Злодейка в быту (СИ) - Черная Мстислава - Страница 9

Не дожидаясь кормилицы, я толкаю дверцу и мягко спускаюсь на грунтовую дорогу. В спину летит ее изумленно-обеспокоенный вздох, но я не обращаю внимания и устремляюсь к входу. Дощатая калитка закрыта и заперта.

Я стучусь.

— Ваши нежные руки, юная госпожа!

— Да… — И повторяю стук.

Ответа из дома нет.

Ждать? Дочь министра не может ждать крестьянина. Иномирная часть откликается с недовольством — с ее точки зрения, вторгаться в чужой дом недопустимо. А здесь… при значительной разнице в статусах вломиться в передний двор дозволительно.

Я повторяю почти то же, что уже делала, отпирая сундуки: обращаюсь к внутренней силе. У меня ни тени сомнения в успехе, я начинаю чуть больше чувствовать себя Юйлин, чем погибшей иномирянкой, и с помощью ци ощупываю замок. Никакой магии, чистая механика, так что повернуть язычок не составляет труда.

— Юная госпожа? — вот теперь напрягается командир Вей.

— Не беспокойтесь, пожалуйста. Ждите. — И я первой вхожу и оказываюсь в узком прямоугольнике переднего открытого дворика.

Ничего общего с дворами, привычными Юйлин, которая, несмотря на довольно жесткие рамки традиций и правил, не была домоседкой. Она обожала дворцовые банкеты, часто навещала приятельниц из семей высокоранговых чиновников, любила бывать в самых знаменитых магазинах и ресторациях, куда наведывалась под прикрытием непрозрачной вуали.

Разве не считается, что растения у входа привлекают удачу? У старосты между фасадной стеной и стеной переднего павильона бурый песок. Ни кустика, ни травинки.

Если у дяди вход в передние павильоны закрывают тканевые пологи, то у старосты — старая, кое-где распустившаяся циновка. И касаться ее действительно не стоит. Не потому, что я брезгую, а потому, что в глазах окружающих уроню свое достоинство.

Кормилица за спиной тихонько причитает, моя смелость ее пугает чуть ли не до обморока.

Я сдвигаю циновку порывом силы — оказывается, магия такая удобная штука! Как я без нее жила?

М-м-м… Почему я? Юйлин начала учиться чувствовать ци, когда ей исполнилось пять лет. Я ведь и Юйлин тоже.

С расщеплением надо что-то делать, и срочно. Но не сейчас. Я прохожусь взглядом по аскетичной обстановке — боковые лавки без спинок, капелька комфорта есть только для хозяина, обеденный стол заменен письменным, а в остальном пустота, и на стенах ни намека на декор или хотя бы отделку.

Вспомнив визит третьего принца, я повторяю за ним: уверенно занимаю место во главе стола.

Что делать, если ко мне никто не выйдет? Не буду же я изображать статую до ночи?

Я прислушиваюсь к ощущениям. Благодаря ци слушать окружающий мир легко, особенно здесь, где нет помех от чужих вихревых потоков. Дотянуться до павильонов внутреннего двора не составляет труда, и я почти воочию начинаю видеть пожилую женщину. Она, по ощущениям, болеет и давно уже не встает. Мать старосты, наверное? От горечи угасания сводит зубы, и хочется прополоскать рот каким-нибудь освежающим отваром.

Через стенку энергичная женщина. Что она делает, я не улавливаю. В общих чертах — хлопочет по хозяйству. И при ней девушка. Думаю, супруга и дочь старосты?

Кроме них, в доме маленький мальчик и еще женщина в положении…

А где сам староста?

Мужское присутствие я тоже улавливаю. Сосредоточенность на поиске дает неожиданный и весьма приятный эффект. В памяти поднимаются воспоминания о здешних правилах и традициях, и я понимаю, что прошла по грани. Я не просто дочь высокопоставленного чиновника, я заклинательница, и мне позволено то, что недопустимо для обычных женщин. Например, я… вправе жить самостоятельно, хотя подобное и не одобряется. Точнее, у меня странный статус. Я с детства практиковалась, но при этом никогда не представлялась заклинательницей и вела образ жизни юной госпожи из богатого поместья.

