слегка сбавила она тон, глянув на Видо.

Видо вопросительно посмотрел на старосту.

— Трактирщица это наша, фрау Берта, — с готовностью подсказал тот. — Муж у нее шорник да лошадей немного кует, а она, значит, трактир держит…

— И Господом клянусь, что всю правду обскажу, как есть, — пообещала тетка. — Раз уж больше никого смелых нету! Девка эта, герр патермейстер, как старуха Эмма померла, осталась ей наследницей, хоть сама из пришлых. Сперва-то тихонькая ходила, все вид делала, как ей приемную матушку жаль. А сама рада-радешенька, что хозяйкой в доме стала. Старухе-то угождать требовалось, она последний год еле ходила, так Евка и по дому хлопотала, и в лесу днями пропадала, и в огороде… да это ж все до поры не ее было, чужое, а тут она развернулась! Огород засадила всяким кореньем, травами душистыми, ягодами… Ну понятное дело, ведьма! Вы ее проверьте, герр патермейстер, чем она таким ворожила, чтоб урожай был ранний да богатый. Небось, демонам что-то посулила…

— Проверил, — сухо уронил Видо. — И признаков правоты вашего обвинения не нашел. Ближе к делу, фрау.

— Да я и говорю, герр патермейстер! — возмутилась трактирщица. — Куда уж ближе? У всех добрых людей снег еле-еле со двора сошел, а она уже в огороде ковыряется. Все только сеют, а у нее уже взошло, да щеткой, будто демоны из земли подпихивают! Мы, значит, обычной водой поливаем, а она кажное ведро на чем-то настаивает и еще чего-то в землю сыпет. Вот у нее к Пасхе уже зелень и выросла, когда у всех только проклюнулась!

— И что? — искренне не понял Видо. — С каких пор трудолюбие и мастерство в работе считаются преступлениями?

— Так у остальных все заморозками побило, а у нее — нет! — всплеснула руками трактирщица.

— Потому что я дымом огород окуривала, — тихонько сказала Ева-Лотта. — Полвоза соломы сожгла, чтобы мороз яблони да ягодник не тронул.

— И что? — волком глянула на нее трактирщица. — Какое дело морозу до дыма?! Колдовала. небось!

— Даже если так, — устало вздохнул Видо. — Она ведьма. Фрау Блюменхорст, никакой закон не запрещает ведьме колдовать на собственном огороде, да еще ради такой невинной и полезной цели как ранний урожай.

— А чудище на этом огороде заводить ведьме какие законы дозволяют? — с триумфом вопросила трактирщица, и вот тут толпа всколыхнулась.

— Чудище? — Видо приподнял бровь.

— Чудище! — уверенно подтвердила фрау Берта. — Жуткое! Лапищи с когтями — во, рыло мохнатое, длинное, зубы во все стороны торчат, а носом так и водит, так и принюхивается! Ищет, значит, живую кровушку да теплое мясо! — Трактирщица возвысила голос патетически, словно прима Большой Виеннской Оперы, и Видо, у которого начала болеть голова, поморщился. — Само колючее, да колючки длинные, острые, как пики! И рычит! И топает! Кто его услышит или увидит, ни жив, ни мертв делается! Мой бедняжка Михель третий день лежит едва живой, так перепугался! А все она, ведьма проклятая…

— Погодите… — Видо с ужасом отогнал мысль, что трехранговая деревенская ведьмочка еще и химеролог, способный сотворить неизвестное Ордену чудовище, чтобы… что? — Вы говорите, что чудище девица Ева-Лотта завела на своем огороде, так? А что там делал ваш супруг?

— Да ничего он такого не делал, — пренебрежительно махнула рукой трактирщица. — Подумаешь, залез пучок салата сорвать! Не обеднеет эта дрянь, у нее всего полно!

— Он две недели каждую ночь туда залезал! — звонким отчаянным голосом проговорила ведьма. — Мало того, что охапками рвал, так еще вытоптал сколько! Ночью же грядки плохо видно, вот он и копался там, как боров, выбирал, что получше! Я эту зелень с таким трудом растила! А теперь ее только свиньям!

— Ну и подумаешь, — огрызнулась трактирщица, поведя не по-женски мощными плечами. — Еще посадишь! Работала она… Тебе все ведьмовщиной дается, будешь тут нам рассказывать! Как будто мы не работаем! А что-то репы такой да капусты ранней ни у кого нету! Пучка петрушки пожалела!

— На всю деревню даже я вырастить не могу, — тихо сказала Ева-Лотта. — Вы же все… все приходите, когда вам нужно. Собаку отравили, потому что Буф лаял и в огород вас не пускал, я его даже полечить не успела, вышла утром, а у него пена из пасти и окоченел уже… Забор сломали, чтобы ходить удобнее было, а теперь ко мне еще и козы лезут… Я же просила! Всем объясняла, что мне без этих овощей никак!

Ее голос становился все громче, грозя сорваться в плач, но теперь Видо, несмотря на нарастающую боль в висках, не морщился, внимательно слушая каждое слово и без сожаления тратя на это силы. Прозрачно-голубой ручей разлился половодьем, но по-прежнему искрился безупречной чистотой. Ева-Лотта не лгала ни одним словом!

— Конечно, пока матушка Эмма жива была, вы себя так не вели! Боялись, что она лечить вас не станет! А со мной можно, да?! Да если бы не долги старосте, я бы давно все бросила и уехала! Не хочу я тут жить! И замуж за старостиного внука не хочу! И не верю, что матушка Эмма с ними по долгам не расплатилась! А все ценное вы же и забрали! Даже посуду и белье… пока я в лес ходила… все вытащили!

Она заплакала и рванула вверх передник, спрятав в нем лицо, а вокруг нарастал гомон. Видо отчетливо слышал, что не так уж много у этой дурочки зелени нарвали, подумаешь, ранняя капуста… А посуды у нее, может, и не было никакой! И вообще, сама виновата, нечего парням головы кружить да хвостом мести, шла бы замуж за того, кто первый позвал, муж ее в обиду и не дал бы. Да и самой бы лишнего не позволял, у старосты в семье не забалуешь, три невестки и все как шелковые, глаза боятся поднять да спину разогнуть, баба такой и должна быть…

— Так, хватит, — услышал Видо собственный голос. — Прекратить шум. Вот теперь, почтенный, — повернулся он к старосте, — я жду от вас объяснений. И у меня очень много вопросов!