Рыжий: спасти СССР 2 (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 36

— В таком случае, я не понимаю, товарищ майор, почему я вызван…

— Как я уже сказал — для проведения профилактической беседы, — повторил тот. — Это такой способ предотвращения преступлений. Когда преступление совершено, тогда и беседы ведутся другие. И называются они «допросами». Вам понятно, Егор Тимурович?

Гайдар обреченно кивнул.

— Советская власть дала таким как вы — все. Самое главное — образование, которое следует использовать во благо своему народу. Вы будущий экономист, следовательно, можете внести свой вклад в процветание страны. Партия не скрывает, что есть еще некоторые отдельно взятые недостатки в деле снабжения населения продовольственными и промышленными товарами. Не хватает жилья. Существуют проблемы с энергоснабжением отдаленных районов. Дорожно-транспортная сеть порой оставляет желать лучшего. Однако взгляните, Егор Тимурович, на все эти трудности с другой стороны. Глазами, так сказать, профессионального экономиста! Какой простор для творчества! Если вас действительно волнует жизнь советского многонационального народа, так приложите усилия, чтобы сделать ее лучше, не разрушая того, что созидалось десятилетиями! Ваш дед, Аркадий Петрович, будучи еще совсем юным, отправился воевать за советскую власть. А когда отгремела Гражданская, стал писать замечательные книги, на которых выросло уже несколько поколений. Началась Великая Отечественная война и ваш дед не стал прикрываться своей писательской славой и отсиживаться в тылу. Ушел воевать и погиб! И хотя его нет с нами, написанные им книги продолжают сражаться. Я ничего не перепутал?

Гайдар понуро помотал головой.

— И заметьте! — продолжал майор. — Аркадий Петрович вряд ли сомневался в истинности марксистско-ленинского учения, а ведь он был человеком образованным! Так почему же его внук предпочитает Марксу и Энгельсу буржуазного философа Адама Смита, а Ленину и товарищу Брежневу — ставленника американского империализма Пола Самуэльсона?

Стуканули все-таки, — угрюмо подумал Гайдар. — Ананьин, падла…

— Мне хотелось бы услышать ваш ответ, Егор Тимурович.

— Адам Смит — это основатель классической политэкономии, — начал бормотать тот. — Его идеи пронизаны буржуазным идеализмом, но Карл Маркс ссылается на его труды… А что касается Самуэльсона… Для борьбы с его враждебным учением, необходимо знать его основы…

— Рад слышать столь разумные речи, Егор Тимурович, — удовлетворенно покивал головой майор. — Для того советская власть и дала вам высшее образование, чтобы вы могли поставить крепкий заслон попыткам протащить в нашу страну враждебные ее народу учения. СССР уже неоднократно выигрывал экономическое соревнование с загнивающим Западом. Вспомните эту их «великую депрессию»… Чудовищный уровень безработицы. Закрывались предприятия. Людей выбрасывали на улицу, питаться благотворительной похлебкой. В то время как в нашей стране семимильными шагами шла индустриализация, укреплялось колхозное строительство, ширилось стахановское движение. За считанные десятилетия мы стали вровень с крупнейшими промышленными державами мира и выиграли самую кровопролитную войну в истории! Так скажите, Егор Тимурович, чему нас может научить буржуазный экономист Самуэльсон, который только о том и талдычит, как ловчее обмишуливать да объегоривать ближнего, называя это свободной конкуренцией и рыночной экономикой?

Гайдар только обреченно кивал. Он понимал, что спорить с этим чекистом бесполезно. А если попытаешься приводить факты и цифры, то профилактическая беседа сможет запросто перерасти в допрос. После которого он не в Дунино поедет, как собирался, а в Бутырку. Лучше со всем соглашаться. И уверять, что и в мыслях не было превозносить учение Самуэльсона, что он, сын правдинского журналиста и внук двух советских литературных классиков, на самом деле — преданный делу коммунизма борец с тлетворным влиянием Запада.

— Я… осознал свои заблуждения и готов исправиться, — пробормотал он. — Действительно, давно пора дать бой буржуазным экономическим учениям.

— Вот и замечательно, Егор Тимурович! — обрадовался майор. — Вам осталось только подписать это и вы можете быть свободны.