Хм, а почему отец отправил меня к дяде? Разве продолжить обучение не было бы лучше? Или отец рассчитывал, что я остановлюсь у дяди ненадолго, а багаж — это лишь страховка на случай, если воплотится худший сценарий?

Рассуждения о вечном прекрасны.

Но делать-то что?

Хм…

Идея, которая приходит мне в голову, с одной стороны, безобидная, с другой, может доставить женщинам семьи несколько неприятных минут… Я решаюсь. И создаю крошечный огонек, больше похожий на блестку.

Легче, чем выписывать иероглиф, и одновременно сложнее. Иероглиф требовалось опустить на замок, а тут…

Блестка улетает к ребенку, и мое сознание словно уходит вместе с ней. Я не вижу в обычном понимании этого слова, но чувство пространства обостряется, и я отличаю деревянные стены от утоптанного земляного пола, застеленного циновками. Нижние начали подгнивать, но никто не удосужился их заменить. Стоит позабытый треснувший кувшин, а чуть дальше неожиданно аккуратно сложены вязанки хвороста, и от кухни тоже веет порядком.

Я же возвращаю внимание на малыша. Сколько ему? Четыре или уже пять? Скука, унылая возня с прутьями. Может, мальчик старше, чем я подумала? Он ведь не играет, он плетет корзину. А еще он толком не присмотрен. Молодая женщина рядом увлечена растиранием сухих трав в порошок.

Заметив блестку, мальчик откладывает работу.

Я немного играю. Огонек то ныряет в корзину, то ускользает из пальцев в самый последний момент. Малыш ловит. Я чувствую, как его охватывают нетерпение и азарт.

Послушная моей воле, блестка ускользает в щель между прикрывающей вход циновкой и полом. Мальчик, забыв обо всем, тишком выбирается во двор и видит мой огонек — я нарочно оставила блестку почти у самого входа, только руки протяни. Почему-то вспоминается ловля бабочек. Ты бежишь со всех ног, а она грациозно порхает, пробует цветы, и, когда тебе кажется, что уже все, вот-вот, бабочка, словно не замечая преследования, проскальзывает между пальцами и перепархивает на соседний куст. Я дразню мальчика и постепенно добиваюсь своего. Он сам не замечает, как оказывается около павильона переднего двора.

У самого входа он мешкает.

Опомнился?

Жаль.

Придется снова пройти по грани приличия.

Павильон, в котором я жду старосту, сквозной — это проход из переднего дворика во внутренний. Это в богатых поместьях павильоны отделены друг от друга садами, а здесь все домики расставлены по периметру квадрата внутреннего двора.

Незримый порыв ци поднимает циновку.

— Ах, вот кто поймал мой огонек! — мягко улыбаюсь я и рассыпаю целое облачко блесток.

На примитивный фокус ребенок смотрит как на чудо.

— Вы фея? — удивляется мальчик. На круглом личике появляется сосредоточенное выражение. Смотрится забавно.

— Разве я похожа на фею, доброе дитя? — Кажется, в сказках феи говорят именно так.

— Да, но фее незачем нас навещать, госпожа фея.

Смешной.

— По правде говоря, я заклинательница. Можешь называть меня юной госпожой Юйлин. А тебя как зовут?

— Бо, юная госпожа Юйлин.

— Какое чудесное имя! Добрый Бо, скажи, с кем я могу решить очень важное дело? Я хочу дать старосте этой деревни серебра. Этот кусочек тебе. — Надеюсь, у ребенка не отберут или хотя бы сделают это не грубо, мало ли, обменяют на сладость.

— Конечно! С дедушкой! Ой…

— Что такое, добрый Бо? Неужели я тебя чем-то расстроила?

Странное ощущение оттого, что я манипулирую ребенком.

— Дедушка запретил его беспокоить.

— Тогда почему бы тебе не пригласить ко мне твою бабушку? — Лучше, чем никого. А до старосты я тоже доберусь.

У меня есть деньги, а у дяди сила и власть, чтобы сделать жизнь старосты невыносимой. А то и вовсе пропадет староста, скажут — волки задрали. Правды никто не узнает. Если же какому-нибудь крестьянину взбредет в голову отправиться в ближайший город с жалобой, то, вероятно, смельчак сгинет по пути.

Но я ведь… тоже смертельно опасна. То, что я не использую силу для угроз, знаю я. Но старосте-то откуда знать?