Свадебное проклятье (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна - Страница 5

Тут я обнаруживаю, что смотрю в глаза Чэна слишком близко. Оказывается, они у него не серые, как запомнилось раньше, а травянисто-зеленые. Очень внимательно сейчас меня изучающие. Поспешно отодвигаюсь. Взгляд цепляется за цветок в стакане, я удивленно восклицаю:

— Ну вот, а вы говорили, завянет!

Лилия и впрямь заметно взбодрилась: налилась яркостью, туго расправила лепестки; может, в стакан налита какая-нибудь… живая вода?

— А почему вы (если послушать нашу хозяйку) рассердились из-за цветка?

— Да мне просто неудобно: еще решат ваши коллеги, что я могу позволить себе только какой-то дешевенький однодневный цветочек!

— Ну вы же виделись с ними первый и последний раз! — передразниваю я его.

— К тому же у меня аллергия на лилии.

Гляжу скептически: аллергик, как же, хотя бы разок чихнул для приличия или нос почесал! К счастью для Чэна, очередной хозяйкин внук (правнук?) притаскивает полный поднос и становится совершенно не до разговоров.

…Уф! Я наконец отваливаюсь от стола и машинально поглаживаю себя по животу. Если и существует на свете наркотическая еда, то это как раз стряпня матушки Гу! Не оторвешься, пока не очистишь тарелки полностью. Мой спутник тоже кладет ложку. Но выглядит он скорее удивленным, чем довольно-сытым, как я.

— Я и не знал, что в здешнем меню имеется хванджийская еда!

Да-а, хозяйка и впрямь остра на слух: хотя я сделала два совершенно одинаковых заказа, матушка Гу по легчайшему чэновскому акценту определила уроженца Хванджи и приказала приготовить традиционное блюдо его провинции!

— И готовят точь-в-точь как моя мать! Я помню вкус этой похлебки с детства; где только потом не пробовал, всё совершенно не то! Пойду поблагодарю.

Я с улыбкой провожаю его взглядом: да, насчет «последнего раза» Чэн погорячился! Как бы еще не стал тут завсегдатаем!

И вдруг вспоминаю, как пришла сюда впервые несколько лет назад, после очередной… сорвавшейся помолвки. Было холодно, промозгло и тоскливо — до самоубийства. Я брела по темным хутунам[3] Старого города, не заботясь о направлении: просто механически переставляла ноги, чтобы не упасть прямо посреди улицы. Промокшая насквозь, заледеневшая до самых внутренностей и глубин корчившейся души, увидела перед собой тепло и ярко светившуюся стеклянную, запотевшую изнутри дверь и, не раздумывая, ввалилась внутрь. Тут меня накормили острой до жгучих слез и долгого кашля похлебкой, которую так любила няня Ван… Вот откуда хозяйка Гу могла знать, что я обожала тот плебейский южный суп?! Именно его знакомый вкус заставил меня тогда разрыдаться, хотя, казалось, никаких слез давно не осталось: высохли, перегорели от ужаса и боли. Разрыдаться, согреться и наконец очнуться.

Вернуться к жизни.

Очередь за час нисколько не сократилась: казалось, жаждущие здешней стряпни готовы стоять хоть до ночи, а то и до утра, когда открываются чифаньки[4], чтобы накормить самых первых спешащих на работу.

— Хорошо, что я все-таки выбрал эти «Обеды»!

— Что, станете теперь постоянным клиентом хозяйки Гу? — поддразниваю я. Нет, матушкина еда не наркотик, а натуральное лекарство! Вон с Чэна даже сползла его напряженная сдержанность: просто сытый и довольный молодой мужчина, неторопливо возвращающийся с обеда.

— Конечно! По мере возможности. Тем более будет повод вновь пересечься с вами.

Все-таки надо это прекращать, и немедленно!

— Господин Чэн…

— Маркус, — поправляет он. — Надеюсь, вы тоже разрешите называть вас по имени?

— Не вижу в этом совершенно никакого смысла! То есть я хотела сказать…

Мой собеседник вскидывает руку с часами и говорит поспешно:

— Да-да, мы обязательно поговорим, но только в следующий раз, сейчас я уже страшно опаздываю! Было приятно увидеться снова! — И, блеснув короткой улыбкой, ныряет в очень вовремя подъехавшее такси. Провожаю взглядом машину. А я так никакой радости от вашего появления совершенно не испытываю!