Перед Гайдаром лег листок, на котором было что-то напечатано.

— Что это?

— Согласие на добровольное сотрудничество с органами государственной безопасности.

Пора было показаться на глаза родителям. Не моим — Чубайсова. Хотя мои-то в 1977 тоже были живы. А сам я еще совсем сопливый пацан. Надо бы поглядеть на них хотя бы со стороны. Правда, далековато ехать. Аж в Душанбе. Разгребусь с делами, слетаю. Оставив Марго на хозяйстве, мы с Ильей забрали московские гостинцы и погрузились в «ЗИМ». Я назвал свой старый адрес. Было воскресенье, так что родители могли оказаться дома.

Не спорю. Мне хотелось произвести впечатление. Конечно, Аркадий Борисович уже в курсе моих успехов. Вслед за «Комсомолкой» о моем почине раструбила вся советская пресса. Но «ЗИМ» у парадного и семикомнатная квартира на Кировском да еще в Доме Трех Бенуа… По советским меркам я живу теперь, как принц крови. И все это — без обмана, без разных темных махинаций.

Мы с Ворониным поднялись к нашей квартире. Звонить я не стал, отпер своим ключом, и застал в прихожей маму. Он сразу же кинулась меня обнимать. Не стесняясь присутствия постороннего человека. На ее вопли в прихожую выглянул отец. Даже в полумраке я разглядел название газеты в его руках. «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА». Он протянул мне руку, но не преминул заметить с иронией:

— А-а, наша фамильная гордость! Ну как там Первопрестольная?

— Тебе привет от Шахназарова, — сказал я.

— Это от какого Шахназарова? — удивился он. — Заместителя заведующего отдела ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран?

— Ну да, Георгия Хосроевича. Говорит, вы воевали вместе.

— Надо же, помнит Жорка… — растроганно произнес Чубайсов-старший.

— Да что же это мы в прихожей топчемся! — всплеснула руками мать. — Прошу к столу… Толя, познакомь нас со своим другом!

— Это Илья Никитич Воронин, сотрудник Комитета Государственной Безопасности, — сказал я. — Аркадий Борисович — мой отец, Клавдия Егоровна — моя мама.

Родители несколько опешили от того, что мой спутник оказался сотрудником Конторы, но быстро взяли себя в руки. И пока Илья мыл руки в ванной, я перетащил подарки в свою комнату, чтобы не вручать их родителям в присутствии телохранителя. Отец зашел в комнату следом за мною, пока мама хлопотала на кухне.

— Интересные теперь у тебя друзья, — сказал он.

— Юрий Владимирович счел необходимым дать мне сопровождающего.

— Юрий Вла… — Чубайсов-старший осекся. — Андропов⁈

— Да. Мне довелось кратко с ним переговорить, после моего выступления на комсомольской конференции.

— Ты вроде никогда трепачом не был, Толик… Шалопаем — да, но не брехуном…

— Пап, подойди к окну.

Он подошел. Выглянул. Увидел «ЗИМ», который обступила не только местная детвора, но и взрослые.

— Хочешь сказать, что ты на этом приехал?

— Да, это моя персональная машина. А вот ключи от квартиры в том доме, где находится музей товарища Кирова.

— Я ничего не понимаю… Конечно, твое выступление на конференции партия сочла достойным внимания, но это не повод…

— Это повод, папа, пойти и немного выпить, — сказал я, — но только немного. У меня сегодня еще куча дел… Кстати, у меня к тебе, как к преподавателю института, будет один деловой разговор, но несколько позже.

— Да уж, пожалуйста… Сейчас я что-то туго соображаю…

— Здесь подарки, — сказал я. — Пусть мама потом разберет… Кстати, где Артем?..

— Шляется где-то, — отмахнулся Чубайсов-старший. — Пошли за стол.

На столе имелся уже воскресный пирог с капустой. Борщ. Жаркое. Бутылочка коньяку и полусухое для мамы. Илья от выпивки отказался. Понятно, он был за рулем. И вообще — на службе. Я выпил немного. А отцу вдруг осмелевшая мать строгим взглядом велела поумерить алкогольный пыл. И старый танкист сдался. Понятно, он все время клевал ее за старшего сына-неудачника, а тот вдруг так взлетел. Похоже, я начал менять не только историю…