И не понимаю, чем Чэн так доволен — ведь сегодня решительно ничего не произошло: мы не узнали друг друга получше, не говорили ни о чем серьезном… Просто пообедали. Или для него совместный обед что-то вроде состоявшегося свидания? Поставит галочку в своем планере?

Между прочим, сначала он нисколько не торопился: понял, что назревает решительный разговор, и тут же удрал!

Но «жених» не учитывает существование интернета и мобильных сообщений! К тому же он обещал отвечать мне в любое время дня и ночи. Достаю телефон… и кладу обратно в сумку: позвоню сегодня же вечером! Сейчас я и сама (вот тут истинная правда!) уже опаздываю.

Впервые за все время знакомства — аж вторая встреча, ага! — он увидел на лице Эбигейл Мейли настоящую улыбку. Та, на договорном свидании — одними губами, с холодными настороженными глазами — незачет; обычная маска, которую носят при общении с посторонними, да и с поднадоевшими близкими людьми. Светские высокородные богатые дамы с детства обучены таким вот вежливо-равнодушным манерам.

Зато когда сегодня какой-то наглый мальчишка всучил ей захудалую лилию-однодневку с клумбы, чопорная и настороженная госпожа Мейли развеселилась, как обычная молодая девушка.

Вот только эта улыбка сразу исчезла, когда она повернулась на его оклик…

[1] Дагерротип — ранняя фотография первой половины девятнадцатого века.

[2] Китайская портретная живопись.

[3] Хутуны — старые кварталы, дворы, соединенные между собой.

[4] Чифанька — недорогое кафе, забегаловка (жарг.)

…Я все-таки звоню Чэну — правда, не в тот же вечер, а несколько дней спустя. Но совершенно по иному поводу, чем собиралась…

В выходной отправляюсь навестить матушку — предварительно убедившись, что отец в это время играет в гольф со своими партнерами.

Мама спешит навстречу, взмахивая коротенькими полными ручками.

— Приехала, доченька моя дорогая! Наконец-то! Совсем меня забыла!

Чтобы обнять ее, мягкую и теплую, приходится нагибаться: мы, дети, пошли ростом в отца. Я ощущаю родной запах: рисовая пудра, неизменно сладкий-пресладкий парфюм, вкусные запахи еды; явно с утра надзирала на кухне за поварихой, готовящей мои любимые блюда. Мы идем в утреннюю столовую, пересказывая друг другу новости. Ни брата, ни сестры нет дома. Шона «папа услал в командировку, бедный мальчик, он же там будет плохо питаться!», Роксан с подругами отправилась по бутикам, «ох уж эти девчонки, просто помешаны на моде!» Нисколько не сомневаюсь, что сестрица устремилась в магазины, едва узнав о моем визите: не желает меня видеть. Как же я ее понимаю! Сама себя еле терплю.

Улыбающаяся до ушей тетя Ким уже накрыла на стол. М-м-м, и впрямь все моё любимое, сегодня будет пир горой! Мама щебечет, не умолкая, о событиях в жизни многочисленных родственников и приятельниц, я лишь поддакиваю и помыкиваю, поглощая вкусности, за что заслужила бы от отца обязательный выговор: девица из приличной семьи не может так откровенно жрать, а тем более вести беседу с полным ртом! Но мама наблюдает за мной с умилением: хотя она родилась в богатой семье и никогда не знала голода, все равно уверена, что ребенок должен быть прежде всего сыт, а потом и остальное приложится. В этом она очень схожа с хозяйкой Гу.

В двери столовой заглядывает секретарь Лэй, видит меня и с удивленным лицом отступает. Я призывно машу ему рукой.

— Захария, рада тебя видеть! Присоединяйся!

— Да-да, садись с нами обедать, — торопливо промакивая губы салфеткой, приглашает и мама. Она очень уважает своего секретаря. И побаивается — тот держит ее в строгости.

Парень ломается недолго: должно быть, и завернул-то сюда на вкусные запахи! С оброненным «если я не помешаю, благодарю вас» отодвигает стул и приступает к обеду. Ест он так аккуратно и пристойно, что и мне приходится обуздать свой аппетит. Впрочем, я уже и без того объелась и теперь пью неторопливыми глоточками Лунцзин[1], наблюдая за маминым секретарем. Слегка волнистые темные волосы хорошо уложены, брови под нависающей на лоб прядью словно черной тушью выписаны, густые, опущенные сейчас ресницы, прямой нос, аккуратный четкий рот, высокие скулы. Явный полукровка, как и мы, дети Артура Мейли и Лили Чо, только гены Лэя сложились удачней, он настоящий красавец, а мы просто умеренно симпатичны.